— Что, и я тоже матом ругалась? — не поверила мне Акулина.

— Еще как! — смеясь, заверил я её. — Было бы у меня побольше времени, я бы эти многоэтажные выражения в тетрадку записал, чтобы не забыть! Это просто вершина матершинного мастерства!

— Ну тебя! — Слегка надула губы Акулина, шуточно стукнув меня кулаком. — Дурак какой-то!

— Всё-всё! Не буду! — Я выставил перед собой руки. — Только не бей! Меня вот что беспокоит, Глафира Митрофановна, — задал я мамаше мучающий меня вопрос, — почему этот колдун напал именно на вас? Ведь, если подумать, ему нужен был только я?

— Похоже, что у него какая-то «вещь», — немного поразмышляв, озвучила мамаша мои догадки, — принадлежащая нам одновременно… Скорее всего, это «рука славы» — ты ведь её где-то обронил при ранении. А немцы нашли. Первый раз вражеский колдун взял именно твой «след». А вот на второй, после учиненной им волшбы, твоих «эманаций» на артефакте не осталось, — рассуждала Глафира Митрофановна словно заправская ведьма, — слишком мимолетным был контакт. — Но имея подобный артефакт, можно попробовать наслать проклятие на его изготовителя, либо на весь его род. Похоже, что немецкий колдун пошел именно этим путем.

Недаром же я сделал ставку на её знания, все-таки она очень плотно работала со своей матерью, и много у неё переняла. Вот бы кому дар по праву должен был достаться, но ей не повезло — задаток перешел к её дочери, которую колдовской промысел тяготил после этого всю жизнь. И от которого она избавилась довольно хитрым способом, полностью изменив свою прошлое и свою судьбу.

— Ну, хорошо, что хоть живы остались, — философски произнесла Глафира Митрофановна. — Не пойму, что за вонь стоит? — Она недовольно принюхалась, а затем открыла нараспашку оставшиеся закрытыми окна. Как будто крыса где-то за печкой издохла?

Действительно, неприятный запах сгоревшего пороха в избе никак не хотел выветриваться, отдавая «кислятиной» и дымом. Да и тонкий, едва ощущаемый на грани восприятия «аромат смерти», не добавлял приятных ощущений.

Действительно, славно крыса за печкой не так давно сдохла и не успела еще сильно завоняться. Очень уж неприятный «след» оставил после себя неожиданный магический удар вражеского колдуна.

Сквозь распахнутые настежь окна в избу ворвался свежий и бодрящий ветер, мгновенно наполнив горницу непередаваемыми ароматами утреннего леса. Буквально через несколько минут он начисто выдул неприятную вонь, ощущаемую всеми, без исключения домочадцами.

— Это злыдень нас всех спас, — открыл я «тайну» Горбатого моим домашним. — Если бы не его помощь, мне бы точно полный трындец наступил — слишком уж силён оказался фашистский упырь!

Я попробовал мысленно призвать своего верного боевого товарища, не побоявшегося рискнуть ради меня своей головой. Но тот почему-то не отзывался. И почувствовать я его никак не мог. Жив ли еще мой одноглазый помощник?

— И чем же таким он тебе помог? — с интересом осведомилась Глафира Митрофановна.

— Всю свою силу мне отдал, — ответил я, продолжая попытки мысленно достучаться до Лихорука. — Себе практически ничего не оставил…

— Это злыдень-то? — Удивленно покачала головой мамаша. — Что-то не верится, чтобы нечисть, созданная лишь для того, чтобы пакостить, да жизненную силу из людей тянуть, добровольно на такую жертву пошла.

— Ну, не совсем добровольно… — скрепя сердце, признал я её правоту. — Мы с ним, как-никак, абсолютной клятвой верности связаны. Если бы меня колдун убил, и ему тут же конец пришёл…

— Погоди-ка, хлопчик, — как-то странно посмотрела на меня мамашка, — а не ты ли его давеча товарищем Горбатым называл?

— Ну, называл, — не понял я «сарказма» Глафиры Митрофановны. — И что?

— Ты сейчас серьёзно? — Мамашка даже глаза выпучила, глядючи на меня, словно на идиота, или на неразумное дитё. — Я так понимаю, что ты раздел веды «Нечисть и нечестивые помощники» даже бегло не просмотрел?

— Ну… я его и не открывал даже… — Признавать горькую правду тяжело, но необходимо. — Времени, как-то, всё время не хватает… — Тупая, конечно, отмзака, но другой не нашлось. — Не особо важным посчитал — я, для начала, те разделы осваивать начал, которые в борьбе против фрицев пригодиться могут…

— Запомни уже, родной, — серьёзно произнесла Глафира Митрофановна, — в промысле ведовском «не особо важных» вещей не бывает! Тебе, конечно, простительно, что без знающего наставника колдовскую науку осваиваешь. И за несколько дней сумел такое учудить, на что у иных ведьм десятилетия уходят. И с меня толку мало…

— Глафира Митрофановна, — мягко прервал я её «причитания», — давайте ближе к делу — проехали уже!

— Ну, проехали, так проехали, — легко согласила подобревшая «тёщенька». — Ты ведь своего злыдня товарищем называл?

— Ну, называл, — скрывать мне было нечего, да и слышали об этом все. — И чего в этом такого?

— Ну, среди нас, простаков, — она ехидно усмехнулась, типа: «еще кто из нас больший простак?», — обычные слова, может, большой силы не имеют. Но в мире магии и колдовства за своим длинным языком нужно следить весьма внимательно… Ведь в этом мире слово не воробей, выско…

— Да рожайте уже, Глафира Митрофановна! — Не дал я «тёщеньке» насладиться собственным «триумфом» и потыкать меня носом в собственную дремучесть: кто это наделал? Кто, я спрашиваю? — Сколько можно вокруг да около ходить?

Вот ей-ей, анекдоты про тёщу не на пустом месте придуманы. Хоть мы с Акулиной и не женаты, а мамашка евойная все чаще и чаще «режим тещи» врубать начинает. Природой это так заложено, что ли? Ладно, это не беда — так, недоразумение. Не о том сейчас речь идёт.

— Ты если бы в веду хоть одним глазком, как у злыдня твово, заглянул, — Глафира вновь не упустила случая меня поддеть, но я-то на провокации не поддаюсь, — то знал бы, что способов общения ведьмака с «нечистыми помощниками», а злыдень для тебя сейчас именно в этом статусе находится, существует, всего-то навсего, два: либо ты хозяин, либо товарищ! Да-да, именно товарищ, так это в веде и поименовано! Ведьмак всегда находится со своим помощником в особых отношениях, практически всегда связанных разными клятвами. Если он хозяин, да еще и на клятве абсолютной верности — все его приказы выполняются беспрекословно… Да что я тебе объясняю? Ты и сам это знаешь.

И тут я словно бы наяву услышал шепелявое злыдневское «х-хос-сяин». И затем припомнил, как искренне обрадовался Лихорук, когда я ему предложил себя товарищем называть.

— А вот если отношения равноправные, — продолжила «добивать» меня «тёщенька», — тогда колдун называет помощника «товарищем» и никакие магические клятвы больше не действуют, если, конечно, сама нечисть пожелает оставить их в неизменности. Но это, вообще, что-то из области фантастики! Абсолютно нереальная ситуация!

А вот «ха»! Даже два раза: «ха-ха»! То, что я полнейший лошара, это я уже понял. Но, если всё сказанное Глафирой Митрофановной правда, выходило, что Лихорук отдал мне практически все свои силы по собственному желанию. Хотя вполне мог этого не делать и с «чистой совестью» разорвать нашу магическую клятву. Ему бы тогда не грозила смерть, если бы вражеский упырь меня уработал.

Но он этого не сделал! Понимаете? Он остался со мной до самого конца! И наша двухсторонняя клятва продолжала действовать до сих пор. Я чувствовал это, как чувствовал и то, что злыдень жив. Вот только что с ним, и где именно он находился сейчас, я определить не мог. На зов он не откликался, но я чувствовал, что ему необходима моя помощь.

В горле неожиданно встал ком, который мне все никак не удавалось сглотнуть, а в глазах предательски защипало. Ведь Горбатый для меня теперь стал настоящим боевым братом, как мои парни из разведгруппы, оставшиеся там, в моём родном времени.

Валяться в кровати в такой момент я больше не мог себе позволить — нужно было срочно попытаться отыскать злыдня. Может быть, любая минута промедления, будет для него равноценна смерти. Я сбросил ноги на пол, и резко поднялся.