— Посмотрим.

Меня наконец оставили одну.

Тетки, которых прислал мой… владелец, постоянно болтали. Они не замолкали ни на секунду, при этом довольно ловко направляя меня.

Ванна, еда, одевание — меня вырядили как куклу! Вымыли и уложили волосы, и попытались обмазать маслами или духами, а может и средством два-в-одном.

Более чем очевидно с какой целью. Я кое-как отбилась.

Но я не хочу быть чьей-то постельной грелкой. Пусть только сунется, мало ему не покажется.

Одна из теток вернулась с кухни, и принесла мне стакан сока. Из каких фруктов он был отжат, я не смогла определить, но он был в меру сладкий и совсем чуть-чуть, буквально едва заметно, горчил.

И только уплывая в сон, я подумала — а не снотворное ли?

Актаур проснулся от резкого толчка. Сел на постели, посмотрел по сторонам.

Глубокая ночь. Справа устроилась Лейли, плосколицая рабыня, слева — Мегриб, чернокожая. Подарки Береса, в доме которого он гостит. Явились, когда Актаур уже заснул, нарушив его запрет. Этих — не хотелось. Хотя наверняка они могут и умеют многое.

Из головы не шла дикарка. Когда еще на закате он заглянул к ней, она мирно спала, пристроив сына на груди. В закатном солнце ее кожа смотрелась тончайшим бледно-розовым фарфором. Он едва не скрипнул зубами — повезло ведь кому-то. Сын, первенец.

Не то, что у него.

У его деда было сто двенадцать сыновей. У отца — только семеро.

У него нет вовсе.

Их род проклят. И только годы поисков дали ему призрачную надежду, что он все-таки сможет обзавестись наследником.

Теперь ему нужно как можно быстрее доставить дикарку к Велимзан, диве-пророчице, и провести ритуал. Эта дикарка идеально совпадает с описанием, данным ему пророчицей — чужая и чуждая, не похожая ни на кого, кроме себя, и при этом уже доказавшая способность принести детей.

Актаур встал с постели, подошел к окну и, раздвинув шторы, посмотрел на полную луну. Интересно, как светится кожа этой женщины при луне?

Женские покои дома Береса, куда поселили дикарку, находились совсем недалеко. В десятке-другом шагов — торопливых, но тихих. Будить дом не хотелось. Дикарку и подавно. Нужно дать ей немного отдохнуть — ведь впереди многодневный переход через пустыню, а этот хрупкий цветок нельзя подвергать опасности.

Дверь открылась от одного мягкого нажатия. Не заперто? Странно.

Луч лунного света падает на постель. Там, где еще на закате лежала эта фарфоровая женщина.

Вот только сейчас на ней — чернеет объемная фигура. Совсем не похожая на хрупкую и тонкую дикарку.

Актаур пересек комнату и сдернул черное покрывало с фигуры.

— Кана! — удивился он.

Одна из двух служанок, посланных им, лежала связанная на постели. Укрытая тем самым шелковым покровом, который он надел на дикарку.

А где она сама? И ребенок? И вторая служанка?

Кана дернулась и открыла глаза. Актаур сдернул с нее веревку.

— Господин! — скатилась служанка с кровати и замерла, стоя на коленях в поклоне перед ним.

— Где дикарка?

— Н-н-не знаю, господин, — заикаясь, ответила служанка. И тут же пожаловалась: — Она ударила меня. А потом я очнулась связанная. И пока господин не снял покров, даже позвать никого не могла, так мне было страшно.

Ногти впились в ладони — так сильно Актаур сжал кулаки. Эта дикарка попросту сбежала! Не пожелав даже выслушать. И ребенка прихватила с собой! Сдерживая клокочущее в горле рычание, он заставил себя думать.

— Кана, кто расчесывал ее? — Актаур отвлек от жалоб служанку.

— Я, господин.

— Расческу сюда.

Служанка метнулась, с совсем не характерной для ее пухлого тела быстротой, и подцепила со столика нужный предмет.

— Вот, господин, — протянула она простую деревянную расческу.

Умная дикарка. Или догадливая. Или служанки расторопные. На расческе ни волоска.

— Волосы ее есть?

— Так это, господин, Ирия все вынесла и сожгла, чтоб не навредил никто…

Актаур в раздражении сжал расческу и повернул. Дерево заскрипело и захрустело, ломаясь.

— Где Ирия?

Кана опять уткнулась носом в пол.

— Не знаю, господин, — прорыдала она. — Я все время здесь была…

— Найди ее, и приведи ко мне, — распорядился Актаур и, бросив обломки расчески, вышел из комнаты.

Никогда еще добыча не сбегала от него, если он притащил ее в свое логово. Никогда ни одна женщина не отказывала ему. А эта дикарка — дважды за день!

— И тихо, Кана. Никого не буди.

Если Берес узнает, что от Аль-Танина сбежала женщина — позору не оберешься. Берес такую информацию точно в себе не удержит.

В своей спальне Актаур раскрыл сундук с одеждой, и принялся торопливо одеваться: черные штаны, черная рубашка, черный платок на голову. Без единой нитки вышивки или украшения. Все неприметное, но все же непростое. Такая же и обувь — мягкая, удобная. На пояс и за спину — ножи. В рукава и на шею — амулеты.

Ночь предстоит долгая, и нужно быть готовым ко всему. Дикарку нужно вернуть до рассвета.

В дверь поскреблись.

— Господин, — услышал он шепот Каны. — Ирия…

Он вышел, притворил дверь, чтобы спящие рабыни не проснулись от голосов.

Кана согнулась в поклоне.

— Ирия мертва, господин…

— Где она?

— У заднего выхода… Где помои сливаем…

Актаур размял пальцы, отчетливо хрустнув.

— Жди здесь. Девок этих, — указал на дверь спальни, — ни в коем случае не выпускай, пока не вернусь. Ври Бересу что хочешь, но никто не должен сюда войти. Поняла?

— Да, господин.

Тело Ирии обнаружилось там, где Кана и сказала. Около выгребной ямы.

Сложив пальцы в заклятии — простой лекарской диагностике, доступной любому магу, — Актаур направил каплю магии в тело Ирии.

Мертва она была уже несколько часов. Убита ножом, и короткий поиск показывает, что нож как раз на дне ямы. Умно. Эта дикарка еще и убийца?

Осмотрев тело еще раз, Актаур заметил, что пальцы служанки сжимают клочок ткани. Осторожно потянув его, он вскоре скупо усмехнулся. Кусок той самой тряпки, в которой был завернут младенец.

Хоть какая-то зацепка.

Спалось плохо.

Я словно вязла в каком-то болоте, которое грозило затянуть, утащить на глубину, откуда не вынырнуть. Но едва я провалилась в самую муть и оказалась под зеленой ряской, как меня перевернуло и вытряхнуло в небо. Я полетела вниз, судорожно пытаясь раскрыть крылья. Или парашют.

А его не было.

— Не паникуй! — услышала я у левого уха голос инструктора. Он крепко держал меня, и фактически он управлял полетом. Моей задачей было освоиться. Мы перестали кувыркаться в воздухе и теперь ровно планировали.

Неожиданно он оттолкнул меня и, вращаясь пропеллером, я полетела одна. А он обернулся огромным драконом, и угрожающе оскалил пасть. Я судорожно взмахнула крыльями — раз, другой. Выровнялась.

— Я могу летать! Я! Могу! Летать!

Эйфория полета охватила меня, чтобы в следующее мгновение смениться болью — обвивший меня синеволосый змей оторвал мне одно крыло, а затем и второе — и я опять падаю.

Резкий удар в солнечное сплетение:

— Шлюха! Порченая дрянь!

Падаю, задевая кроны деревьев, но мягкая подушка листьев предохраняет от переломов. Бреду по лесу — вечность, или две. Огромная кошка, почему-то с зеленой шерстью, нападает на меня — и я кое-как отбиваюсь, получив на память несколько царапин на бедре.

Выхожу на балкон высотного здания — передо мной город, и стоящий на перилах мужчина в белых одеждах.

— Прыгни вниз, — говорю ему я. А огромный тигр за моей спиной счастливо урчит.

И мужчина слушается. Делает шаг назад, в бездну ночного города.

— Нет! — вырывается у меня.

— Что? Не надо было? — уточняет мужчина, поднимаясь из-за перил. Оказывается, он стоит на работающем квадрокоптере — и довольно большом. Плоский верх квадра застелен ковром.