Наши сведения по геологии Африки недостаточно полны, чтобы можно было восстановить сколько-нибудь точно раннюю историю материка. Несомненно, однако, что Мадагаскар некогда соединялся с южной частью этого материка, но что отделение его произошло до нашествия тех крупных зверей, о которых говорено выше, ибо все они отсутствуют на Мадагаскаре, тогда как лемуры, насекомоядные и виверры водятся во множестве и являются именно теми низшими формами, которые некогда были единственными обитателями Африканского материка. В то же время следует отметить, что южная, умеренная по климату Африка еще и по сию пору отличается большим количеством своеобразных млекопитающих, птиц и насекомых, притом первые две группы по большей части весьма примитивной организации. Это обстоятельство в связи с особенно богатой, высокоспециализированной флорой Капской земли указывает на то, что некогда существовала обширная южная суша с умеренным климатом, породившая немало своеобразных типов организмов. Отделялась ли она от экваториальной Африки или образовывала с ней единый большой южный материк, нельзя сказать с достаточной достоверностью.
Если мы теперь обратимся к тропической Азии, то увидим ряд совершенно аналогичных явлений, только в меньшем масштабе и не столь ярко выраженных. Когда южная и центральная Африка совершенно отделялись от большого северного материка, то же самое было с полуостровом Индостаном и Цейлоном, соединение которых с материком произошло, должно быть, еще несколько позже. Древняя фауна этих южноазиатских островов представлена в настоящее время медлительными лори (род лемуров), некоторыми своеобразными крысами (Muridae) и принадлежащим к неполнозубым чешуйчатым ящером (Mains), эндемичным семейством змей Uropeltidae, многими другими характерными родами змей и ящериц и несколькими туземными амфибиями. Но макаков, крупных хищников, оленей, антилоп, свиней и слонов мы должны считать пришельцами с севера, и появление их повлекло за собой вымирание многих низших форм.
В третичные же времена в восточной части Азии совершенно несомненно имел место ряд других замечательных изменений. Животные Зондских островов, Малайского полуострова и Сиама чрезвычайно близки друг к другу, равным образом животные Японии близки к североазиатским, и едва ли можно сомневаться, что все эти острова прежде составляли южное и восточное продолжение материка Азии. Может быть, сюда примыкали даже Филиппины и Целебес, но в таком случае они должны были отделиться значительно раньше, что доказывается бедностью и уклоняющимся характером фауны их млекопитающих. Все же остальные острова, вероятно, вплоть до плиоценового периода оставались соединенными с континентом. Отсюда сходство японской флоры с европейской миоценовой; в то же время на больших Зондских островах наряду с богатой флорой, развившейся под долговременным влиянием равномерно высокой температуры и влажности, мы видим остатки соответствующей фауны, представленной, быть может, малайским тапиром, антропоидными обезьянами, тупайями, шерстокрылами, или летающими маки (Gałeopithecus), и «солнечными» медведями.[193]
Ряд интересных фактов указывает на существование некогда связи между Зондскими островами, с одной стороны, и южной Индией и Цейлоном – с другой. Так, например, здесь встречаются типичные представители малайской фауны – тупайи, некоторые малайские роды кукушек и тимелий, некоторые малайские змеи и амфибии. Сюда присоединяются важный род Hestia среди бабочек и не менее семи родов жуков, безусловно малайского типа,[194] которые встречаются на Цейлоне или в соседних местностях полуострова Индостан, но отсутствуют в остальной Индии. Все эти случаи настолько многочисленны и важны, что вынуждают нас допустить возможность известных географических изменений. Но по прямому направлению между Цейлоном и Малаккой лежат океанские глубины в 15 000 футов; не говоря уже о невероятности столь сильного понижения суши, в пользу которого нет непосредственных доказательств, сухопутное соединение такого рода оставило бы все же гораздо больше следов в фаунах обеих областей. Но если в миоценовое время даже центральная Европа имела субтропический климат, то экваториальный пояс тоже, может быть, простирался на север далее, чем теперь, хотя бы до Бирмы, и если мелкая северная часть Бенгальского залива в конце миоцена и в течение плиоцена временно поднималась над уровнем моря, то отдельные малайские формы отлично могли мигрировать в Индостан и потом удержаться лишь на Цейлоне и в горах Нилгири, где климат сохранил и поныне почти экваториальный характер и борьба за существование несколько более сурова, чем в северной части области, где число разнообразных жизненных форм животных гораздо значительнее.
Есть несколько менее определенные указания на некогда существовавшую связь Индии с Малайей, с одной стороны, и с Мадагаскаром – с другой, но так как сходство замечается в существенных чертах только среди птиц и насекомых, то оно и не указывает непременно на непосредственную сухопутную связь. Если, что весьма вероятно, Лаккадивские и Мальдивские острова являются остатками большого острова или указывают на то, что Индия некогда простиралась далее на запад; если, далее, Сейшельские острова, обширная отмель на юго-востоке и группы островов Чагос представляют собой остатки другого, более обширного пространства суши, расположенного в Индийском океане, – то у нас получается сближение берегов этих стран, совершенно достаточное, чтобы объяснить известный обмен летающими формами, вроде птиц и насекомых, препятствующее, однако, обмену млекопитающими.
Наличие в Индостане отдельных африканских типов (даже видов) тоже, вероятно, надо приписать еще более поздним изменениям. Оно могло быть следствием временного поднятия сравнительно мелкого у берегов дна Красного моря, поднятия, обусловившего сухопутное соединение между северо-восточной Африкой и западной Индией.[195]
Наконец, нам надо проверить предполагаемые доказательства существования якобы в глубокой древности соединения между Африкой, Мадагаскаром, Цейлоном, Малайей и Целебесом, основанные на наличии в этих обширных пределах отдельных форм из групп лемуров. Думали, что столь аномальное распространение можно объяснить лишь существованием некогда древнего Южного материка, названного Лемурией, однако рассмотрение всех относящихся сюда фактов, по-видимому, не подтверждает этого предположения. Если бы такой материк и существовал, то он наверняка должен был исчезнуть еще задолго до миоценового периода, так как в противном случае он оставил бы после себя гораздо более многочисленные и более распространенные следы прежней связи всех этих земель, чем мы сейчас наблюдаем. Но если мы вернемся к эоценовому периоду, то сейчас же нам бросится в глаза интересная находка во Франции животного, несомненно из числа лемуров, вероятно близко родственного формам Северной Африки. Эти указания на глубокую древность и широкое распространение лемуров вполне согласуются с низкой ступенью их развития; однако чрезвычайно изолированное положение и специализованность многих существующих их представителей (великолепным образчиком которого является руконожка, или ай-ай, с Мадагаскара), а также разбросанность их распространения по обширному пространству тропической зоны – все это заставляет принять, что современные формы их являются лишь остатками некогда гораздо более многочисленной и широко распространенной группы животных, которая спаслась в борьбе с более высокоорганизованными формами лишь благодаря скрытному, ночному образу жизни или же благодаря изоляции на древних островах, подобных Мадагаскару, где борьба за существование была менее жестокой. Лемурия может поэтому рассматриваться как одна из тех временных гипотез, которые приносят пользу, обращая наше внимание на известные, необычные факты, но которые в результате более полного знания оказываются излишними.