София смотрела на Санти, спокойным голосом отдававшего приказы Хавьеру. Для него и Пабло, и Хавьер были всего лишь прислугой. Санти был добрым и строгим, как и все остальные члены семьи, а Фернандо любил поворчать, как Мигель, но ни один из них не знал, что Хавьер и есть настоящий Соланас, их плоть и кровь. Она улыбнулась Хавьеру, когда садилась в седло, и он улыбнулся ей в ответ. Но в его улыбке была лишь учтивость. Наверное, он испытывал к ней даже меньшую привязанность, чем к остальным членам семьи, поскольку почти не знал ее. Он не замечал, что его глаза — глаза Софии, что его походка и осанка выдают его поразительное сходство с Санти. Ей так хотелось, чтобы в каком-нибудь чудесном видении он прозрел свое истинное происхождение, но она понимала, что это лишь сентиментальное желание, которому не суждено сбыться. Он вырос и стал похож на Соледад и Антонио. Она подумала о том, каким бы он вырос, если бы его окружала семья Соланас? Этого ей уже не узнать.

— Что ты сегодня делала? — спросила Мария вечером, когда они оказались вдвоем на террасе.

Она выглядела намного лучше, так что даже поужинала с ними на открытом воздухе под россыпью звезд. Влажность была невыносимой, на горизонте собиралась гроза.

— Я посетила могилу дедушки, — ответила София.

Мария улыбалась ей в темноте. София вдруг пожалела, что она напомнила кузине о смерти.

— Как ты себя чувствуешь? — проговорила она, желая сменить тему.

— Намного лучше, и я впервые забыла о болезни. Мне снова хорошо и легко. Может, ваши молитвы были услышаны?

Санти и София рассказали ей о том, как ходили молиться в храм.

— Это было бы чудесно, потому что мы молились от всего сердца, — ответила София.

Они помолчали. София поняла, что все остальные ушли, чтобы дать им возможность поговорить, и была искренне благодарна им.

— София, что ты намерена делать? — осторожно спросила Мария.

— Что ты имеешь в виду? — сделав вид, что не понимает кузину, ответила София вопросом на вопрос.

Но Мария была такой же проницательной, как и Санти.

— Ты знаешь, о чем я говорю. Тебе придется вернуться домой.

София замерла.

— Знаю, но не хочу сейчас думать об этом.

— Но тебе придется. У тебя есть муж и дети. Ты ведь их любишь?

— Я очень их люблю. Но они так далеко.

— У Санти тоже есть жена и дети, которых он тоже любит.

— Но не так, как меня, — уверенно произнесла она.

— Но он не может быть с тобой. Это просто невозможно.

София знала, что Мария права, но не хотела в это верить. Все было так идеально, и они с Санти были так счастливы вместе. Она не могла и помыслить о том, чтобы они снова расстались.

Мария сжала ее руку в своей.

— София, сейчас все кажется тебе таким безоблачным. Но вы живете неосуществленной мечтой. Что будет дальше? Санти уедет в город, ведь у него там работа. Все вернется на круги своя, и тебе придется подумать о встрече с родными в Англии. Чего вы бы хотели? Убежать? Бросить свои семьи?

— Да! Нет! Я не знаю, — растерянно ответила она.

— София, я согласна, что вы подходите друг другу, но уже слишком поздно что-то менять. Я люблю своего брата. Я бы все отдала, ради того чтобы вы были вместе, но для этого вам придется разрушить то, что вы приобрели с таким трудом, — покой, счастье других людей, которые от вас зависят. Неужели можно уважать человека, который бездумно оставит свой дом? А дети! На чужом несчастье своего счастья не построишь!

— Я люблю его, Мария. Мне наплевать на все остальное. Я просыпаюсь, думая о нем, и засыпаю с его именем на устах. Я дышу им, без него мне ничего не мило. Я так страдала, когда потеряла его много лет назад. Я не переживу этого снова.

— Делай, как считаешь нужным, — согласилась Мария. — Но подумай о том, что я сказала.

София обняла свою подругу, такую хрупкую и смелую. Она любила ее, как родную сестру. Когда она ушла, небеса разверзлись и на землю пролились первые капли дождя.

Среда, 12 ноября 1997 года

Гром ревел, как рассерженный лев, меряющий шагами небеса. София хотела помчаться к Санти и спрятаться в его объятиях. Потоки воды хлестали по стеклам окон. Она стояла в темноте, ощущая, что жара все еще не спала. Изредка небо освещалось вспышками серебристой молнии. Она не боялась грозы, а лишь ощущала грусть.

Слова Марии не выходили у Софии из головы. Она просто не могла избавиться от них. Неужели им с Санти не удастся снова быть вместе? Она хотела уснуть, но гром лишил ее покоя. Она ворочалась с боку на бок. Наконец она вышла на дождь, желая, чтобы его теплые струи омыли ее, унеся с собой и волнение, и печаль. Ей было все равно, что она промокла до нитки. Она была даже рада, что ночь выдалась такой влажной. Софии нравилась воцарившаяся тишина. Она слилась с природой, прислушиваясь к малейшему шороху. Она любила Санти, но хватит ли ее любви на то, чтобы отпустить его?

Она взглянула на часы в тот момент, когда их осветило молнией. Три часа ночи. Она поежилась. Внезапно ее охватила паника, и она поняла: минуту назад случилось нечто ужасное.

София бежала к дому Чикиты, не обращая внимания на дождь и ветер. Она не знала, что делать, но чувствовала, что должна быть там. Ее ночная сорочка прилипла к ее телу, как вторая кожа, а вода струилась по лицу. С каждым новым раскатом грома София все убыстряла бег. Добежав, наконец, до дома, она начала колотить в двери. Ей открыл Мигель, и она упала в его объятия.

— Что-то не так! — задыхаясь, еле выговорила она.

Он взглянул на нее, ничего не понимая, но она уже бежала мимо него, к комнате Марии. Откуда-то появился Санти, и уже через мгновение весь дом был на ногах. Когда она зашла в комнату Марии, ее страхи подтвердились. Мария была мертва.

Софию невозможно было утешить. Мигель и Чикита держались друг за друга, как будто от этого зависели их жизни. Панчито и Фернандо сидели в креслах и, закрыв лицо руками, рыдали, а Санти стоял на коленях у кровати Марии. Он держал сестру за руку, и на его лице читалось смирение. Эдуардо смотрел в окно: он оставался с Марией до ее последнего вздоха, и с ее уходом из него словно вытекли все силы. Софии казалось, что она видит кошмарный сон.

Она посмотрела на милое лицо в последний раз. Мария была еще прекраснее, чем при жизни. Лицо ее хранило умиротворенное выражение, а кожа казалась мраморной. Тело Марии уже начинало коченеть, и София вдруг поняла, что это лишь пустая оболочка, от которой освободилась ее душа. Она больше не будет испытывать боли. Она знала, что возвращение на небеса сулило ей радость обретения покоя. Но как же они, те, кого она покинула здесь?

Мигель поцеловал свою дочь в лоб. Все оставили комнату, чтобы Эдуардо побыл наедине с женой. Санти подошел к Софии, и она заметила, что он почернел от горя. Он притянул ее к себе, и они вышли из комнаты вместе. Они рыдали по утраченному, но, в конце концов, Санти посмотрел на нее с нежностью и подушечками больших пальцев смахнул капельки слез с ее лица.

— Что теперь? — прошептала София, когда ей, наконец, удалось справиться со своим голосом.

Он покачал головой и тяжело вздохнул.

— Я не знаю, Софи. Я не знаю.

Но она уже приняла решение. Мария была права.

События сменялись одно за другим, как неясные картинки. На похоронах Санти и София почти не смотрели друг на друга. Клаудия и дети вернулись вместе с Эдуардо и детьми Марии. Дождь закончился, но солнце не принесло ожидаемой радости, ибо все скорбели об утрате.

София сидела в храме на неудобной скамейке и слушала трогательную речь падре Хуана. Снова слезы. Она заметила, что ее родители держались за руки, а однажды даже обменялись нежными взглядами. Они с тяжелым сердцем мирились с тем, что от них ушла молодая женщина, чье сердце было открыто добру. София не могла заставить себя посмотреть на родителей Марии, так как не представляла себе их состояния. Дети Марии даже не успели с ней попрощаться.