— Пако, почему я никогда не могу рассчитывать на твою поддержку? — упрекнула Анна своего мужа. — Почему ты всегда принимаешь ее сторону? Я не могу справиться с этим сама.

— Моя любовь, ты так устала. Отчего бы тебе не отправиться в постель пораньше?

Пако взглянул на ее мрачное лицо. Он искал в ее чертах следы той девушки, на которой женился, и не мог понять, почему Анна боится быть самой собой. Где-то в пути он потерял ее и сомневался в том, что ему когда-нибудь удастся найти ее снова.

Ужин прошел в неловком молчании. Анна хранила обиженное выражение лица. Рафаэль и Августин обсуждали с отцом завтрашний матч так, словно мамы не было за столом. Похоже, все забыли, что отсутствовала София. Пустое место за большим обеденным столом уже становилось привычным делом.

— Роберто и Франциско Побито — наши главные соперники, — сказал Рафаэль с набитым ртом.

Анна хотела сделать ему замечание, но вовремя сдержалась, напомнив себе, что ее сыну уже двадцать три года.

— Они будут сидеть на хвосте у Санти, — подняв взгляд, обронил Пако. — Он лучший игрок в команде. Это означает, парни, что на вас лежит большая ответственность. Вы понимаете, о чем я говорю? Августин, тебе придется постараться. Очень постараться.

— Не беспокойся, папа, — ответил Августин, переводя взгляд маленьких карих глаз с отца на брата и желая продемонстрировать свою искренность. — Я не подведу вас.

— Надеюсь, потому что иначе я выставлю на поле вашу сестру.

Пако наблюдал, как сын недовольно поморщился, трудясь над телячьей отбивной. Анна громко вздохнула и покачала головой, но Пако даже не заметил этого. Поджав губы, она продолжала есть, храня молчание. Анна не без сопротивления приняла тот факт, что ее дочь играет с мальчиками в поло, однако мирилась с ним только до тех пор, пока это оставалось внутрисемейным делом. Про себя Анна решила, что только через ее труп София выйдет на поле, где будет играть семья Побито.

В это время София нежилась в теплой ванне, наполненной искрящейся белой пеной. Она лежала и думала о Санти, понимая, что думать так, как думала она, греховно и неправильно, ведь речь шла о ее кузене. Падре Джулио, наверное, сурово осудил бы ее, если бы знал, какие мысли приходят ей в голову и что все ее тело отзывается на них страстным желанием. А ее мать, наверное, только перекрестилась бы и добавила, что такого рода страсть противоестественна. Для Софии же не существовало желаний более естественных.

Она представляла себе, как они целуются. Ей хотелось красок, эмоций, но фантазия подводила ее. Дело в том, что София никогда ни с кем не целовалась. Ну, только однажды. Она поцеловала Начо Эстраду на игровой площадке, потому что проспорила, но это не засчитывается как настоящий поцелуй. Ведь когда люди любят друг друга, они целуются иначе. Она закрыла глаза и представила себе лицо Санти, его полные губы, тронутые улыбкой, полуоткрытые в ожидании сладкого мига. София вспоминала его зеленые глаза, пристально глядящие на нее. Дальше наступал момент пустоты, поэтому она просто отматывала пленку назад и начинала игру заново, пока вода в ванной не остыла, а подушечки пальцев не сморщились до такой степени, что кожа напоминала старую морщинистую игуану.

София проснулась от дразнящих лучей солнца, пробивающихся сквозь щель в шторах. Девушка лежала и слушала, как пробуждается природа навстречу утру. Пение птиц, перепрыгивающих с ветки на ветку на высоких тополях, создавало особое настроение. Ей не надо было смотреть на часы, чтобы понять, что сейчас только шесть часов. Летом она всегда просыпалась в шесть. Это было ее любимое время — раннее утро, когда вся семья еще спит. София натянула джинсы и футболку, перевязала свои длинные темные волосы красной лентой и скользнула в сандалии.

Во дворе солнце лило свой свет сквозь легкую дымку восхода. София весело побежала в сторону поля для игры в поло. Ее ноги едва касались земли. Жозе уже встал и ждал ее, как всегда одетый в мешковатые штаны гаучо, подпоясанный кожаным ремнем с позвякивающими на нем большими серебряными монетами. Вместе со своим сыном Пабло он разрешит Софии поупражняться в игре с мячом пару часов перед завтраком. София любила тренироваться сидя верхом на пони. Она ощущала себя свободной от обязательств и от семьи, которая была в это время от нее далеко-далеко.

В восемь она передавала кобылку Жозе и направлялась через заросли деревьев к дому. По дороге она неизменно бросала взгляд на дом Санти, наполовину скрытый за развесистым дубом. Роза и Энкарнасион, их горничные, в безупречно белых передниках и бледно-голубых униформах, тихо накрывали стол на террасе, но Санти нигде не было видно. Он любил поспать подольше и часто вставал не раньше одиннадцати. Дом Чикиты очень отличался от дома Анны: черепица на крыше выцвела, а стены выгорели на солнце, став розоватыми. В доме был всего один этаж. София очень любила свой дом, где все сияло чистотой, а на окнах были темно-зеленые ставни, отчего стены казались еще белее. Ей нравилось, что повсюду стояли терракотовые горшки с геранями.

Вернувшись, София застала Анну и Пако сидящими на террасе за кофе. От палящего солнца их укрывал большой белый зонт. Дедушка О'Двайер показывал карточные фокусы тощей собаке, которая ради подачки со стола была готова на все. Пако был в розовой тенниске и в джинсах. Он сидел на стуле, погруженный в чтение газеты; очки у него съехали на самый кончик носа. Когда София появилась у стола, он отложил газету и налил себе еще немного кофе.

— Папа... — начала она.

— Нет.

— Что нет? Я ведь еще ни о чем не попросила, — засмеялась она, наклоняясь, чтобы поцеловать его.

— Я знаю, о чем ты хочешь меня просить, София, и мой ответ: нет.

Она присела и взяла яблоко, но затем заметила, что губы отца дрогнули в хитрой улыбке. Она уставилась на него и улыбнулась в ответ, зная, что никто не сможет устоять перед ее озорной и в то же время такой очаровательной улыбкой.

— Папочка, дорогой, у меня никогда не было шанса сыграть. Это так несправедливо. Папочка, разве не ты научил меня играть?

— София, когда говорят хватит, ты должна подчиниться! Всему есть предел! — вмешалась в разговор мама.

Она не могла понять, как ее муж снова и снова потакает дочери.

— Раз папа сказал нет, значит, тебе надо оставить его в покое. И приступай к своему завтраку, но только ешь, как положено. В конце концов, для чего на столе нож?!

София, крайне раздраженная, набросилась на свое яблоко. Анна решила не обращать на нее внимания и вернулась к журналу, который листала за столом. Она знала, что дочь следит за ней краешком глаза, и придала своему лицу еще большую суровость.

— Почему ты не разрешаешь мне играть в поло, мама? — спросила она ее по-английски.

— Это не подобает леди, София. Ты уже взрослая девушка, а не какой-то там сорванец, — решительно проговорила мама.

— Все из-за того, что ты не любишь лошадей... — вспылила София.

— Это не имеет никакого отношения к нашему разговору.

— Нет, имеет. Ты хочешь, чтобы я была такая, как ты, но я другая. Я такая, как папа. Разве не так, папа?

— О чем вы говорите? — спросил Пако, который не вслушивался в их разговор.

Он умел отключать внимание, когда жена с дочерью переходили на английский. В этот момент на террасу ввалились Рафаэль и Августин — у них был вид вампиров, не выносящих солнечного света. Они провели ночь в городском клубе. Анна отложила журнал и с любовью посмотрела на сыновей.

— По-моему, слишком яркое солнце, — простонал Августин. — У меня голова сейчас расколется.

— В котором же часу вы вернулись? — сочувственно спросила Анна.

— В пять утра, мама. Я мог бы проспать весь день. — Рафаэль подошел к матери и осторожно поцеловал ее. — В чем дело, София?

— Ни в чем, — бросила она, прищурив глаза. — Я иду в бассейн.

Как только она исчезла из виду, Анна взяла в руки журнал и улыбнулась сыновьям.