Если бы София внимательно слушала рассказ Евы, то невольно нахмурилась бы, ибо такое описание ни за что не пришло бы ей в голову, но София отвлеклась, думая о Санти.

— Я просто не могу понять, почему тебе не навестить их, — с жаром вымолвила Ева. — Самое сложное в том, чтобы сказать друг другу «привет» после долгой разлуки, — это решиться на такой шаг. После этого все снова вернется на свои места, и все будут счастливы.

— О, а вот и Роберто! — воскликнула София.

Роберто направлялся к ним: он мало изменился, почти не постарел. Правда, его красивую внешность стал немного портить слишком тяжелый подбородок, который словно «съедал» линию рта, но он все еще был привлекательным.

— Я вижу, что ты уже познакомилась с моей женой, — сказал он, проводя рукой по светлым волосам Евы.

— Мы встречались до этого однажды.

— Я никого не любил так, как люблю свою жену, — четко выговаривая слова, произнес он. — Я чувствую себя на седьмом небе от счастья.

София улыбнулась. Он никогда не был особенно сложным человеком, и его мотивы было легко разгадать. Роберто хотел намекнуть ей на тот давний роман и сказать, что он для него ничего не значит. Напрасно Роберто волновался. Он ничего не значил и для нее. Прошло несколько минут, разговор иссяк сам собой.

Ева и Роберто смотрели вслед удаляющейся в сторону шатра Софии.

— Она по-прежнему очень красива, — проговорила Ева. — Она очень странная, скажу я тебе. Оставить родной дом, оборвать такую крепкую связь. Кто мог бы так поступить?

— Она всегда была упрямой как мул, — пожал плечами Роберто. — София была строптивой и избалованной. Фернандо терпеть не мог ее.

— Но со мной она была весьма мила. Когда я гостила в Санта-Каталине, она очень тепло приняла меня. Я не смогу забыть ее гостеприимства. Я с благодарностью вспоминаю и Софию, и ее семью.

— Ты расскажешь им о том, что встретила ее? — спросил он.

— Конечно, расскажу. Анне точно. Я не хочу ворошить прошлое, похоже, это очень деликатная тема.

Помолчав, она добавила:

— Я могу ошибаться, но мне кажется, что она все еще неравнодушна к Санти. Она расспрашивала меня о нем.

— После стольких лет? Не могу поверить, что такое возможно.

— Вполне. Как ты думаешь, она из-за него отказывается возвращаться домой?

— Нет. Фернандо сказал, что София поссорилась с Анной и Пако потому, что они отправили ее в Женеву. Она собиралась вернуться, но наверняка снова устроила бы родителям несносную жизнь. Поверь, Ева, я знаю Софию. Она только и делает, что затевает скандалы. Каким бы прекрасным ни был ее муж, она осталась такой же, как прежде.

— Роберто, ты относишься к ней предвзято, — покачала головой Ева. — Я собираюсь сказать Анне, что ее дочь хорошо устроена, что она выглядит очень счастливой. Думаю, Заза даст мне ее адрес, и Анна, по крайней мере, сможет написать дочери. Все это притянуто за уши: ссоры, разногласия... — Она вздохнула и добавила, обняв мужа за шею: — Я бы не оставила тебя ни за что на свете.

— Любимая моя, ты не оставила бы меня, потому что я бы тебя ни за что не отпустил, — сказал Роберто и поцеловал ее.

Ева заметила Софию, идущую под руку с мужчиной, очевидно мужем. Они несли в руках тарелки с салатом и курицей. И Ева вдруг подумала о том, как, должно быть, страдает София из-за вынужденной разлуки с домом. Ева намерена была положить конец этой нелепой ситуации.

Решение, которое приняла Ева, было продиктовано исключительно благородными побуждениями, однако она недооценила участников этой драмы. Получив от Евы письмо, в котором она пересказала свой разговор с Софией и высказала суждение о том, как та устроилась в Англии, Анна долго вертела письмо в руках, вглядываясь в адрес в конце письма.

Анна была глубоко оскорблена тем, что дочь отвергла ее. С какой стати она должна выбрасывать белый флаг первой? София не связалась с ними, даже когда разразилась война между Аргентиной и Англией. Она не стала сообщать им о том, что у нее родилась дочь. Она знала все их координаты, но ни разу не позвонила, ни разу не написала. Ни разу. Теперь она ждала, что они протянут ей руку. Нет, жизнь не так легка, как кажется на первый взгляд.

Она думала, что они бессердечные? Она думала, что им на нее плевать? Она всегда была трудной и упрямой. Но в том, что она уехала на край света и ни разу не вспомнила о родном доме, проявилась еще одна ее черта — жестокость. Пако так и не смог пережить этой истории, она его просто подкосила. Он постарел, стал замкнутым и вел себя так, как будто София умерла. Но даже смерть была бы предпочтительнее, менее болезненной, так как она не делала бы ситуацию такой неопределенной. Они бы оплакали ее и смирились с потерей.

Смерть не так страшна, как жестокость. София продемонстрировала им, что ее не волнует судьба семьи. Она нанесла им удар в спину, она пренебрегла всеми устоями. То чувство единства, которым был силен их клан, словно испарилось в воздухе, словно его размело ветром по равнине. Нет, Анна не намерена была первой идти на уступку. София должна была осознать свою вину. Она сложила письмо и положила в шкатулку с теми вещами, дорогими ее сердцу, которые дарил ей Пако. Анна решила, что не станет рассказывать о письме мужу. Он будет пытаться убедить ее пойти на перемирие. Она не хотела, чтобы София снова стала причиной ссоры.

Ноябрь, 1997 год

Как странно, что один человек может любить другого всю жизнь. Какие бы расстояния ни разделяли любящих, сколько бы времени ни прошло, память живет в сердце. Именно так случилось с Софией. Она не забыла ни Санти, ни своего малыша Сантьягито. Она знала, сколь безнадежно все это, знала, что следует закрыть книгу прошлого. Она должна отпустить их. Память о них покоилась в ее сердце, как сундук с сокровищами, брошенный на дно океана. Однако оказалось, что некоторые чувства не подвластны ни времени, ни уговорам разума. Тишина в сердце еще не означает пустоты.

София, пристыженная, обесчещенная, уехала из Аргентины осенью 1974 года. Она и представить себе не могла, что пройдет двадцать четыре года, и она все-таки вернется на родину. Она не думала, что все произойдет именно так. Она не так хотела, не так мечтала вернуться. Но месяцы сменились годами, а года десятилетиями, и однажды произошло событие, которое повернуло время вспять.

«Буэнос-Айрес, 14 октября 1997 года

Дорогая моя София,

Я полагаю, что ты с Марией прекратила общаться много лет назад, именно поэтому я и пишу тебе. Мне трудно даже говорить об этом, но Мария умирает от рака. Я наблюдаю, как она угасает день за днем. Ты не можешь себе представить, как невыносимо видеть любимого человека, которого по крупице отнимает у тебя страшная болезнь, а ты бессилен перед ней. Я ощущаю себя бесполезной.

Я знаю, что ваши жизненные пути разошлись, но знаю и то, как сильно она тебя любит. Твое присутствие здесь было бы для нее если не исцелением, то утешением. Когда ты уехала, в доме поселилась грусть. Никто не ожидал, что ты так решительно откажешься от возвращения. Мне очень жаль, что мы не смогли убедить тебя снова увидеть берег Аргентины. Я не могу найти этому объяснения. Мы обязаны были это сделать... Я виню во всем только себя. Мне известно, что ты тоже страдала в изгнании.

Прошу тебя, милая, дорогая София, приезжай, потому что ты так нужна Марии. Жизнь бесценна. Мария научила меня ценить каждую секунду, дарованную нам, и я сожалею о том, что у меня ушло столько времени, чтобы понять эту простую истину.

С любовью и нежностью,

Чикита».

Письмо Чикиты разбудило давно забытые воспоминания. Образы прошлого представали перед Софией, сначала неясные, а потом все более отчетливые, терзая душу горечью и сожалением. Мария умирала, Мария умирала. Она произносила про себя эти слова, прокручивая их в сознании до тех пор, пока они не превратились в пустой звук, лишенный смысла. Но за ним стояла смерть. Смерть. Дедушка О'Двайер говорил, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить время на сожаление и ненависть. «Что было, то было, и прошлое лучше оставлять в прошлом». София очень скучала по нему, и его совет весьма пригодился бы ей именно сейчас. Но в данный момент она не могла заставить себя отбросить прошлое — оно затмило картину настоящего, притупив все чувства. Она с сожалением думала о том, что не набралась мужества вернуться домой много лет назад. Ева оказалась права — не надо было откладывать на столь долгий срок примирение с прошлым. Ей сейчас сорок один год. Сорок один! Как могло пройти столько лет?! Мария казалась ей тенью из другой жизни.