— И позавчера вечером?

Она пыталась обратить все в шутку, но на самом деле ей хотелось плакать при мысли о том, что она может оказаться беременна. Их роман с Санти длился не более полутора месяцев, и они всегда были очень осторожны. София знала это, потому что научилась с виртуозным мастерством управляться с презервативами. Она решительно отбросила предположение о беременности, убедив себя в том, что драматизирует ситуацию.

— Думаю, это все из-за рисового пудинга Соледад, — бросила она, приходя в себя.

— У вас был рисовый пудинг? — с завистью воскликнула Мария, смазывая жиром форму для торта. — Энкарнасион! — закричала она.

Старая горничная появилась в кухне с корзиной, полной белья.

— Да, сеньорита Мария?

— На сколько минут нам надо поставить тесто?

— Я думала, что сеньорита София уже профессионально печет торты. Выпекать двадцать минут, а потом проколоть тесто, и если оно окажется не готово, то оставить торт еще на десять минут. О нет, Панчито! — воскликнула она, когда мальчик заскочил вслед за ней в кухню. — Возьми меня за руку. Давай посмотрим, есть ли на террасе драконы.

И она вывела его на солнечный свет.

— Драконы? — вопросительно посмотрела на Марию София.

— Ящерицы. Панчито думает, что это драконы.

— Можно сказать и так. Маленькие драконы.

Мария следила за кузиной. Та слизывала сладкое тесто со стенок глубокого блюда. Она заметила, что София словно сияет изнутри. Она подняла волосы наверх и перехватила их резиновой лентой, но несколько прядей выбились и упали, красиво обрамляя ее лицо. Даже в переднике кухарки София выглядела, как сказочная принцесса.

— На что ты смотришь, красавица? — улыбнувшись, вымолвила София.

Мария улыбнулась в ответ.

— Ты счастлива, разве нет?

— Да, я счастлива, потому что готовлю с тобой торт.

— Но с Анной ты тоже стала ладить.

— Она не такая уж плохая, хотя и худая, как щепка.

— София, она прекрасно выглядит.

— Слишком худая, — язвительно ответила София, протягивая Марии блюдо.

— Я бы хотела, чтобы обо мне такое сказали, — пожаловалась Мария, решив вдруг, что не станет слизывать остатки сладкой смеси. София пожала плечами и поставила блюдо в мойку, зная, что Энкарнасион потом все вымоет.

— Мария, ты само совершенство. Тебе не надо быть худой — ты женственная, сияющая здоровьем и у тебя все на месте. Разве ты сама не видишь, что обещаешь быть шикарной дамой?!

Они обе рассмеялись.

— София, не смеши меня.

— Я говорю правду. Я всегда говорю только правду. Ты хороша именно такая, какая есть.

Мария благодарно улыбнулась ей.

— София, ты особый человек в моей жизни, — призналась Мария.

— Ты тоже играешь в моей жизни особую роль, Мария, ведь ты моя лучшая подруга.

Девушки обнялись, растроганные неожиданным проявлением нежности.

— Так что же, будем готовить торт или нет? — освобождаясь от объятий Марии, спросила София.

Она вытащила форму с толстыми стенками и наполнила ее жидким тестом, а потом наклонилась и вдохнула аромат:

— О, пахнет божественно!

— Бог ты мой! Надо поторопиться, иначе торт не будет готов вовремя.

Чикита пригласила всех маленьких друзей Панчито из соседних ферм. Она собиралась устроить ему сюрприз. Послеполуденное солнце окрасило террасу в розовый цвет. Дети бегали вокруг стола, и их испачканные шоколадом лица выглядели уморительно. За детьми пристраивались собаки, которые незаметно ловко подхватывали остатки торта.

Фернандо, Рафаэль, Августин, Себастьян, Анджел и Никито тоже заскочили на минуту, чтобы полакомиться тортом и печеньем, перед тем как отправиться в парк поиграть мячом. Санти задержался немного дольше. Он наблюдал за Софией, которая болтала с матерью и тетушками в тени акаций. Ему нравилось смотреть, как она жестикулирует во время разговора, как одаривает собеседника взглядом из-под густых ресниц цвета шоколада, как будто собирается открыть какую-то шокирующую тайну и поджидает удобного момента. Санти понял, что София заметила, как он наблюдает за ней, потому что уголки ее губ дрогнули в улыбке. Прошло мгновение, и она взглянула на него. Он дважды моргнул, не меняя выражения лица. Она вернула послание и улыбнулась так широко, что ему пришлось просигналить ей взглядом, чтобы она была осторожнее. София не отрывала от него глаз, словно купаясь в лучах любви. Ей было дорого в нем все: его лицо, его губы, его сильные руки. Он отвернулся первым, понимая, что если кто-нибудь заметит их сейчас, то сразу распознает в них любовников. Он надеялся, что и ей достанет благоразумия последовать его примеру. Но когда, не выдержав, он снова взглянул на нее, она все еще смотрела в его сторону с прежней высокомерной улыбкой. Мария была слишком занята, чтобы увидеть, как ее брат и кузина обмениваются нежными взглядами. Она занималась детьми: подавала им сандвичи и конфеты, убирала со стола чашки и пустые упаковки из-под апельсинового сока, отгоняла собак, когда те подбирались слишком близко к еде.

Позже вечером Санти и София сидели на скамейке неподалеку от дома. Было темно, и они позволили себе взяться за руки. Когда он сжимал ее ладонь два раза подряд, то это, как и моргание накануне, означало признание в любви. Она отвечала ему тем же. Они готовы были соревноваться друг с другом даже в этом. Вся семья уже спала, в доме было тихо, в воздухе разливалась долгожданная прохлада. Приближалась осень, и верным ее признаком был свежий ветер, нагонявший меланхолию.

— Я чувствую перемены, — сказала София, прижимаясь к Санти.

— Терпеть не могу, когда кончается лето.

— А мне все равно. Я люблю темные вечера у открытого огня, — призналась она, поежившись.

Он привлек ее к себе и нежно поцеловал в лоб.

— Представь, какие безумства мы совершали бы перед камином и как была бы шокирована мама, если бы узнала, — пробормотал он.

— Вот видишь, зима не такое уж и плохое время.

— С тобой все окрашивается в яркие краски. С тобой, Софи, не страшна никакая зима.

— Я не могу дождаться, когда буду знать, что и зима, и лето — наши. Мне хочется жить и состариться вместе с тобой, — мечтательно проговорила она.

— Мне тоже.

— Даже если я стану такой же невыносимой, как дедушка?

— Ну, тогда... — протянул он, покачав головой.

— У меня ведь ирландские корни.

— Об этом-то я и беспокоюсь.

— Ты любишь меня, потому что я не такая, как все. Ты сам мне говорил!

Она рассмеялась и прильнула к нему. Он поднял ей подбородок и погладил по щеке.

— Разве можно не влюбиться в тебя? — вздохнул он и поцеловал ее.

Она закрыла глаза и отдалась знакомому чувству: у нее кружилась голова, а по всему телу разливалось тепло от его поцелуев.

— Давай отправимся к дереву омбу, — предложила она, и он многозначительно улыбнулся.

— Только подумать, эта девочка была воплощением невинности всего пару месяцев назад, — пошутил он, целуя кончик ее вздернутого носа.

— А ты оказался змеем-искусителем, — лукаво проговорила она.

— Софи, неужели во всем только моя вина?

— Ты ведь мужчина, Санти, поэтому на тебе вся ответственность за совершаемые безумства. Ты должен оберегать мою честь.

— Честь, — усмехнулся он. — Что от нее осталось?

— Поверь мне, тебе еще есть над чем поработать.

— Софи, как я мог быть таким беззаботным? Немедленно отправляемся к дереву омбу, и я избавлю тебя от остатков чести раз и навсегда, — пошутил он, взял ее за руку, и они оба исчезли в темноте.

На следующее утро София проснулась от тех же позывов к рвоте, что и в остальные дни. Быстро побежав в ванную, она склонилась над туалетом и извергла из своего желудка все приготовленное Энкарнасион и съеденное во время ужина накануне. Потом почистила зубы и помчалась в комнату матери.

— Мама, я больна! Меня тошнит! — мелодраматически воскликнула она, падая на большую белую кровать.

Анна потрогала лоб дочери и покачала головой.

— По-моему, у тебя нет температуры, но я все же позвоню доктору Хиггинсу. Наверное, это какая-то инфекция.