Свернувшись калачиком, замираю и терпеливо жду, чтобы они подошли проверить, жива ли я. Когда дуло пистолета показывается над краем стола, я вскакиваю, хватаюсь за ствол и направляю его в сторону окна, как раз в тот момент, когда он начинает стрелять. Основанием ладони ломаю стрелку нос. На секунду он теряет равновесие, я поворачиваю его перед собой, и тело стрелка принимает на себя следующую порцию выстрелов, исходящих от его напарника. Одна из пуль проходит навылет и попадает мне в руку. Твою мать. Просунув пистолет бедолаге под мышку, я нажимаю на курок, сняв второго охранника.

Оттолкнув мертвое тело, я перешагиваю через него и направляюсь к двери. Подняв с пола автомат, я перекидываю ремень через плечо, сбрасываю туфли, оставляю их в номере и бегом мчусь к аварийному выходу. Перепрыгивая через две ступеньки, я несусь по пожарной лестнице на крышу. Распахиваю дверь аварийного выхода, и меня встречает порыв ветра от вращающихся лопастей вертолета: он хлещет в лицо, треплет волосы и практически сбивает с ног. Окруженный четырьмя охранниками, Лэнг всего в нескольких футах от вертолета. Сейчас или никогда.

Я опускаюсь на одно колено, чтобы придать телу больше устойчивости, и вскидываю пистолет. Зажмуриваю один глаз. Смотрю в окошко прицела. Один из охранников постоянно маячит перед Лэнгом, но все же между ними есть небольшой зазор. Если выстрел окажется неудачным, мне придется убить их всех. Это грязно, а я не допускаю грязи в своей работе. Задерживаю дыхание и выжидаю подходящий момент. Телохранитель чуть-чуть смещается, и я жму на курок. Не самый чистый выстрел, но все же я попала в шею, а это смертельно.

Очень быстро вскакиваю на ноги и скрываюсь за дверью, используя второй автомат в качестве засова, чтобы запереть ее. Сбегаю вниз по лестнице, спускаюсь на этаж ниже залитого кровью номера отеля, из которого чуть раньше вышла. Нужно быстрее добраться до запасной лестницы. Женщина в заляпанном кровью платье с автоматом наперевес может стать поводом для объявления тревоги.

Едва я проскальзываю на лестничную площадку в противоположной части здания, мне звонят. Я касаюсь гарнитуры в ухе и рычу: — Сейчас не самое удачное время.

— Я пытаюсь связаться с тобой с прошлой недели. Скажи уже наконец, когда будет подходящее время?

Неро.

— Я была вне зоны доступа.

— Ни хрена подобного.

Что-то подсказывает мне, что он раздражен. Даже, не побоюсь этого слова, злится. Этому еще надо поучиться. Правда. Потому что я не злюсь. Гнев — это бесполезная эмоция, затуманивающая разум.

— Послушай, для этого звонка есть повод? — тяжело дыша, я пробегаю вниз ступеньку за ступенькой.

— Конечно. У меня для тебя есть работа.

— Пусть со мной свяжется Арни.

Он хрюкает от смеха.

— Ох, Уна. Думал, для нас это уже в прошлом.

— Неужели? Для меня — нет, — резко отвечаю я. Дверь на лестницу с грохотом распахивается, звук эхом отражается от бетонных стен пустых лестничных пролетов. — Проклятье!

У меня неплохая фора по времени, но все равно хотелось бы уже свалить отсюда. Кто-то выпускает пару автоматных очередей, и пули рикошетом отскакивают от металлических перил совсем рядом со мной.

— Судя по звукам, ты занята, — я слышу усмешку в его голосе.

— Черта с два! — рычу я. — Пришли мне адрес. Завтра я буду там, — я завершаю звонок и, ускоряя темп, бросаюсь к двери, которая, как я знаю, должна вести на парковку. Пулей промчавшись по пандусу на следующий уровень, я быстро оглядываюсь через плечо в поисках возможных свидетелей. Прыгаю в «Порше», припаркованный под разбитым фонарем, и ударяю рукой по кнопке зажигания. Оживший двигатель урчит, и я вдавливаю в пол педаль газа: мотор рычит, шины визжат, когда я выезжаю из гаража, оставляя за собой дымящийся след на асфальте. Следом на улицу выбегают люди Лэнга, но лишь для того, чтобы увидеть, как я уезжаю.

Игра на грани фола. Слишком рискованно.

Нажав на телефоне кнопку быстрого набора, поправляю гарнитуру и жду ответа.

— Уна, — Олов ответил после первого же гудка.

— Я в двадцати минутах езды. Уходим немедленно. Будь готов, — быстро говорю я по-русски. Он вешает трубку, и я гоню в сторону частного аэродрома на окраине Сингапура.

Открыв пачку сигарет, достаю одну и зажимаю губами. Я сижу за тем же самым столом, за которым сидел мой отец. За тем самым столом, за которым всего две недели назад сидел Лоренцо. Я — капо Нью Йорка. (Прим. Капо — capo — глава самой влиятельной семьи в итальянской мафии)

Хотя … сейчас очень опасное время. Круг моего доверия по-прежнему ограничен — я общаюсь только с тремя парнями, сидящими в данный момент в этой комнате. Джексон судорожно сжимает кулаки и расхаживает перед столом с такой горячностью, словно хочет протереть пол до дыр. Джио стоит у дальней стены с хмурым взглядом и скрещенными на груди руками. Томми сидит в одном из кресел, тупо уставившись в стену напротив: в одной руке — стакан, в другой — сигарета. Рукава его рубашки закатаны, белая ткань и руки до локтя испачканы кровью. Шея покрыта характерными брызгами: такие бывают, когда кому-то перерезают горло. Немногим ранее, сегодня, они с Джексоном должны были присутствовать при заключении сделки, и один из его парней был убит. Все пошло наперекосяк. Хотя этого следовало ожидать. Любой захват власти всегда сталкивается с определенным сопротивлением. Люди думают, что могут менять правила игры, требовать изменения условий, расширения территорий, более выгодных цен. Моя работа — дать им понять, что я — единственный, кто имеет на это право. Власть строится на осознанном страхе. И, если мне придется утопить улицы в их крови, чтобы донести свою точку зрения, я сделаю это.

— Мы должны вернуться и поубивать их, на хер, всех до единого, — резко выдает Джексон, разворачивается и упирается кулаками в стол. Он наклоняется вперед, каждый его мускул напряжен, и я, заглянув в его глаза, вижу, что во взгляде горит жажда мести. Джексон — здоровый широкоплечий бугай, и, когда не в духе, может быть смертельно опасным.

Я откидываюсь на спинку кресла и подношу зажигалку к лицу. Громкий щелчок серебряной Zippo — единственный звук в комнате, не считая прерывистых вздохов. Я делаю глубокую затяжку, заполняя легкие терпким дымом и позволяя ему обжечь меня изнутри, после чего медленно выдыхаю.

— Нет.

— Охереть! — выкрикивает он, отталкиваясь от стола. — Из-за этих гребаных узкоглазых придурков погиб Леви!

Сохраняя невозмутимость, я склоняю голову набок и смотрю на него. Секунду он смотрит мне в глаза, после чего нервно сглатывает. Зажав сигарету между пальцами, я отодвигаю кресло, встаю из-за стола и медленно обхожу его, не сводя с Джексона взгляда. Кажется, что все в комнате, затаив дыхание, слушают звук моих неспешных шагов. При моем приближении Джексон пятится, но я останавливаюсь только тогда, когда оказываюсь с ним нос к носу. Тишина. Момент высшего напряжения, пока мы просто смотрим в глаза друг другу. Он мне как брат. Но брат или нет — это никого не волнует.

— Ты не должен думать, Джексон. У тебя нет права голоса, — негромко рычу я.

Желваки на его скулах напрягаются, и этого оказывается достаточно, чтобы вывести меня из себя. Вскинув руку, я хватаю его за горло и сжимаю с такой силой, что он может задохнуться.

— Ты — чертов солдат! — кричу я ему в лицо, и он заметно вздрагивает. — Пошел вон! — я разжимаю пальцы и отталкиваю его. Он направляется прямиком к двери. Но останавливается, услышав позади меня щелчок снимаемого с предохранителя пистолета. Его рука тут же тянется к кобуре.

Джио отходит от стены, дуло его автомата направлено на стеклянные французские двери, ведущие на балкон. Я поворачиваюсь и, прищурив глаза, вглядываюсь в темноту по ту сторону стекла. И тут же замечаю пригнувшийся темный силуэт. Ручка двери опускается вниз, и стройная фигурка непринужденно, словно к себе домой, входит в комнату. Черный капюшон, надетый на голову, скрывает глаза, но эти красные губы я узнаю где угодно.