Этот голос и раньше звучал так раздражающе?

Я сгребаю в горсть ее волосы и тяну назад, запрокидывая голову, а свободной рукой сжимаю подбородок.

— Ты делаешь мне больно, — она ахает, и на лице читается испуг. Уна на ее месте испепеляла бы меня взглядом, провоцировала и — черт возьми! — сто процентов ударила бы. А на это приторно-соблазнительное дерьмо у меня даже не встает. Фыркнув, я отпихиваю ее от себя. Она опускается передо мной на колени.

— Убирайся!

В глазах Оливии блестят не пролитые слезы.

— Но…

У меня звонит телефон, и я вижу на экране имя Джио.

— Проваливай, — повторяю я Оливии и отвечаю на звонок. Вскочив на ноги, она выбегает из комнаты. Мне насрать.

— Да? — говорю я в трубку.

— У нас охуенно большая проблема.

Я встречаюсь с Джио в порту и, стоя на причале, наблюдаю за скоплением полицейских у двенадцатой пристани. Солнце клонится к закату, и они готовятся подключить прожекторы. В центре внимания огромный грузовой контейнер. Конечно, они могут искать что угодно, но я не верю в совпадения. Судя по их приготовлениям, ночка намечается длинная, а у меня на этом корабле кокаина на двести штук. Его обнаружат — это всего лишь вопрос времени. А это уже весомый удар по моему карману: раз кокаин не попадет на улицы, значит, у меня не будет выручки, с которой я плачу долю картелю. И я желаю знать, кто, мать его, меня сдал!

— Позвони Томми. Скажи ему, чтобы переговорил со своим человеком в полицейском участке, — рычу я. — Мне нужно знать, кто их навел!

Немедленно взявшись за телефон, Джио отходит в сторону. Тем временем я звоню Джексону, потому что почти уверен, что знаю, кто это.

— Босс …

— У меня есть для тебя работа.

Я поднимаюсь в лифте к своей квартире. Дергая головой из стороны в сторону до хруста шейных позвонков, я нетерпеливо наблюдаю за цифрами на табло. Едва двери открываются, я тут же вижу Джорджа, сидящего на пороге спортзала. Открыв дверь, я слышу, как Томми кричит от боли, а Уна смеется. Она лежит на полу, а он наваливается на нее сверху, опираясь руками по бокам от ее изящного тела. Он обнажен по пояс, а на ней спортивные брюки и короткий топ, оставляющий живот открытым. Это могло бы выглядеть интимно, если бы Уна не обвивала ногами шею Томми, пытаясь его задушить. Хотя он не выглядит недовольным, полностью зарывшись лицом в ее промежность.

— Сдавайся! — выкрикивает она.

Его лицо покраснело — он в любой момент может отключиться.

— Ох, Томми, — Уна улыбается и свободной рукой взъерошивает его волосы, когда он теряет сознание. Весь день я пытался до него дозвониться, а он не отвечал. И вот теперь я нахожу его здесь, на Уне. Она откидывается на пол, ее грудь вздымается, а между бедер лежит безвольное тело Томми. Бикфордов шнур внутри меня уже подожжен, а при виде того, как ее бедра обвиваются вокруг тела Томми, и того, а его обнаженная кожа прижимается к ней … что-то неистовое и стремительное проносится по моим венам. Меня охватывает неконтролируемая ярость. Я готов пристрелить ублюдка.

— Я думал, тебе не нравятся прикосновения? — даже мне самому слышны нотки обвинения в голосе. Но мне похер.

Уна мгновенно открывает глаза и приподнимает голову.

— А мне и не нравятся, — отвечает она, тяжело дыша.

Шагнув вперед, я пинком откатываю в сторону бессознательное тело Томми. Уна все еще лежит на полу, а я стою прямо над ней, впиваясь взглядом в ее обнаженный живот и вздымающуюся грудь, обтянутую коротким топом. У меня сжимаются и разжимаются кулаки от желания то ли трахнуть ее, то ли избить, а лучше и то, и другое одновременно.

— Что-то не похоже, — рычу я. Уна смотрит на меня, сжав губы в тонкую линию.

Томми стонет и, схватившись за шею, медленно садится.

— Мать твою, Уна, это больно.

Она одним прыжком вскакивает на ноги и, пожав плечами, с совершенно искренней улыбкой подмигивает ему. И это мне тоже не нравится.

Я хватаю Томми за загривок и рывком поднимаю на ноги, чтобы взглянуть ему в лицо.

— Какого хрена, Томми?! Где ты пропадал весь день?!

Его глаза широко раскрываются, лицо бледнеет.

— Я … я был здесь, босс.

— Твою мать! Я звонил тебе раз десять, — оттолкнув Томми от себя, я бью его кулаком в лицо. Мне хочется крушить все на своем пути, потому что я растерян. Кто-то обставил меня. А я ненавижу проигрывать. — Звони копам. Я хочу знать, кто, мать твою, сообщил им о моем грузе!

Томми быстро кивает. Это единственная гребаная работа, которую я могу доверить только ему — договориться с копами и выяснить, что им известно. Черт возьми, да пусть хоть в лучшие друзья к ним записывается, мне плевать — лишь бы получить нужную мне информацию тогда, когда она мне кровь из носа нужна.

— А теперь вали на хер! — рявкаю я.

Нетвердой походкой он направляется к двери, потирая шею.

— И, Томми …

Он поворачивается.

— Не прикасайся к ней больше, — я указываю на Уну, и он, кивнув, опускает глаза в пол.

— Какого хрена? — спрашивает меня Уна, гневно сверкая взглядом. Я не отвечаю, и она, закатив глаза, выходит из зала. Глубоко вздохнув, я расправляю плечи и следую за ней. Прямо за дверью стоит Томми, натягивая на себя футболку. Уна демонстративно проходит мимо, в сторону комнат.

— Прошу прощения, босс. Я не отдавал себе отчета … — он замолкает. — Я имею в виду, это не … Я просто позволил ей надрать мне задницу, вот и все.

— Хватит болтать. Займись тем, за что я тебе плачу.

Он кивает, нажимает кнопку лифта, входит в кабину и, не поднимая глаз, ждет, пока закроются двери.

Я стягиваю спортивные штаны и раздраженно швыряю их в угол. Когда, черт возьми, мы вступили на территорию, где есть место ревности? Что это за средневековье? А Томми? Не показалось ли мне? Вот дерьмо.

Я захожу в ванную и включаю душ. Вцепившись в край раковины, я склоняюсь над ней, пытаясь успокоить бьющееся в неровном ритме сердце, и жду, пока вода не становится огненно-горячей. Подняв глаза, я замечаю темную фигуру, отражающуюся в запотевшем зеркале. Оборачиваюсь и вижу Неро. Он стоит, прислонившись к дверному косяку: на его лице хмурое выражение, руки скрещены на груди.

— Убирайся, — резко бросаю я.

Не обращая внимания на мои слова, он входит в ванную и, приблизившись вплотную, прижимается ко мне всем телом, подталкивая спиной к раковине.

— Нет.

Неро возвышается надо мной. Его широкие плечи — это все, что я могу видеть. Мягкая ткань его футболки касается моего голого живота, его пальцы обхватывают мой подбородок, вынуждая запрокинуть голову и встретиться с ним лицом к лицу. В бушующем взгляде его темных глаз скрыта угроза. От его тела волнами исходит напряжение, и сердце в моей груди начинает биться словно у испуганного кролика. Неро сегодня слишком мрачен, и это, честно говоря, пугает меня.

— Твою мать, не смей больше позволять Томми прикасаться к себе! — рычит он, и я ощущаю в груди вибрацию от его грохочущего голоса.

Я толкаю его, но он даже не шелохнется.

— Серьезно? Ревность? Ты хотя бы отдаешь себе отчет, что она совершенно беспочвенна?

Он ничего не говорит в ответ, и я качаю головой.

— Да пошел ты, Неро.

Он приподнимает бровь.

— С удовольствием, но только вместе с тобой, Morte.

— Я не вместе с тобой, — усмехаюсь я.

Он смеется.

— Ты так думаешь? Какая жалость.

Его рука оставляет мое лицо и сжимается вокруг моей шеи, после чего его губы накрывают мой рот. Я цепляюсь ногтями в его шею и пытаюсь ударить коленом между ног, но безрезультатно. Низкий смех вибрирует возле моих губ, после чего зубы Неро сжимаются на моей нижней губе, требуя открыть доступ для его языка. Сжав мои волосы в районе затылка, он тянет их назад, вынуждая меня запрокинуть голову. Мои губы размыкаются, и его язык устремляется в атаку. И это не поцелуй. Это заявление своих прав. Не знаю, как ему это удается: сначала я хочу, чтобы он трахнул меня, а со следующим вдохом уже готова перерезать ему глотку. Он словно окутывает меня туманом, и теперь все, что я в состоянии понимать, осязать, обонять, — это он. Неро подобен яду, вызывающему привыкание.