— Разве не я должен сказать тебе это?

Усмехнувшись, она перебрасывает волосы через плечо:

— Я — Поцелуй смерти.

Шагнув вперед, я обхватываю здоровой рукой затылок Уны и притягиваю ее к себе — между нашими лицами меньше дюйма.

— Нет, Morte, ты — моя, — я наклоняюсь, провожу губами по ее щеке, шепчу ей в ухо: — Помни об этом, — и, оставив легкий укус на челюсти, отпускаю ее и отступаю назад. Наши глаза встречаются, и слова, которые ни один из нас не готов произнести вслух, повисают между нами, делая воздух густым от напряжения.

В итоге я разрываю наш зрительный контакт, разворачиваюсь и иду в ванную. Закрыв изнутри дверь, я прислоняюсь к ней спиной и жду, когда Уна уйдет. В ту секунду, когда слышу, как закрывается дверь моей спальни, я хватаю первое, что попадает под руку — флакон жидкого мыла — и запускаю в зеркало. Стекло разбивается и разлетается тысячей осколков, словно бросая в меня мое же собственное разбитое отражение. Боль пронзает плечо, и я стискиваю зубы. Уна сожгла меня изнутри — в прямом и переносном смысле. Я чертовски ее хочу.

Она вернется, но несколько дней — это слишком долго. У нее есть цель, а мне прекрасно известно, каким способом Уна подбирается к своим клиентам. Я представляю, как она целует другого мужчину, позволяет ему прикасаться к себе, ждет, когда он уткнется лицом в основание ее шеи и потеряет бдительность настолько, чтобы получить нож в спину. Я так ясно себе все представляю … и это сводит меня с ума. Уна, мать ее, моя, и ей не убежать от этого.

Уна отсутствует всего шесть часов, и сколько бы я ни старался заняться делом, пытаясь заставить себя не думать о ней, все безрезультатно. Чем больше представляю себе ее работу, тем больше теряю самообладание. Я знаю, что когда она соблазняет клиентов, это не всерьез. Но они-то этого не знают и считают, что имеют на нее право. И пусть потом она убивает их — это их проблемы. Мне от этого легче не становится.

Из этих мыслей меня вырывает телефонный звонок. На экране высвечивается латиноамериканский номер. Я отвечаю:

— Да.

— Неро, у меня есть информация, которая может быть тебе интересна.

Рафаэль. Он говорит с небольшим акцентом, из-за чего создается впечатление, что он с особой тщательностью подбирает слова.

— И во что обойдется мне эта информация?

Он смеется.

— Считай это дружеским одолжением.

Мы явно с ним не друзья.

— Я слышал, ты знаком с любимицей русского психа.

Я стискиваю зубы.

— При чем здесь она?

Он делает паузу и глубоко вздыхает.

— Ходят слухи, что она настоящая красотка, прямо как ее сестра. Ей будет стыдно, если ее сестрица отдаст концы.

Откуда, черт возьми, он знает, что Анна — сестра Уны? Этого никто не знает, кроме меня, Уны и самой Анны. Хотя … Анна ведь у него. Кто знает, какую информацию этот ублюдок мог попытаться вытянуть из нее.

Я ничего не говорю, потому что в данной ситуации слова опасны.

Он снова усмехается.

— Пять миллионов долларов — большие деньги.

— Пять миллионов долларов за что? — резко спрашиваю я.

— За ее прелестную головку, естественно. Я слышал, Лос Сетас отправили за ней своего лучшего киллера. Он сейчас в Майами. Интересно, так ли хорош Ангел Смерти, как говорят?

— У твоего дружеского одолжения есть цена? — спрашиваю я.

— Просто помни о нем, — отвечает он.

Другими словами, он может припомнить мне это в любой момент.

— Тик-так, Неро. Беги, капо, беги, капо, беги, капо, — напевает он в трубку и завершает звонок.

Глава 27

Уна

Обычно мне нравилось в Майами, но, кажется, я подхватила какую-то заразу, а тут еще жара и влажность, которые тоже не способствуют избавлению от тошноты, не покидавшей меня с момента вчерашнего ухода от Неро. Я останавливаюсь на тихой с виду улице, укрытой тенью от пальм, и выхожу из машины.

Апартаменты Элейн Мэттьюс находятся в небольшом здании рядом с Южным пляжем. Так сразу и не найдешь: несколько железных лестниц и дорожка вдоль всего первого этажа. Стучу в дверь и жду. С той стороны доносится шарканье шагов. Она открывает дверь: спортивный костюм, собранные в небрежный пучок волосы и нахмуренные брови.

— Да?

Наверное, я могла бы придумать тысячу причин для того, чтобы она пригласила меня войти, но голова у меня пульсирует от боли, так что не до тонкостей. Поэтому я просто толкаю ее в плечо, впихивая обратно в квартиру.

— Привет! — захлопнув за собой дверь, я втыкаю иглу маленького шприца ей в шею и надавливаю на поршень. Она тянется рукой к месту укола, но глаза ее начинают закрываться. Смесь кетамина и рогипнола действует быстро и вырубит ее минимум часов на восемь. А когда она проснется, то ничего не вспомнит. Одним слагаемым в нашем примере меньше.

Одергивая подол короткого платья, я выхожу на Оушен-драйв, направляясь от своего автомобиля к отелю «Бикон». Улица переполнена — такое ощущение, что ты оказался в центре карнавала. Повсюду народ: уличные артисты, девушки в бикини, дефилирующие взад-вперед и держащие в руках рекламные плакаты различных баров. Тротуары заставлены столами и стульями уличных кафе. Люди сидят, попивая коктейли: их стаканы, должно быть, размером с мою голову, а содержимое дымится и пузырится, словно колдовское зелье. По самой Оушен-драйв снуют автомобили: хромированные Кадиллаки и спорт-кары с рычащими турбированными движками и грохочущим из колонок хип-хопом. Общая атмосфера уличной вечеринки, так что в своем развратном платье я нисколько не кажусь здесь неуместной.

Толпы людей и громкая музыка, звучащая из каждого бара, — от всего этого я ощущаю сенсорную перегрузку. Повинуясь своей привычке, я прислушиваюсь и внимательно изучаю окружающее пространство на предмет возможных угроз и, готова поклясться, что чувствую на себе чей-то взгляд, но не могу … не могу сосредоточиться из-за всего этого шума. Оглядываюсь через плечо, пытаясь обнаружить слежку. Толпа настолько плотная, что я не смогла бы быть уверенной, даже если нападавший стоял бы прямо за моей спиной.

Ускоряю шаг и, наконец-то, добираюсь до отеля — здания в стиле арт-деко, стоящее этаким бельмом посреди скопления клубов и ресторанов. Честно говоря, будь я торговцем оружием в розыске, точно выбрала бы это место. Если потребуется сбежать, то за считаные секунды можно затеряться в постоянно прибывающей толпе или незаметно проскользнуть в любой из десятков баров, попадающих в поле зрения. Умно. Но я не из ФБР и нахожусь здесь не для того, чтобы надеть на него наручники. Он не станет убивать меня.

Войдя внутрь, я вдыхаю прохладный кондиционированный воздух. Музыка с улицы по-прежнему слышна, но теперь это просто приглушенный гул. Цокая каблуками по выложенному плиткой полу, я изучаю взглядом изогнутую смотровую галерею на втором этаже. Справа от меня бар, и я сразу же замечаю Диего. Фотография, присланная Сашей, была нечеткой, сделанной с камеры наблюдения, но этого было достаточно. Подойдя к нему, я сажусь на барный стул рядом и, даже не взглянув на него, заказываю водку. Бармен отходит, чтобы выполнить мой заказ, и я поворачиваюсь лицом к Диего.

У него типичный для Майами прикид: льняные брюки и белая рубашка, три верхние пуговицы на которой расстегнуты. В вороте рубашки видны черные волосы на груди и массивная золотая цепь на шее. Голова почти полностью обрита. Полагаю, он обычный парень.

— Джулиан?

Он переводит взгляд на меня. В одной руке у него стакан, в другой — сигарета. Вдохнув идущий от нее дым, я сразу вспоминаю Неро и его запах: сигаретный дым, смешанный с дорогим одеколоном.

Диего улыбается и делает затяжку. В его руках сигарета — это просто атрибут вредной привычки (чем она, собственно, и является), в то время как у Неро обычный процесс курения выглядит настоящим искусством.

— Ты кто? — спрашивает он. Его акцент — это странная смесь американского, кубинского и испанского.