Мне нравится ходить по лезвию ножа: трахаться с ним, зная, что, как только все закончится, мы запросто можем убить друг друга. Возможно, я ошибаюсь, но мы нуждаемся друг в друге, хотим друг друга, в то же время прекрасно понимая, что это последнее, к чему должен стремиться каждый из нас. Возможно, мы друг для друга как раз то, что нам нужно. Хотя … если я верю в это, значит, я действительно безнадежно испорчена.

Я обнимаю Неро и вижу в нем свое порочное отражение. Повернув голову, я смотрю на него. Его грудь мощно вздымается и опускается, кожа блестит от пота. Кровь не перестает сочиться сквозь повязку на его плече.

— У тебя кровотечение, — шепчу я, слегка касаясь пальцами липкого, влажного бинта. Пальцы Неро обхватывают мое запястье — после такой хватки запросто останутся синяки.

— Все в порядке. Скоро придет врач.

Покачав головой, я сажусь и осторожно сдвигаю повязку: из аккуратного пулевого отверстия безостановочно вытекает кровь. Обычно это не проблема, но с того момента, как я выстрелила в него, прошел час, плюс сердечный ритм сейчас ускорен.

— Сейчас вернусь, — говорю я, встаю с кровати и достаю из шкафа его очередную футболку. Потом спускаюсь вниз, открываю кофр с винтовкой и достаю из пластиковой ячейки один патрон. Зайдя в кухню, беру оставленный здесь шомпол и возвращаюсь в спальню. Неро неподвижно лежит с закрытыми глазами, а на простыне под ним расплывается кровавое пятно. — Мне нужно, чтобы ты сел. Это будет больно.

Неро открывает глаза и с кряхтением садится.

— Больнее, чем когда в тебя стреляют?

— Гораздо больнее.

Неро смотрит на меня, и я пожимаю плечами.

— Ты хочешь истечь кровью?

Он прикрывает глаза и не открывает их бесконечно долгую секунду.

Зажав зубами патрон, я снимаю с гильзы свинцовую оболочку. Ранение сквозное, поэтому единственный быстрый способ остановить кровь … ну, это неприятно, но того стоит. Я снимаю повязку с плеча Неро и прижимаю патрон торцом к пулевому отверстию. Бросив быстрый взгляд на его лицо, я делаю глубокий вдох и проталкиваю патрон в рану. Вытаращив глаза, Неро рычит и скрежещет зубами: — Какого хрена ты творишь?

— Не будь ребенком, — я вдавливаю шомпол в открытый край гильзы и нажимаю, проталкивая ее через сквозную рану. Неро рычит, и я почти уверена, что он убьет меня, не дав закончить. Гильза выскакивает из плеча, и кровотечение усиливается. Неро покачивается, его дыхание становится быстрым и поверхностным. Кровь струей стекает по его торсу, потом вниз, по мускулистому животу, и впитывается в ткань трусов. Подняв с пола пиджак Неро, я достаю из кармана зажигалку и откидываю крышку. Наморщив лоб, он смотрит на меня из полуопущенных век.

— Зачем тебе зажигалка? — от боли и большой кровопотери его язык слегка заплетается.

— Прости меня.

Со мной проделывали подобную манипуляцию, и это была самая ужасная боль из всех, что я когда-либо испытывала. И уж если я это говорю, значит, так и есть.

Я подношу пламя ближе к краю раны. Маленькая искра — и Неро ревет, как раненый зверь. Каждая мышца его тела сокращается, вены на висках бешено пульсируют, и он практически без сознания мешком валится на подушки. Грудь его быстро поднимается и опускается.

Если протолкнуть открытую гильзу через сквозную рану, порох останется внутри. Загораясь, он мгновенно прижигает поврежденные ткани, уничтожая любую инфекцию и останавливая кровотечение. Рана заживает намного быстрее, но боль сильнее, чем в момент ранения.

Приподняв его ноги, я сдвигаю их, удобнее устраивая Неро на кровати. Взяв маленький шприц с морфином, приготовленный заранее вместе с набором для наложения швов, я делаю ему укол в вену. Через несколько секунд его глаза закрываются, и он отключается. Мне удается наложить повязку на входное и выходное отверстие раны. Посидев в нерешительности на краю кровати, я все же убеждаю себя, что должна спать с ним, чтобы контролировать его состояние. Поэтому ложусь рядом и постепенно засыпаю под звуки его ровного, ритмичного дыхания.

Мне снова, как и много раз до этого, снится все тот же сон. Ко мне подходит Николай и вкладывает пистолет в мою дрожащую руку. Напряжение сковывает грудь, чувства вины и сожаления засасывают меня в свой черный омут. Я смотрю на противоположную стену, к которой прикован Алекс. Только на этот раз там не Алекс.

На меня смотрит Неро. На его лице ни единой ссадины, на обнаженном мускулистом торсе нет крови, которой обычно в изобилии в этом кошмаре.

Николай убирает прядь волос с моего лица.

— Стань той, кем должна была стать, голубка, — подушечка его большого пальца скользит по моему подбородку. Я закрываю глаза, и слеза скатывается по моей щеке. — Всади пулю в голову: либо ему, либо себе, — скрипит зубами Николай, почти касаясь губами моего лица.

Я открываю глаза и вместо того, чтобы увидеть Алекса, умоляющего меня выстрелить в него, вижу Неро, и он приказывает мне сделать это. Легкая улыбка появляется на его губах, и моя рука непроизвольно двигается, поднимая пистолет, словно я всего лишь веревочная марионетка. От паники к горлу подкатывает ком, и я, задыхаясь, отчаянно пытаюсь опустить пистолет.

Я смотрю на Неро, и слезы текут по моему лицу, когда понимаю, что должно произойти. Он смотрит на меня с дерзкой улыбкой.

— Делай свое грязное дело, Morte.

Мой палец давит на курок, звук выстрела эхом разносится по комнате, тело Неро, прикованное за руки, обвисает.

— Неро! — кричу я и падаю на колени.

Я просыпаюсь от того, что не могу дышать. Глаза затуманены от слез. Тело дрожит. Я пытаюсь сделать вдох. Рядом слышится болезненное кряхтение Неро, затем его рука опускается на мое лицо, но он снова падает на подушки и шипит сквозь стиснутые зубы. Я сердито смахиваю предательские слезы и выскальзываю из кровати. В голове, не переставая, звучит голос Николая: «Ты — оружие, а оружие не плачет».

— Куда ты пошла, Morte? — каждое слово произносится с усилием, и я знаю, насколько ему больно.

— Скоро вернусь, — пользуясь случаем, я иду на кухню, чтобы прихватить оттуда аптечку. В ней есть разные обезболивающие и еще пара ампул морфина. Взяв шприц и иглу, я возвращаюсь в комнату. Обрывки сна крутятся в голове, как сцены из фильма ужасов. Но потряс меня не сам сон, а то, как сильно я переживала, убив Неро. Я не помню, чтобы меня охватывало такое чувство потери даже тогда, когда убила Алекса. Я любила его, но всегда знала, что это плохо закончится. Мы росли в аду, и он никогда не стал бы настолько сильным, чтобы перенести все уготованные на нашу долю зверства. Он был слишком добрым, слишком слабым. Он слишком сильно любил и слишком многим жертвовал. Неро же, напротив, всегда видится мне несокрушимым, несгибаемым, как утес, противостоящий урагану. Неро — это не Алекс. Неро — нечто большее. Неужели я не понимаю, что представляю для него такую же опасность, как и он для меня? Сон был слишком близок к правде и казался очень реальным.

Вернувшись в спальню, я сажусь на край кровати и включаю ночник. Неро стонет и, щурясь от света, поворачивает лицо ко мне. Вид у него бледный — от привычной золотистой смуглости не осталось и следа. Он смотрит на меня, и я, опустив взгляд на зажатую в руке ампулу, начинаю сосредоточенно вскрывать упаковку шприца.

Он обхватывает мой подбородок своими сильными пальцами и заставляет взглянуть на него.

— Не прячься от меня, Morte.

— Я и не прячусь.

Его глаза слегка щурятся, а уголки губ приподнимаются в некоем подобии улыбки. Неро убирает руку от моего подбородка и проводит большим пальцем у меня под глазом.

— Ты чертовски красива, когда плачешь, — мрачно говорит он.

Я зажмуриваюсь, а его большой палец, скользнув по щеке, мягко обводит контур моих губ.

— Расскажи мне о своем сне. Ты выкрикивала мое имя. Я причинил тебе боль?

Открыв глаза, я сосредотачиваюсь на его губах, потому что не хочу смотреть ему в глаза.