Точно такую же клятву дала себе и Ирма, подставляя тело его медленным ласкам и обжигающим поцелуям.

— Мне придется уехать, — сообщил Генри матери. Объяснить ей что-либо он и не подумал. Не скажешь же, в самом деле, что на данный момент у него просто нет другого выхода. Он и вовсе предпочел бы промолчать, но, к несчастью, от Пенелопы Уитфилд-Симмонс кое-что зависело.

— Я буду отсутствовать, вероятно, несколько дней, — добавил он самым безразличным тоном. — Кроме того, мне понадобится довольно большая сумма денег.

Пенелопа Уитфилд-Симмонс слегка приподняла выщипанные в ниточку брови.

— Буквально на прошлой неделе я дала тебе двести долларов, — произнесла она ледяным тоном. — Неужели ты их уже истратил? На что? И зачем тебе еще деньги?

— Твои двести долларов целы… почти целы, но этого мало, — объяснил он.

— Мало для чего? — осведомилась она, смахнув с рукава своей безупречной блузки несуществующую пылинку. — Позволь тебе напомнить, что в нашей семье никогда не бросали деньги на ветер.

— Рано или поздно отцовское состояние все равно достанется мне, — буркнул Генри. — И я не понимаю, почему я не могу воспользоваться его частью уже сейчас.

— Потому что ты — легкомысленный молодой человек, — нравоучительным тоном заявила Пенелопа. — И я подозреваю, что ты до сих пор не знаешь, что такое настоящая ответственность…

— О какой ответственности идет речь, мама? И перед кем?.. — резко спросил Генри, испытывая приступ жгучей ненависти к упрямой старухе, не желавшей дать ему то, что принадлежит ему по праву. Точнее — будет принадлежать, когда она умрет.

Умрет…

Что-то в его душе отозвалось на это слово, и Генри подумал, что это было бы самое лучшее решение.

— Я говорю о твоей ответственности, Генри. О той самой, которой у тебя нет ни капли! — Пенелопа презрительно фыркнула. — Посмотри на себя: тебе уже тридцать, а ты до сих пор ничего собой не представляешь. Ты целыми днями просиживаешь за компьютером и совсем не интересуешься бизнесом, который оставил тебе отец. Мы с тобой оба входим в совет директоров, но ты до сих пор не появился ни на одном заседании.

— Отцовский бизнес меня не интересует, — пробормотал Генри сквозь зубы.

— А что в таком случае тебя интересует? Расскажи, мне будет очень интересно это узнать.

— Я уже сто раз говорил, мама!.. Я хотел стать актером — это мое призвание, но вы с отцом сделали все, чтобы я не смог осуществить мою заветную мечту.

— Призвание?!. — воскликнула Пенелопа. — Это же просто смешно! Когда ты в последний раз смотрел на себя в зеркало, Генри? Для актера главное — внешность, а тебя с твоим лицом даже в рекламу мыла не возьмут. Именно поэтому мы с отцом так решительно восстали против этого твоего каприза.

— У меня талант, мама, — возразил Генри, прекрасно понимая, что ему ни за что ее не убедить.

— Какой талант? — Пенелопа снова фыркнула. — Сидеть одному в комнате? Ты ни разу не привел домой девушку, никогда не участвовал в благотворительности и… — Она немного помолчала. — Может быть, ты гей?

В ее устах слово «гей» прозвучало на редкость оскорбительно, и Генри едва сдержался, чтобы не ответить грубостью.

— Нет, мама, — ответил он. — Я не гей. Быть может, тебе будет приятно узнать, что недавно я встретил девушку, которая мне очень нравится.

— Это что-то новенькое… — с сомнением протянула Пенелопа, пристально глядя на него. — Кто она? Я ее знаю? Надеюсь, она из хорошей семьи?

— Она из… необычной семьи.

— Ее родители богаты?

— Очень богаты, мама.

— И они занимают в обществе такое же высокое положение, как мы?

— Да. И поэтому я прошу тебя относиться к ней соответственно. — Он немного помолчал, давая матери время переварить полученную информацию. — У нее в семье скоро произойдет важное событие — что-то типа праздника, на котором я собираюсь присутствовать.

— Что же это за праздник?

— Моя девушка — архитектор, она проектирует дома. Недавно один такой дом построили в Неваде, и я хочу поехать на открытие. А если я не приеду из-за того, что у меня не будет денег, ее отец может решить, что я для нее неподходящая партия.

— Сколько же денег тебе нужно?

— Пятьдесят тысяч долларов.

— Ты, наверное, шутишь? — Пенелопа недовольно поджала губы.

— Напротив, я очень серьезен, мама. Когда-нибудь эти деньги все равно будут моими, так что…

— Если только я не решу изменить завещание, — отрезала Пенелопа.

Генри похолодел. «Почему она так сказала? — пронеслась у него в голове тревожная мысль. — Почему она вообще об этом подумала?»

— Мне нужно произвести благоприятное впечатление, — повторил он самый весомый свой аргумент, не без труда проглотив резкие слова, готовые сорваться у него с языка в ответ на угрозу матери. — Это очень важно.

— Ты собираешься произвести впечатление на свою девушку, швыряя деньгами направо и налево? — уточнила Пенелопа.

— Нет, я только собираюсь купить ей кольцо в честь нашей помолвки.

— Не говори глупости, Генри! — холодно отчеканила Пенелопа.

— Почему — глупости?

— Потому что, пока я не увижу эту твою девушку и не познакомлюсь с ее родными, ни о какой помолвке не может быть и речи. Ты должен пригласить их к нам. Только после этого я, быть может, дам свое согласие.

— Хорошо, мама. — У Генри от ярости перехватило горло, и эти два слова дались ему с огромным трудом. — Ты дашь мне пятьдесят тысяч?

— Нет. Я дам тебе пять тысяч долларов — это, кстати, довольно большая сумма — при условии, что ты не станешь покупать никакого кольца, пока я не увижу девушку и не одобрю твой выбор. Только после этого мы сможем обсуждать твою помолвку.

— Хорошо, мама, — повторил Генри, думая о том, что пять тысяч — ничтожная сумма и что ему понадобится гораздо больше, чтобы увезти Марию туда, где их никто не найдет. Если бы он мог получить все наследство, этого, пожалуй бы, хватило, но пять тысяч!..

Наклонив голову, он исподлобья посмотрел на мать. Пенелопа Уитфилд-Симмонс была злобной, жадной сукой, и он ненавидел ее всем сердцем и всей душой. Она никогда не любила его, не заботилась о нем, как подобает родной матери. Вместо этого она только высмеивала и унижала сына перед посторонними людьми, выставляя его каким-то ничтожеством.

Потом Генри пришло в голову, что, если Пенелопы не станет, ему больше не нужно будет выклянчивать у нее каждый доллар.

Только бы она не изменила завещание! Этого нельзя допустить, он должен что-то сделать, и сделать срочно.

Если она умрет… Черт возьми, почему бы и нет?..

Если не считать Филиппа, который каждую свободную минуту тратил на то, чтобы полировать столовое серебро, Макс осталась в особняке совершенно одна. Няня Гретта, которую Ленни вызвал из отпуска, чтобы та присматривала за дочерью, тоже была не в счет. Днями напролет она сидела перед телевизором, просматривая подряд все бесконечные сериалы и «мыльные оперы», да и по вечерам ее трудно было оторвать от экрана. Таким образом, ни Гретта, ни Филипп не представляли для Макс проблемы, а поскольку она считала, что приказ Лаки не выходить из дома больше не действует, то и вела себя соответственно. Сознавать, что оба родителя слишком заняты, чтобы заниматься ее воспитанием, было на редкость приятно, и Макс жалела только о том, что подобное положение не продлится долго. Вот откроется отель, Лаки вернется и снова начнет читать ей нудные морали.

Об этом, впрочем, Макс почти не думала. После того как она хитростью выманила у родителей разрешение пригласить в Вегас Туза, ей оставалось только проследить за тем, чтобы они не забыли о своих словах. Вскоре Ленни позвонил ей из Вегаса и сообщил, что для нее и ее друзей в «Ключах» зарезервированы два номера.

— Твоя мама сказала, что ты будешь жить в одном номере с Куки, а этот твой новый приятель может поселиться с Гарри.