Герцер старался не выказывать интереса, но он уже столько всего слышал об Эдмунде Тальботе, что начинал его немного идеализировать. Тело кузнеца было необыкновенно волосатым; большинство людей всячески старались изжить волосы на теле. Эдмунд был также очень мускулист, но не как культурист, а как человек, который каждый день напрягает почти все мышцы тяжелым физическим трудом. Лицо его украшали ладная борода и усы, что тоже было редкостью. Герцер и сам прошел процедуру ингибирования волос на лице и на теле и оставил лишь пушок над верхней губой, хотя в основном люди избавлялись и от этого проявления мужественности.

– Странно, что ты здесь, – заметила Джун.

– Считаешь, что мне и баня уже не нужна? – усмехнулся Эдмунд.

– Нет, просто думала, что ты слишком занят, – ответила Джун.

– У меня оказалась пара часов между совещаниями, и, как ни странно, ничего экстренного нигде не произошло, вот я и решил заскочить в баню. Но долго тут рассиживаться не могу.

– Сэр, можно задать вам вопрос? – спросил Герцер.

– Давай, хотя не ручаюсь, что смогу ответить. – Эдмунд погрузился еще глубже в воду и закрыл глаза. – Мы с тобой, кажется, не знакомы.

– Меня зовут Герцер Геррик, а это Майк Белке и Кортни Дедуайлер, сэр.

– Геррик? – Тальбот снова приоткрыл глаза и внимательно посмотрел на юношу.

Герцеру показалось, что Эдмунд прочитал все его мысли.

– Я немного слышал о тебе. Извини, мы ведь уже встречались, да? Спасибо, что помог Данае и Рейчел по пути сюда.

– Я… да, сэр, – ответил Герцер.

– Хм-м-м… – промычал Эдмунд, и Герцер понял, что тот заметил его смущение. – Ну и что за вопрос?

– Это римские бани. Я смотрел на вас и вспомнил, что римские сенаторы ходили в общественные бани, чтобы никто не думал, будто они считают себя выше простых людей.

– Ты знаешь историю, – помолчав, ответил Эдмунд, снова задержав свой взгляд на юноше.

– Немного, сэр, – признался Герцер. – В основном меня интересовала военная история, но римляне внесли огромный вклад в доиндустриальное военное общество, поэтому я больше читал о них, чем, скажем, о египтянах.

– Да, наша баня чем-то напоминает римскую, – после паузы сказал Эдмунд. – Римляне натирались ароматическими маслами, соскребали грязь изогнутыми палочками из дерева или металла, а потом шли в парильню. После этого они окунались или плавали в более холодной воде фригидариума. Чем-то баня похожа и на японскую. Японцы, как и мы, для мытья погружаются в горячую воду. Когда будет готова новая баня, может, и мы сделаем сауну.

– Хорошо бы еще, мыло помягче, – колко заметила Джун.

– Мы над этим работаем, – сказал Эдмунд. – Ждем не дождемся, когда кто-нибудь придумает, как делать хорошее мыло, но пока подмастерья производят только мыло из щелока.

– Вы думаете, что они сами смогут придумать нечто лучшее, сэр? – осторожно спросил Герцер.

– Один, мне кажется, сможет, – кивнул Эдмунд и поднялся из воды. – Город поможет людям, но и люди должны помогать городу. Моя воля, я бы перевел всех на кашу, причем достаточно жидкую.

– Чтобы люди сами находили способы пропитания? – спросила Кортни.

– Ну, сейчас выбор невелик, – вынужден был признать Эдмунд, он быстро вытерся простыней. – Но вскоре все переменится. И мне бы не хотелось, чтобы люди полностью полагались на городские власти. При демократическом устройстве общества это заканчивается требованием «хлеба и зрелищ», а далее ведет к деспотизму и крепостному труду. Пока я занимаю пост мэра, я не допущу ни того, ни другого даже в зачаточном виде. – На прощание он кивнул всем и вышел.

– Ого, – посмотрела ему вслед Кортни.

– Он настойчив, – кивнула Джун.

– А я бы назвала его харизматической личностью, – ответила Кортни.

– И это тоже, – усмехнулась Джун. – Даже очень харизматической. И эти гены так никому и не удалось выделить.

Когда Эдмунд вернулся домой, была почти полночь. Но в гостиной у огня сидела в задумчивости Даная.

– Ты засиделась, – бросил он и сел напротив по другую сторону очага. – Если по правде, тебе надо как следует выспаться.

– Мне есть о чем подумать, – сказала Даная, встала и пошевелила поленья в огне. – Я теперь вижу, что раньше и не замечала, насколько я завишу в своей работе от техники и развитых технологий. Сейчас все по-другому. У меня есть два случая… по-моему, они не выживут, Эдмунд.

Он хотел было встать и обнять ее, но… после того случая, с Дионисом Даная избегала физического контакта, а сам Эдмунд никоим образом не хотел на нее давить.

– Я могу тебе помочь?

– Если только умеешь лечить гангрену, – вздохнула она. – Или знаешь, как остановить внутреннее кровотечение, учитывая, что под рукой нет ни саморассасывающихся нитей, ни анестетиков, к тому же мы не можем обеспечить стерильных условий в операционной.

Эдмунд понятия не имел, как можно помочь Данае, но он чувствовал, что ее мучают и другие мысли. Он так давно знал ее, что понимал малейшие движения и жесты. Он не мог сказать, о чем именно она думает, но видел, что она еще не все сказала.

– Что-то еще? – спросил он.

– Да, – помедлив, ответила она. Потом снова замолчала, снова пошевелила поленья, поставила кочергу и села в кресло. – У меня не началось кровотечение.

Он молчал, ожидая, что она скажет что-нибудь еще, потом пожал плечами и спросил:

– Это может быть… нерегулярно?

– Иногда да, но в городке уже почти не осталось женщин, которые не почувствовали вкус «проклятия». – Она замолчала и закрыла глаза, хотя лицо оставалось напряженным. – Я расспрашивала тех женщин, у которых не было кровотечений. Все они имели половые отношения после Спада. Абсолютно все.

– Ага. – Эдмунд задумался. – Черт подери. Что-нибудь можно сделать?

– То есть избавиться от плода? – Она устало улыбнулась. – Наверное, но не уверена, что я этого хочу, Эдмунд. Тысячу лет женщины сами не рожали детей, и вот первый такой ребенок. Это же чудо, так что перед тем, как что-то предпринимать, надо хорошенько подумать.

– Что теперь, Селин? – нетерпеливо спросил Чанза. Он давно прекратил посылать аватар с разными заданиями и сам появился в лаборатории.

– Я подумала, что ты захочешь посмотреть на мою новую игрушку, – с улыбкой заметила Селин. – В твоем духе.

Она провела его по коридору, через несколько защитных экранов; наконец они подошли к металлической яме. В яме находился двуногий зверь; почти трех метров ростом, сутулый, длинноногий, с массивными бицепсами и бедрами. Пальцы у зверя были длинные, сильные, с острыми когтями; лицо страшное, но глаза удивительно умные. Когда зверь поднял голову, Чанза понял, что тот примеряется к стенам – сможет или нет выпрыгнуть наверх. В глазах зверя читалась и ярость. Он высоко подпрыгнул и со всего размаху ударил защитный экран, который тут же отбросил его назад. Зверь завыл от боли и злости.

– Интересно, – согласился Чанза. – Действительно, не зря ты меня позвала. Если, конечно, такими зверями можно управлять. А еще – насколько тяжело производить их на свет?

– Это всего лишь прототип. – Селин улыбнулась хищной улыбкой. – Приглядись. Ничего не замечаешь?

Чанза внимательно посмотрел на зверя и с раздражением пожал плечами.

– Не разыгрывай меня, Селин. Это Изменение.

– Но исходный материал не человек, – снова рассмеялась Селин.

Чанза вгляделся в лицо и тело зверя и вдруг сообразил:

– Эльф? Ты с ума сошла! Если ты выпустишь на свободную сторону эльфов…

– Они не знают, что этот у меня в руках, – спокойно ответила Селин. – А когда я закончу работу, мы его можем уничтожить. Но не так-то просто ловить эльфов и потом Изменять их. Пойдем.

Она провела его вглубь исследовательского комплекса, они вместе спустились на несколько этажей вниз. По мере того как они спускались все ниже и ниже, менялся материал, из которого были сделаны стены, – наверху в лаборатории использовался пластик, ниже появилась каменная кладка, еще ниже естественный камень.