Александр хитро подмигнул и усмехнулся:

— А вы вообще знаете, кто такой Сатана? Знаете, откуда он?

— Ну… Судя по слухам, когда-то он был хранителем Небесного Трона…

— Ха! Он был не просто хранителем! Он был создателем этого Трона, понимаете? Он был тем самым главным светлым, который затем стал самым главным темным!

— Но тогда это идет вразрез с вашими же утверждениями, что Сатана создал этот мир…

— Разве? Сатана создал мир материи, мир осязаемый и видимый для нас с вами. Результатом, а вернее, последствием создания материального мира стало самопроизвольное возникновение еще двух смежных миров. Но самопроизвольное только при первом неглубоком анализе! Вдуматься, и мы непременно придем к выводу, что Сатана сотворил все доступное нашим сущностям, то есть душам.

Александр нахмурился, потер переносицу, и, не дожидаясь, пока я опустошу свой стакан, порывисто выпил. Задним числом крякнул: «За нас».

— Пойдем следующим образом, Витя. Смотрите… — Собеседник принялся загибать пальцы на рабочей левой руке. — Сатана был хозяином Преисподней. Раз. До того он был, по легенде, хранителем Небесного Трона, на котором якобы должен восседать сам Господь. Два. Ныне доподлинно известно, что создателем Небесного Трона (а ведь это ни что иное как Ключ к Икстриллиуму) был также Сатана, в те времена носивший имя Люцифер; он же был наиглавнейшим астером до собственного низвержения. Три. Используя метод аналогии, мы можем отождествить Сатану-Люцифера с самим Господом, чье место он и занимал в иерархии Актарсиса.

Главенствующее место в двух смежных с Землей мирах, бесспорное превосходство над всеми сущностями Царствия и Преисподней… Разве этого мало, чтобы смело сделать предположение: Сатана некогда жил и на Земле еще до того, как образовались смежные миры. И на Земле он так же был высшим существом.

Александр, довольный собой, закусил мяском и вновь налил в свой стакан водку. Мне он уже отчего-то забывал подливать.

— Это лишь предположения, притом весьма и весьма надуманные, — упорствовал я. Некоторые фразы собеседника мне и вовсе были непонятны. Например, что это за Ключ от Икстриллиума, о котором он упомянул?

— Согласен, — легко пошел навстречу Александр, — но разве не вы только что сказали, что ни одной душе не дано знать истинного положения вещей? Более того, на верность моего предположения показывает еще и то, что существование Сатаны ныне более не отрицается. Вернее, он существовал, потому что сами астеры прямо говорили о низвержении Люцифера и о том, что после своего падения в Преисподнюю Люцифер занял там главенствующее место. Итак, Сатана, темное божество, сотворившее и вдохнувшее жизнь в осязаемый мир, существует, так почему же нет никаких доказательств существования его вечного противника — светлого божества? Сатана есть, ну или, во всяком случае, был, что доказано. Но существование Бога не доказано!

Выдержав театральную паузу, Александр громко спросил:

— Почему?

Я мигнул глазами пару раз и глупо повторил:

— Почему?

— Да потому что светлое божество, правящее нематериальным миром, не способно проникнуть в наш мир! Оно когда-то послало своего, с позволения сказать, сына, и тот организовал церковь и религию, в итоге породившую бесчисленные горечи, но сам здесь оказаться не в состоянии! И, по-видимому, не способен повторить трюк с сыном…

Почему-то мне казалось, что Александр только что пересказал историю об антихристе, но вывернутую внутренней стороной наружу, где теперь поменялись верх и низ, право и лево… Я уже не сомневался, что передо мною сидит сатанист, в той или иной мере верующий в превалирование Сатаны над Богом.

— Иисус тащил на себе крест как символ искупления всех людских грехов, свершенных уже и имеющих место быть свершенными, — почему-то вспомнилось мне. — Разве это не верх благодетели?

— Я тоже не считаю, что Иисус хотел тот крест стырить, — залыбился Александр, — но об искуплении грехов не может быть и речи! Нет, своим поступком сын светлого божества хотел лишь поселить в сердцах людей смуту, слепую и безнадежную веру в вечное блаженство. Но для живого существа не может быть понятия вечности, как и понятия вечного блаженства. Впрочем, то самое и было доказано, когда проявился Актарсис: в нем немало нашлось астеров, отживших в измерении не одну сотню лет, но так и не нашедших там никакого блаженства, тем уж более — вечного…

Сквозь алкогольные пары я переварил сказанное Александром.

— Что? Астеры были недовольны своей жизнью в Раю?

— Ага… Притом в Царствии, как и в Преисподней, существовал свой Источник, некий магический котел, где души умерших держались в самом настоящем заточении…

На удивление быстро в моей голове пронеслась догадка, сначала едва ли осознаваемая, но тут же вырисовавшаяся в осмысленное предположение:

— Слушайте, Саша! А что, если Бога нет вообще? Кто знает, что там, за пределами материальной вселенной?! Ведь раз даже Рай и Ад являются так или иначе материальными, а постичь большее нам не дано, то не все ли равно, есть Бог или нет?

— Но ведь есть Сатана, а следовательно…

— Да что с того, что он есть? — бестактно перебил я. — Ведь это то самое, о чем вы твердили: темное божество управляет миром материальным, а светлое — всем прочим. В начале нашего разговора я полагал, что Рай и Ад были все-таки объектами нематериального мира, но теперь понял, что ошибался. Значит, все равно, есть ли светлое божество. Нам не дано…

Но тут меня прервала длинная автоматная очередь, которая быстро превратилась в звонкую канонаду выстрелов из всех видов ручного оружия. Разорвавшийся вблизи нас реактивный снаряд (а может быть снаряд минометный, кто его знает) швырнул меня в сторону и на некоторое время оглушил. Когда я пришел в себя, то увидел изуродованное тело Александра с нелепо выгнутой парализованной рукой. Со стороны мотеля длинными прыжками бежала взлохмаченная Ника, на ходу натягивая свои штаны цвета хаки. Криком, которого, впрочем, я не слышал, девушка звала меня к броневикам. Едва я оказался внутри «Черта», как входной люк наглухо задраился. Экипаж уже был в полном составе.

— Что происходит?

— Нападение белорусских партизан, черт бы их побрал! Все не могут простить уничтожение Минска!

Двигатель «КамАЗа» взревел, броневик дернулся и полетел за периметр форта в составе группы подобных автомобилей, хорошо бронированных, с установленными на корпусах пулеметами и пушками. Как и в ту ночь, когда нас атаковали бандиты, Ника с Хакером заняли места в пулеметных гнездах, а я рыскал меж бойниц, стараясь выхватить в ночи цель и направить на нее автомат. За рулем теперь был Гоша. Остаток ночи пришлось гоняться за плохо вооруженными, но чрезвычайно мобильными белорусами, и когда, наконец, взошло солнце, мы вернулись в форт. От опьянения не осталось и следа, зато усталость закрывала глаза и опускала руки. В бессилии я рухнул на одну из коек, что мне предложили в номере мотеля, и проспал как убитый до следующего вечера.