Взаперти…
Иногда он встречал других. Они были такими же несчастными, скитавшимися сначала в мире том в образе бесплотных духов, а теперь скитающиеся в этом. Они подружились и стали жить вместе. Новые знакомые были искренне рады сказочному миру, веселились и беззаботно пели дни и ночи напролет, танцевали вокруг костров и вели дружбу со зверьем. Такая беззаботность и веселость новых товарищей умиляла, но он не считал их умными. Они были глупы после смерти, как наверняка были глупы до ее прихода. Они предпочитали отказываться от бесед о смерти и свободе, которые иногда заводил он теплыми вечерами за чаркой вина. Они говорили, что смерть — пройденный этап, и что они, наконец, обрели ту свободу, о которой всегда мечтали.
Но они были глупцами.
Солнце почти скатилось за горизонт. Стало чуть прохладнее. Он расправил могучие крылья, пару раз взмахнул ими и быстро набрал высоту. Здесь, в царстве ветра, воздух пел в ушах и трепал просторную тунику. Воздух будто бы пытался сказать: «Не надо подниматься выше, приятель, ведь ты не Икар, тебе не дано сгореть от жгучих лучей дневного светила».
Сплю ли я? Если сплю, то это самый невероятный сон в мире, ибо он состоит из непередаваемых ощущений, какие никогда не приходят вместе со сновидениями. Но если я не сплю, то откуда я совершенно точно знаю будущее? Будущее, от которого становится не по себе, ведь в нем — в грядущем времени — я являюсь самым непосредственным действующим лицом. Будто будущее принадлежит только мне, единственному и неповторимому в своем роде, будто оно создано мною лишь для меня… И в то же время я не способен его изменить, не могу или не знаю как.
Он знал, что будет еще долго жить в этом сказочном мире, все чаще встречая некогда умерших, но непостижимым образом обретших себя здесь людей. Он знал, что в этом мире долго не будет войн и разногласий между живущими в нем, что еще долго будут царствовать мир, дружелюбие и искреннее счастье. Он знал также, что с каждым днем будет все больше и больше уставать от всего, в том числе от этого эфемерного счастья, не вшитого золотыми нитками в шаль мироздания, но набросанного на серой скале кричащими мазками. Наконец, в чудной долине, меж двух широких теплых рек он и его друзья решат обосноваться. Ведь путешествия, в которых ты ни капли не устаешь и не подвергаешь свою жизнь ни малейшей опасности, могут радовать лишь вначале. Затем они непременно наскучат.
Он со временем решит, что раз не смог отыскать свободы в этом мире, он будет пытаться найти ее в мире фантазий, погрузившись в него хоть навечно, если то потребуется. Но уйти в себя надолго, утонуть в море медитативных ритмов и пульсаций все ж не удастся. Один из тех, что останется жить вместе с ним у слияния двух рек, на закате, точно таком же, как нынешний, прибежит весь взволнованный и будет долго пытаться сказать, что его так взволновало. Когда, наконец, ему удастся высказаться, сказочный мир сей, по сути, войдет в новую эпоху своего существования.
Я мгновенно вскочу на ноги, крылья за спиной будто по мановению волшебной палочки материализуются и раскроются, понесут меня туда, где находится источник тревог друга, принесшего невеселую весть. На далекой равнине, которой раньше я не встречал, среди цветущего луга будет лежать распростертое тело в белой тунике, изуродованное, изорванное в клочья. Вокруг тела разольется большая лужа темной крови, первой человеческой крови, что мне доведется увидеть после реинкарнации… Я знаю это совершенно точно, как то, что сейчас стою в зеленом море травы и прислушиваюсь к щебету птах. Я знаю это так, как будто уже прожил те мгновения, часы, дни, века… Но прожил ли? Отчего я совершенно точно знаю будущее, но не уверен, что жил не только в грядущем, но и в прошедшем? Как же трудно отыскать себя на временной спирали, если не имеешь ни малейшего представления о том, где взял старт, первый старт…
Он тогда, пожалуй, впервые по-настоящему испугается. Ведь за долгие года, что пролетят мимо, он не увидит ни одного трупа.
Друг расскажет, что видел, как кошмарные существа, невиданные доселе ни в том мире, ни в этом, напали на молодого человека и умертвили. Я воспарю к самому небу, окину взором долину, но не смогу увидеть никаких кошмарных существ. Однако факт убийства заставит его и его друзей надолго задуматься о случившемся. Наконец, после мучительных раздумий он возглавит строительство первой в этом мире крепости, первого поселения, имя которому решено будет дать Икстриллиум, что значит «Вечная свобода». И вот, когда крепость будет готова лишь наполовину, чудовища нападут вновь…
Будет стоять теплая, как и всегда, ночь. Несметное количество звезд озорно подмигнет с неба тем, кто решит посмотреть на них, ночные птицы нежно запоют колыбельные в густых лесах, мирно задремлют животные, растения, люди. Но вот в круг света, отбрасываемый костром нашего лагеря, войдут несколько существ, от вида которых непременно захочется дико кричать и сдирать кожу с лица. Существа примутся терзать спящих, убивая одного за другим. Существа хотят не напиться крови или утолить голод мясом жертв, а именно убить. Ведь убийство для них — это цель существования, а иногда и единственный способ этого существования…
Он успеет увернуться от двоих чудовищ и вступит с ними в рукопашную схватку. Будет очень трудно, потому что чудовища вооружены острыми зубами и длинными когтями, а у него — лишь могучие крылья. Но люди все же одолеют этих первых своих врагов и заставят их бежать. Они будут преследовать чудовищ до той самой равнины, где когда-то обнаружился первый труп. Там, посреди равнины чудовища исчезнут, растворившись в воздухе, едва перешагнут невидимый рубеж. Я не испугаюсь и кинусь в погоню за убийцами, тоже перешагну невидимую грань и окажусь в совершенно другом мире…
То окажется мир хаоса, тьмы и боли. То будет мир неизбежности, утраты и горя. То будет мир, названный Яугоном. Преисподней. Антипод мира сказочного и безмятежного — Актарсиса.
Актарсис населяют астеры, белокрылые дружелюбные существа. А в Яугоне кишат черви, кличущие себя демонами…
Вместе с крепостью он примется за создание достойного астеров оружия. Он отыщет в горах Актарсиса удивительных свойств металл, из которого умельцы смогут выковать волшебные мечи. Астеры дадут особенное название своему оружию — лиандры. Каждый астер, хоть раз вступивший в схватку с демонами, получит свой лиандр и титул хранителя Актарсиса, станет очередным солдатом в светлом войске.
Годы потекут за годами, крепость Икстриллиум разрастется до невероятных размеров, а кроме хранителей появятся и другие астеры. Чтобы упорядочить руководство над гарнизоном и защитить всех жителей Актарсиса от нападений демонов, будут избраны архангелы. Долину, в которой всегда появлялись демоны, назовут Порталом и отторгнут от Актарсиса, превратив в своеобразное «междумирье», пограничную зону, независимую ни от Актарсиса, ни от Яугона…
Отторгнут? Такое впечатление, что в отторжении будет заслуга лишь одного астера… Меня…Не знаю, как я это сделаю, а может и знаю, но уже забыл.
Вскоре придут и новые заботы. Те, что умирают в Срединном Мире, перестанут проявляться в Актарсисе, от чего мир придет в совершеннейший упадок. Начнутся стихийные бедствия, болезни и всевозможные напасти, но проблема окажется разрешенной, едва в Срединный Мир пошлют наиболее пронырливых астеров, которые организуют там Орден — инструмент борьбы с силами Зла.
Сами астеры, безусловно, будут считать себя воплощением Добра, о чем и попытаются рассказать во многих легендах и мифах Срединного Мира, и даже в священных писаниях. Своими действиями они смогут установить относительное равновесие между Добром и Злом в Срединном Мире, и такое положение дел до поры до времени удовлетворит всех. Ведь выяснится, что Актарсис страдает не только когда умершие перестают поступать в него, а стекают в Яугон, но и в обратном случае. Когда приток душ становится слишком плотным, вновь наступает время катаклизмов и болезней. Несколько раз убедившись в негативности этого влияния, архангелы, создадут и заключат в Икстриллиум Источник, в который будут принудительно помещать вновь прибывающие души, лишая их телесной составляющей, оставляя лишь разум и чувства. Такое вмешательство покажется архангелам разумным.