— А я ж не спорю, — отозвалась Десси. — Дело неспешное. Поговорим, подумаем.

После завтрака Десси с Радкой, не слушая Гнешкиных протестов, принялись помогать ей по хозяйству. Повитуха поначалу ходила за ними следом то в коровник, то в курятник и приговаривала:

— Нешто ж я сама не сделаю? Люди-то что говорить будут?

Но Десси в ответ на ее жалобы лишь отмахнулась:

— А ты решила, мы и впрямь в нахлебницах жить станем?

Вечером Десси пошла к замку — побродить вокруг, присмотреться. Из сумерек появился Дудочник, и они долго сидели на берегу Павы, обсуждая во всех подробностях предстоящее волшебство.

— Топорище какое посоветуешь делать? — спрашивала Десси.

И он отвечал:

— Рябиновое.

— Ладно, — соглашалась шеламка. — Будет тебе рябиновое.

Замок высился на той стороне реки, будто спустившееся на землю облако — белый, безмолвный. Единственная пятигранная башня с узкими бойницами по всей высоте (внутри винтовая лестница) да двухэтажная постройка внизу с жилыми покоями. Крыша жилого дома служила боевым ходом, с которого удобно было обстреливать идущую вдоль Павинки дорогу. На краю крыши также примостились бойницы в виде ласточкина хвоста. В глубине Десси угадывала маленькую галерею, соединявшую башню и боевой ход. Высунутым языком торчал надо рвом оплетенный паутиной подъемный мост. (Опустить его пытались или, наоборот, поднять?) Сухое дерево на балясине внутренних ворот (из-за него замок и был прозван Сломанным Клыком) превратилось теперь в сахарную голову. Десси, когда была маленькая, частенько видела среди облаков такие вот белоснежные дворцы и, само собой, мечтала хоть разок там побывать. Вот и домечталась.

— «Сердце, спокойно терпи, как бы ни были тяжки страданья. Вспыльчивость — это, поверь, качество низких людей», — продекламировал Дудочник.

Шеламка кивнула, хоть и не поняла до конца. Но ей всегда нравилась хорошо сложенная речь.

— Это что? — поинтересовалась Десси.

— Да так, некто Феогнид. Я к тому, чтоб ты не кусала губы. Тебя никто не заставляет в этот замок лезть.

— Война заставляет, — возразила Десси.

— «Если уж рядом война оседлала коней быстроногих, стыдно не видеть войны, слезы несущей и плач», — согласился Дудочник. — А ты как думаешь, где первый колдун ошибся?

— Дурак был, — ответила Десси, зевая. — Дураков бьют — умным уроки дают.

— А точнее?

— Есть два закона гостеприимства в Шеламе. Не зови того, кого не хочешь видеть. И не зови того, кого не сможешь выпроводить. Он умудрился нарушить оба и получил по заслугам. Это надо ж было придумать — восковую куклу жечь!

— А что? — изумился Дудочник. — Нормальная симпатическая магия, по-моему.

— Чем это она симпатичная? Представь себе: спишь ты спокойно, никого не трогаешь, вдруг кто-то схватил факел и принялся тебе пятки палить. Как ты, не знаю, а я тут ничего симпатичного не вижу. И Привиденьица наша, видать, тоже.

— Привиденьица?

— Конечно. Кто такие кружева плести станет? Женщина только.

— Может, ты и имя ее знаешь?

— Откуда? Для того, чтоб знать заклятие, нужно вперед знать, кто его положил. А для этого нужно знать, кто на покойника зуб имел. Если б тот колдун графа догадался порасспросить, не стучал бы сейчас клюкой.

— А ты узнала?

— А мне скажут? Графья все в склепе, под замком. Чтоб туда добраться, нужно прежде Привиденьицу прогнать. А здешние вряд ли что знают. А если и знают — мне не скажут. Я тут чужая. Так что если ты со своего чердака чего услышишь… Хотя, тоже вряд ли. Не думаю, что здешние дни и ночи напролет покойному Луню кости перемывают.

— Постой, если я хорошо понял, ты собираешься снимать заклятье вслепую, в точности как первый колдун?

— Угу, похоже, что так и придется.

— «Цену одну у людей имеют Надежда и Дерзость. Эти два божества нравом известны крутым», — сообщил Дудочник. — Позволь спросить, на что ты надеешься, радость моя рыжая?

Десси рассмеялась:

— Сам же говорил, на что. На два пас — в прикупе чудеса. А еще на топорище из рябины.

Дома у Гнешки шеламку поджидали трое гостей — весьма дородная баба в расшитой дорогой юбке и душегрее и двое мальчишек, одетых на господский манер. Старший, впрочем, судя по тщательно выбритой верхней губе, числил себя во вьюношах.

— Это Луньки, молодые господа, — зашептала Гнешка Десси в сенях. — Они в столице на ученье были, по весне вот вернулись, уже после того, как замок вконец затянуло. Карстен — старший, и Рейнхард. Видеть тебя хотят.

— А третья кто?

— Мильда, кормилица ихняя.

Братья были похожи — только у младшего физиономия то и дело расплывалась в улыбке, а у старшего на переносье уже пролегла морщинка и рот каким-то противоестественным образом превратился в скобочку, какую Десси видала прежде лишь у старых дев.

Она прошла в горницу, поклонилась молодым господам и тут увидела, что они не теряли в столице время даром. Левые запястья обоих братьев украшали шипастые браслеты — знак низшего посвящения Храма Солнца, обязательный для младших офицеров. Десси захотелось завыть от тоски.

Лунь-старший милостиво ей кивнул.

— Агна говорит, что ты хочешь расколдовать наш замок, — произнес он строго. — Но другие говорят, что ты — шеламская ведьма.

Отпираться было бессмысленно — более того, отпираться здесь, рядом с клаймовой могилой, было попросту противно. Десси засучила рукав, показав солнцепоклонникам ее собственный браслет — старый ожог вокруг правого запястья, напоминающий отпечаток человеческой ладони.

— Вам сказали правду, доменос Клык.

Это была высшая вежливость в Пришеламье — назвать человека именем его земли. И Десси с удовольствием отметила, что щеки молодого князя на мгновенье вспыхнули. Проняло. Достало.

— Вам сказали правду, доменос, — повторила она. — Я — ведьма Шелама.

— Рейн, пойди во двор, — велел Карстен, повернувшись к брату.

Парнишка был шкода и шныра — это Радка поняла, едва он показался на крыльце. Цепко оглядел двор, зыркнул мрачно на чистившую ножи Радку — нишкни, мол, девчонка! — спрыгнул со ступенек и шмыгнул за угол, на задний двор. Радка, разумеется, следом. То ли присмотреть, чтоб не стащил чего, то ли пошнырить вместе.

Парнишка порылся в сваленных у стены ржавых ухватах и серпах и нацелился уже на старую собачью будку, как вдруг в воздухе ровно стеклянные колокольчики прозвенели. Он насторожился, вскинул голову и замер столбиком. Затаила дыхание и Радка.

Откуда-то из-за дома выпорхнула огромная белая птица и, описав полукружье, опустилась во двор шагах в двадцати от ребят. Вскинула длинную тонкую шею, щелкнула клювом, раскинула белоснежные пушистые крылья и закружилась, заплясала. И снова колокольчики заиграли. Радка и княжич, не сговариваясь, пригнулись, словно молодые котята, и стали тишком подбираться к этакому чуду. Птица то ли не почуяла их, то ли не испугалась. Знай пляшет, купается в солнечных лучах да колокольчиками звенит.

Краа!!! Со старой ивы за забором сорвался вдруг толстенный черный ворон и бросился на птицу. Та отшатнулась, захлопала крыльями и стрелой — в небо. Ворон за ней. Радка и княжич только глазами их проводили. Потом посмотрели друг на друга, но молча. Что тут скажешь? Чудеса, да и только.

— Прежде всего я хотел бы знать, чем твоя магия отличается от обычной, — сказал старший княжич.

— Если у дальнего колдуна ничего не вышло, почему ты думаешь, что у тебя выйдет? — пояснила Мильда.

Десси улыбнулась, опустила глаза.

— Во мне страха больше, — ответила она. — Кроме того, тот колдун свой собственный был, а я Шеламу принадлежу. Лес не станет свое добро просто так разбазаривать.

Карстен изумленно вскинул брови.

— Звучит разумно, — признал он. — Только какой платы ты потребуешь? Притащишь в наш замок всю шеламскую нежить?