Десси взяла у Карстена из рук факел и склонилась над гробом.

— Резали уже после смерти, — сказала она. — Подтеков вокруг раны нет, и все жилы пустые. Похоже, ее вспороли мертвую, чтобы узнать, нет ли в ней чьего-то семени. И еще похоже, что она перед смертью голодала. То ли болела, то ли попросту не ела ничего. Ладно, хватит уже.

Шеламка вернула ткань на место, застегнула пояс, осторожно расправила складки.

— Помоги навалить крышку, доменос, и идите отсюда, а я колдовать буду…

— Ты можешь узнать, что с ней было? — спросил Карстен.

— Если смогу, тебе скажу, — пообещала шеламка.

Когда дверь склепа захлопнулась за графом и его кормилицей, Десси вновь положила руки на холодный камень изваяния, вновь ощутила исходящий оттуда ток печали и гнева и зашептала:

— Милая Энвер, милая сестра, прости, что тревожу. Я, Дионисия, сестра твоя в естестве, сестра твоя в горе, прошу твоей помощи. Дай мне свое покровительство, а я в благодарность помогу тебе довершить то, что ты не довершила.

Молчание. Потом Десси медленно разогнулась, чувствуя, как входит в нее чужая осанка, чужая манера. Теперь она может грациозно склонить голову, увенчанную диадемой, приподнять тяжелую юбку, переступая порог, вовремя откинуть в танце ногой длинный шлейф.

Кстати, почему бы нет?..

— Спляшем, доменос? — предложила Десси Карстену, выйдя из склепа.

И в ответ на его: «Ты чего, ведьма?!» — пояснила:

— Мы же должны увериться, что сработает. Проверь меня, доменос!

— Точно, Карс! — Рейнхард тут же оценил идею по достоинству. — Давай, а я подыграю! Покажи ей, братец!

И он, радуясь любой возможности покончить со всеобщим мрачным настроением, принялся отбивать ладонью на колене ритм простенького бранля. Радка тут же к нему присоединилась. Мильда уже ушла на кухню, и Карстен оказался в меньшинстве перед лицом банды юных заговорщиков.

Скептически улыбаясь, он поклонился Десси «малым поклоном» и подал ей руку. К концу бранля скептическая улыбка на лице молодого маркграфа превратилась в глупо-удивленную.

День, когда Сайнем со своим (принесла нелегкая!) войском отправился в свой (принесла нелегкая!) замок, получился каким-то невнятным.

Сквозь побуревшие уже клены, сквозь покрасневшие, звенящие на ветру кроны осин падали солнечные лучи, и парило совсем по-летнему, так, что даже Сайнем, по старой привычке обходившийся без доспехов, немилосердно потел. А уж каково приходилось остальным!

Из-за горизонта то и дело выплывали смутно-серые облака самого осеннего вида, но так и не проливались дождем, уползали стороной, лишь иногда краем задевая зенит и даруя маленькому отряду долгожданную прохладу.

— Душно очень, наверное, попадем-таки под дождь, — посетовал Сайнем.

Скар Бритва, племянник Армеда по матери и вдобавок княжеский виночерпий и брадобрей (большое доверие, если вдуматься), глянул на небо и уверенно ответил:

— Сейчас нет. Вот на обратном пути может ливануть. Но мы успеем, так?

Он обернулся за подтверждением к двум своим спутникам — Эргану Со Склона и Бресу, сыну Нора, — молодым воеводам Армеда, которых князь Пришеламья, как и в первый раз, послал вместе с Сайнемом для солидности. И те радостно закивали, предвкушая лихую и бездумную гонку на обратном пути, после того как они избавятся и от отряда, и от волшебника, и от миссии.

Говоря по правде, путешествовать по лесу с полусотней человек за спиной было приятнее, чем с полудюжиной. Никто не приставал, не заваливал дорогу деревьями, не шастал по кустам. Словом, добрались без приключений, если не считать маленького происшествия на мосту.

Отряд уже вдоволь попетлял по лесной дороге, а Сайнем потерял малейшее представление о том, где они находятся, и полагался лишь на саму дорогу: вывела однажды, выведет и на этот раз. И вот, когда волшебник в полной мере ощутил себя одинокой лодкой в безбрежном желто-зеленом море, из-за очередного поворота всплыл деревянный мост через неширокую речку.

«Было! — молча возликовал Сайнем. — Проезжали давеча! Было!»

Темная неглубокая речка выпрыгивала из леса, пробегала под мостом, задерживалась на мгновение на другой стороне в маленькой заводи среди притопленных бурых листьев кувшинок и снова убегала под своды ольхи и ивы.

Сайнем глянул вниз и невольно дернул поводья.

На песчаном дне заводи спала молодая женщина. «Утопленница?» — подумал Сайнем, но тут она шевельнулась, устраиваясь поудобнее, подтянула белое круглое колено к животу, подложила ладонь под щеку. Женщина была одета в темное, похожее на крестьянское, платье, но украшения на голове и на поясе были, вероятно, серебряными. Распущенные темные волосы полоскались в речной струе и не давали увидеть лицо.

В первый момент Сайнем решил, что ему напекло голову, но нет, дивы тоже заметили девушку: загомонили, принялись отпускать соответствующие шуточки, однако лезть в воду за разомлевшей красоткой никто не решился. Десятники без труда восстановили порядок, и маленький караван продолжил свое погружение в лес.

Воеводы не выказали ни малейшего интереса к этому буднично-безумному происшествию. Сайнем давно понял, что дивы предпочитают относиться ко всякой лесной дряни с уважительным безразличием.

Добрались. Мост замка, как и в прошлый раз, был опущен.

«Забавно, хозяин, хоть и смотрит букой, в душе не прочь слегка побравировать», — подумал Сайнем.

Ворота подняли еще при их приближении. Во дворе было полно народа. Не иначе, здешние смерды. Они тут же окружили прибывших. Держались без всякого страха, по-хозяйски, но дружелюбно. Лошадей повели на конюшню, солдат — вниз, в большую трапезную, Сайнема и его знатную свиту — наверх, в господские покои.

В зале Сайнему прежде всего бросилась в глаза фреска на песчаного цвета стене — девушка в чужанском платье, перебирающая струны маленькой старинной арфы. Только эта фреска, маленькие медальоны с танцовщицами на прочих стенах да еще расписной фриз из листьев плюща и цветков мака под потолком и составляли украшение зала.

Для гостей заранее поставили три высоких резных кресла да столик с вином и кубками. То ли слугам здесь не доверяли, то ли их попросту не хватало.

В глубине на возвышении сидели трое хозяев. Кроме знакомого уже Сайнему мрачного молодого маркграфа, здесь были совсем маленький графенок с горящими от любопытства глазами и сухопарая немолодая графинечка с унылым лицом и темно-бурыми, как куриные перья, волосами («Пыталась покрасить в рыжий, но неудачно», — догадался всезнайка Сайнем). Весь этот прием казался бывшей столичной штучке верхом вульгарности и неуклюжести, но дивы то ли не подавали виду, то ли действительно не замечали дурного воспитания хозяев. Они разом подняли руки в салюте, приветствуя владетеля здешних земель, и после этого маркграфская семья наконец соизволила встать и поклониться.

Поскольку старший из них не спешил с приветственной речью, заговорил Скар.

— Доменос ди Луна, я должен представить вам могучего щитоносца Халдона, доверенного человека моего князя… — Никакого щита Сайнем, разумеется, не носил и носить не собирался, это была просто ритуальная формула. — Могучий Халдон, перед вами доменос Карстен, маркграф ди Луна.

Только теперь маркграф ди Луна соизволил наконец подать голос, однако его ответ также трудно было назвать верхом куртуазности.

— Прекрасные господа, — сказал он все с тем же мрачно-отчужденным выражением лица, — прежде всего мы должны договориться о неких основополагающих вещах. Я давал клятву верности королю Кельдингу еще прошлой осенью в столице. Полагаю, что этого достаточно и мне нет нужды клясться еще и перед князем Армедом. Мои предки всегда были связаны клятвой только с королем и никогда с комтурами провинций. Так будет и на этот раз?

Сайнем посмотрел на Скара. Тот кивнул. Так же молча кивнули Эрган и Брес.

— Да, — сказал Сайнем.