Сайнем прекрасно сознавал, какой у него выбор: либо прогнать шеламку, как он и обещал, и тем самым объявить войну всем обитателям замка и окрестных деревень, либо промолчать и расписаться тем самым в собственной слабости. Тогда она окончательно обнаглеет. А если его опасения оказались справедливы и из леса вернулась вовсе не Энвер-Дионисия?

«Пусть что-нибудь случится! — взмолился он в панике. — Ради Света, пусть что-нибудь случится прямо сейчас!»

И тут же, как по заказу, наверху раздались грохот и отчаянные проклятья на дивьем языке. Рейнхард побледнел, вскочил из-за стола и попятился к двери.

Дело было вот в чем. Из покоев, расположенных в донжоне замка, на боевые ходы вели пять маленьких мостиков, на которые до поры до времени никто не обращал внимания. В стародавние времена мостики построили, чтобы скрыть «волчьи ямы» — сквозные щели между стеной башни и стеной пристройки. Если бы противник оказался столь напорист, что ворвался во двор замка и захватил нижние этажи, защитники могли бы спрятаться в башне и, дернув за специальные рычаги, поднять мостики, свалив тем самым своих противников в волчьи ямы. Но за долгие годы оказия так и не подвернулась, и про мостики просто забыли. Пока не появился Рейнхард.

Теплые полы, боевые машины — все это разожгло в его душе страсть к механике, и младший княжич вознамерился в одиночку починить подъемный механизм хотя бы одного мостика — того, который вел прямиком из их с Карстеном комнаты. И почти преуспел.

Дальше получилось так. Мильда, не дослушав россказней Дудочника, поднялась наверх, чтобы перед сном хорошенько взбить постели для своих воспитанников. Она заметила, что покрывала недостаточно свежи, на них полно всякого сора (Рейнхард обожал валяться на покрывале, не снимая сапог, да и Карстен этим не брезговал), и решила вытряхнуть их прямо на боевом ходе. И вот когда она, ничего не подозревая, в десятитысячный раз в своей жизни переступала незаметный мостик, подъемный механизм, не отлаженный еще Рейнхардом до конца, внезапно сработал. Почтенная дама преодолела открывшуюся «волчью щель» одним великолепным прыжком. Вниз полетели покрывала и мильдина туфля, которые вывалились прямо под ноги двум чужанам, завершавшим полуночный обход. Словом, все напугались изрядно.

Пока Сайнем во главе маленького отряда ходил на разведку, пока сообща придумывали наказание для Рейнхарда (постановили — лишить лошади и снегоступов до весны), пока мужчины уговаривали Мильду сменить гнев на милость, про шеламку на время забыли, и она, по-прежнему ни с кем не разговаривая и ни на кого не глядя, проскользнула в свою комнату.

Радка подобрала покрытый инеем плащ Десси и, мимолетно удивившись, что снег на нем еще не растаял, понесла на боевой ход, чтобы хорошенько выколотить. Она стучала по плащу выбивалкой, но снег с него все сыпался и сыпался. И Радка вдруг поняла, что он сыплется с неба. Она подняла глаза к звездам и не увидела ни одной. Над Королевством раскинули крылья долгожданные снеговые тучи. Первые белые хлопья летели в объятья земли.

— Опять ничего не ела! — вздохнула Радка, ставя тарелку и кружку на поднос.

— Разве? — отозвалась Десси. — Да нет, спасибо, все вкусно было.

Она лежала под тонким покрывалом, вытянувшись в струнку, закинув руки за голову, и разглядывала пятна копоти на потолке. Разговаривая с сестрой, она не потрудилась даже повернуться к ней.

— Может, вниз спустишься? — предложила Радка. — Холодно ведь тут.

— Обязательно, — пообещала Десси и, снова не поворачивая головы, попросила: — Ты лучину унеси. А то коптит.

Радка от возмущения топнула ногой, но ничего не сказала — только притворила за собой дверь, оставив шеламку в почти кромешной тьме. В той самой тьме, в которой Десси прожила уже четыре дня с момента возвращения из леса и в которой собиралась, похоже, жить еще неопределенно долго.

А за окнами уже четвертый день царствовал снегопад. То снег валил хлопьями, то внезапно налетевший ветер гнал поземку по куполам и впадинам молодых сугробов, то начинал закручивать снежные спирали, то опять успокаивался. Выходить из замка в такую погоду никому не хотелось, но с галереи было видно, что снега уже насыпало до половины рва.

Внизу, на кухне, сидели Карстен, Дудочник, Халдон и еще двое чужан. Они были заняты обсуждением очередного проекта обогрева полов. Радка постояла немного в дверном проеме, разглядывая мужчин, потом с размаху шваркнула Дессину тарелку об пол (благо та была деревянной) и сердито сказала, не отрывая глаз от Дудочника:

— Сидите тут и ничего не делаете!

Братец Карл опустил глаза, но ничего не ответил. Неожиданно для всех поднялся Халдон.

— Ладно, я скоро вернусь, — пообещал он компании, вышел из кухни и стал подниматься по лестнице.

На пороге спальни Сайнем задержался, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. Потом понял, что ничего разглядеть все равно не удастся, ощупью добрался до постели и сел. Шеламка молча посторонилась, давая ему место.

— Кто тебя напугал? — спросил волшебник.

Она пожала плечами:

— Хочешь знать, кто я теперь? И как ты собираешься это сделать?

— Я хочу знать, кто тебя напугал, — повторил Сайнем. — Кто и чем. И насколько это касается замка.

На самом деле в этот момент он изучал ведьму магическим зрением. И не видел ничего. Ни проблеска, ни движения. Темнота снаружи была ясней родниковой воды по сравнению с той темнотой, в которую она пряталась внутри себя. Что же могло так устрашить ее в том самом Шеламе, который был для нее прямо-таки родным домом?

— Ни насколько, — спокойно ответила на его вопрос ведьма. — А напугать меня трудно.

— Не думаю, — возразил Белый Маг. — Напугать нас всех легко. Потому что нам есть что терять. Что они хотели отобрать у тебя там, в лесу?

— Они! — засмеялась Десси. — Они как раз хотели мне кое-что вернуть. Но, наверное, я меньше, чем должна быть.

Сайнем размышлял. Он думал о том упрямстве, с которым она понеслась в лес, несмотря на все его угрозы. Не приняла всерьез? Но что же тогда она сочла серьезным? Сказки братца Карла?

Так или иначе, она пошла в лес — и на следующий день начался долгожданный снегопад. Что разом давало надежду и на урожай, и на мир с чужанами следующим летом. Разумеется, для этого придется еще здорово потрудиться, но Солнце в этот раз сыграло с ними честно — шансы были. Вот только…

«Маг — это тот, кто платит чужой смертью», — сказал он когда-то Армеду. Но проклятая чернявая графиня-перестарка, проклятущая рыжая ведьма-распутница из леса платила жизнью. Своей. Что тут скажешь? Нечего сказать.

— Отдай мне… — попросил Сайнем.

— Что?

— Отдай мне свой огонь.

— Но я пока не умираю, — возразила она.

Но Белому Магу прочно попала вожжа под хвост, и он гнул свое.

— Поделись. Хватит тебе уже гореть. Что я, в самом деле, смотреть и молчать должен? Бери мой взамен. Бери, что хочешь. Бери меня всего. Потому что я хочу взять тебя.

У него получалось не слишком гладко. Точнее, получался какой-то бред. Но Дионисия впервые приподнялась на локтях и с интересом посмотрела на своего противника.

Подслушивавшая у замочной скважины Радка совсем по-Дессиному вскинула брови и на цыпочках удалилась. Однако она поторопилась со своими предположениями. Ничего особенного за дверью не случилось. Просто два волшебника сидели на постели и молча смотрели друг на друга. Но коснуться друг друга они пока не осмелились.

Ехать в Купель надумал Карстен. Ему надоело, сказал он, видеть вокруг себя кислые физиономии. В конце концов, чего тут всем надо? Плакали, что не выживут без снега — так вот он, снег, хоть закопайся. Охали, что Ночь не переживем, так ночь уже короче стала, и все живы. Ладно, хватит друг на друга пялиться, едем в Купель на ярмарку. Радка, выслушав эту грозную речь, взвизгнула от восторга, чмокнула своего сюзерена в щеку и сбежала скорее, чем кто-нибудь успел захихикать.