– У этого бедняги все мысли написаны на лице, – лаконично высказался. Шартрез. – Он ловит каждое ваше движение. Вы жестоки, миледи.

– Если это так, почему же вы преследуете меня? – моментально нашлась с ответом Сара.

– Потому что вы красивы, и я жажду вас. Я не успокоюсь, пока не буду обладать вами. – Сара приоткрыла губы, но Шартрез прервал ее: – Но если вы опять собираетесь поведать мне о своей добродетели, у меня готов ответ. Почему вы находите пристойной вашу отдельную от супруга жизнь?

– Мы не живем отдельно, – с достоинством возразила Сара. – Мы всегда вместе.

– Это явная ложь! Но хватит о вашем супруге, он мне надоел. Позвольте вместо этого рассказать вам, какие удивительные люди собрались здесь сегодня.

Видите женщину, вон там, с поблекшим, но еще красивым лицом, в лиловом платье?

– Да.

– Это герцогиня де Грамон – ее любовником был ее собственный брат. И такому кровосмешению они предавались годами! Ее брат – герцог де Шуазейль, вон тот обрюзгший мастиф в серебристой парче.

Сара не отвечала, настолько ужаснуло ее услышанное. Она уставилась на герцога круглыми от изумления глазами.

– Но совсем недавно герцогиня без памяти влюбилась в своего племянника, герцога де Лозана. Лозан не отвечает ей взаимностью, и она постоянно пребывает в бешенстве. Вас интригуют эти сплетни? – продолжал Шартрез.

– Я нахожу их неприличными и отвратительными.

Герцог пожал плечами:

– Разумеется, я не испытываю к ним отвращения. Кстати, должен предупредить вас: Лозан меняет женщин как перчатки и уже держал пари, что он первым окажется в вашей спальне.

– Но мы с ним даже не знакомы.

– Лозана это не остановит. Говоря серьезно, милочка, с этим человеком вам следует быть особенно осторожной. Он уверен, что вправе отведать всех новых красавиц, появляющихся в Тампле. Говорят, что ни одна женщина в Париже не бывает принята, пока Лозан не даст ей одобрение, а его поощряет к этому принц.

– Принц Конти? Но ведь он такой милый человек…

Герцог звонко рассмеялся:

– Да, великий человек, но не милый. Лозан – его любимец. Подождите, и вы убедитесь в этом сами.

С трепетом Сара присела, так как танец кончился, и огляделась исподтишка.

– Его здесь нет, – прошептал Шартрез. – Он представится только тогда, когда будет уверен в успехе.

С этими словами герцог покинул Сару, отправившись побеседовать с герцогиней-кровосмесительницей, чье прелестное лицо отмечала печать порока, как у цветка, чей корень изъеден червем. Спустя секунду после ухода герцога рядом с Сарой уже был Карлайл.

– За вами танец, миледи, – грубовато-шутливым тоном произнес он.

Краткое мгновение Сара пристально разглядывала его и немедленно наполнилась презрением к самой себе. Он был так красив, ярок и смугл, как опавшие осенние листья, что она почувствовала угрызения совести за то, что так долго держала его при себе, ни единым словом не подкрепляя его надежд. Будь она действительно добродетельной, она бы дала ему отставку, позволив ухаживать за свободными красавицами, чему так рьяно предастся его школьный приятель Чарльз Джеймс. Но ее опасение быть отвергнутой заставляло удерживать юношу подле себя. Она уже потеряла возлюбленного, и в том, что касалось страсти, успела потерять мужа, а натура Сары, правнучки самого чувственного из монархов Карла II и французской любовницы, настойчиво требовала любви.

– Вы его получите, сэр, – кокетливо ответила она, подавая руку учтивому молодому дворянину, пренебрегая тем, что ладонь бедняги Фредерика оказалась слегка влажной.

Внимание к своеобразию и красоте присуще французскому характеру, поэтому прибытие любого незнакомца, наделенного не только этими качествами, но и талантом, вызывает явную сенсацию. Вдобавок к этому в доме Пьера Севинье с английской музыкантшей произошел столь таинственный случай, что имя Сидонии Брукс сразу оказалось на устах всех парижан.

Ее подняли с пола, куда она упала, скатившись по клавиатуре клавикордов Бланше, и унесли ее, как сломанную куклу.

– Поосторожнее с ней, – услышала она знакомый голос, пока ее несли.

Когда Сидония, наконец, открыла глаза, она обнаружила, что находится в роскошной спальне, лежит в постели с малиновым балдахином и резным изображением орла, свидетельствующим, что кровать некогда принадлежала Наполеону.

Мужчина, одетый в костюм дворянина восемнадцатого века, измерял ей кровяное давление, а Мария-Антуанетта обтирала окровавленный лоб Сидонии.

– О Боже! – вздохнула она и настороженно добавила: – Где я?

В поле ее зрения появился Пьер Севинье.

– Дорогая моя мадам Брукс, вы по-прежнему в моем доме, – сказал он. – Вам стало дурно во время репетиции, и мы перенесли вас сюда. Сидония попыталась сесть:

– А как же концерт?

– Боюсь, вы не сможете играть, – сказал дворянин и официально пожал руку Сидонии. – Я – доктор Лоран, один из гостей месье Севинье. Эта дама – моя жена, она тоже врач. Боюсь, ваша рана на лбу слишком опасна, ее требуется зашить. Я уже позвонил в больницу. Мой помощник сейчас на дежурстве и ждет вашего приезда. Я наложил бы шов сам, но…, – он развел руками и по-галльски очаровательно улыбнулся, – …освобождение от этого костюма займет несколько часов, и еще час потребуется, чтобы подготовиться к операции. Но можете мне поверить, доктор Валлье – опытный молодой человек. Его шов никоим образом не повредит вашей красоте.

– Вы так любезны, – ответила Сидония, – но ни в коем случае мне бы не хотелось доставлять вам столько хлопот. – Она повернулась к Пьеру: – Тем более в вашем доме.

Он остановил ее движением руки:

– На помощь пришел, ваш друг Алексей. По счастливой случайности, у него с собой оказалась скрипка.

Сидония слабо улыбнулась:

– Он не расстается с ней. Вряд ли он способен оставить ее без присмотра.

Пьер кивнул:

– Так что все в порядке. Кстати, здесь Моник Амбуаз. Она надеется перед отъездом увидеться с вами.

В первый раз за все время заговорила мадам Лоран:

– Если позволите дать вам совет, мисс Брукс, вы должны вернуться в отель сразу же после того, как будет наложен шов, и как следует отдохнуть. Рана сильно повредила вам, к тому же головокружение могло быть вызвано переутомлением. Вы, профессиональные музыканты, слишком требовательны к себе.

Сидония кивнула:

– Я последую вашему совету, но прежде мне бы хотелось переговорить с Алексеем. Я должна рассказать ему о том, что случилось.

– Конечно. Мы оставим вас с ним.

Все ушли, и Сидония смогла свободно обнять русского скрипача, который ворвался в спальню с обеспокоенным видом, нервно теребя сбившийся кошмарный черный галстук.

– Мне придется поехать в больницу, – сказала она, когда Алексей бережно опустил ее на подушки.

– Знаю. Я в отчаянии от того, что не могу сопровождать вас. Но я пообещал им поиграть. Не возражаете?

– Как я могу возражать? Вы спасли меня, вызволили из ужасного положения.

– Я имел в виду, не возражаете ли вы, если я не смогу поддержать вас в больнице?

– Это совершенно не обязательно – предстоит сделать всего лишь короткий шов. Но дама, жена врача, посоветовала мне потом сразу же отправиться в отель. Значит, нам с вами так и не удастся встретить Новый год вместе.

– Вот тут вы ошибаетесь. Как только я закончу игру, я присоединюсь к вам – это будет около одиннадцати. Мы выпьем шампанского.

– Вероятно, мне придется полежать…

– Если это приглашение, я с удовольствием его принимаю.

– Нехорошо насмехаться над больной женщиной. Лицо Алексея внезапно стало серьезным.

– Но почему у вас закружилась голова, товарищ? Что стряслось?

– Я видела призрак, – ответила она, пристально следя за его реакцией.

Он серьезно кивнул:

– Я тоже испытал нечто подобное, когда был ребенком.

– Что же вы видели?

– Кажется, одну из зверски убитых великих княжен. Тогда мы вместе с родителями были в Зимнем дворце, и на лестнице я заметил девочку. Она была одета в странное платье и бежала вниз очень-очень быстро, с радостным выражением на лице.