– Знаете, сэр, я вынуждена извиниться за мой жалкий французский. Я никогда не могла как следует сосредоточиться на уроках, ибо считала изучение языка пустой тратой времени и предпочитала ему верховые прогулки с братьями.
Лозан покусал губы, раздраженно прищурившись:
– Вам не нравится язык нашей родины, миледи?
– Не настолько, месье, чтобы пытаться разобраться в его тонкостях. К примеру, мне говорили, что парижский акцент не принят в обществе и весь свет стремится приобрести лиможский.
Проговорив это, Сара одарила герцога кислой усмешкой и обратила свое внимание на паштет из гусиной печени, только что поднесенный ей. Лозан недоверчиво взглянул на нее, а потом нахмурился и пробормотал: «В самую точку…» – заставив мадам де Камбиз недовольно поджать свои страстные губы. Со своего места принц Конти отлично видел всю сцену и улыбнулся, отметив, как хорошо сработал его план и что его любимцу остается только выдержать свою роль.
Сказать, что Арман де Гонто, герцог де Лозан, был утомлен светской жизнью, значило всего лишь намекнуть на его истинное состояние. Еще мальчиком он достаточно повидал свет. Его отец, Луи. Антуан, герцог де Гонто, маршал Франции, и упомянутый дворянин с оригинальными манерами, герцог де Шуазейль, который выглядел как обрюзгший мастиф, женились на сестрах. Пока Шуазейль оставался холостяком, жена Гонто была его любовницей, и обычно Лозана считали сыном именно Шуазейля. Как бы там ни было, мать Лозана умерла, дав жизнь своему ребенку, и на смертном одре приказала своей двенадцатилетней сестре выйти замуж за Шуазейля, чтобы заботиться о нем. Таким образом, фактический и мнимый отцы Лозана стали свояками. Но на этом сложности не кончились.
Сестра Шуазейля, прежде ушедшая в монастырь, поскольку не могла найти себе мужа, в конце концов, согласилась выйти замуж за безобразного герцога де Грамона. Совершив этот поступок, она ушла от него, поселившись вместе с братом и его молодой женой и разделяя ложе брата, как говорили сплетники. В таком змеином гнезде, окруженном сплетнями, и вырос Лозан.
Близкая дружба между герцогом де Гонто и мадам де Помпадур, любовницей Лудовика XV, привела к тому, что Лозан провел с ней детство, сидя у нее на коленях, играя ее украшениями и читая ей, как только он узнал буквы. Но в Версале юный Арман постиг не только искусство чтения. Его «нежные уроки» начались, едва Лозану исполнилось десять лет: Он брал эти уроки у служанок, фрейлин, актрис и самой кузины мадам де Помпадур, и даже вступление в брак с Амелией де Буффлер не положило конец его проказам. Он наслаждался порочными связями во всей полноте и, даже будучи женатым, продолжал делить ложе с женой младшего брата Шуазейля. Но в этом приключении Лозан получил неожиданный отпор.
Кровосмесительница герцогиня де Грамон, пренебрегая тем, что Арман приходился племянником ее брату, пожелала влюбиться в него. Отвергнутая, она обвинила его в развращении герцогини де Станвиль, свояченицы его дяди, чем вызвала такой шум, что любовников разлучили. Разъяренный таким вмешательством в его личные дела, Лозан открыто продолжал пренебрегать герцогиней де Грамон, поселив в своих апартаментах хорошенькую маленькую актрису и послав за мадам де Камбиз, которой он предложил разделить с ним постель в Версале. Тогда и началась его скучная жизнь с теперешней любовницей, которая продолжалась и теперь. И вот сейчас, сидя за столом и повернувшись к опостылевшей любовнице спиной, он решал, будет ли следующей женщиной в его постели эта прекрасная английская миледи и что делать при этом с коварной де Камбиз.
– Арман! – с укоризненным вздохом позвала его любовница.
– Что? – Он даже не побеспокоился оглянуться через плечо.
– Мне надо поговорить с вами.
– Мы уже говорим.
– Я хотела сказать, поговорить наедине.
– Не теперь, – раздраженно отозвался Лозан и наклонился к Саре. – Сколько времени вы пробудете в Париже, миледи?
– Еще несколько недель, хотя, боюсь, моему супругу здесь уже надоело. Вы знаете, он скучает по своим обычным упражнениям – дома, в Англии, он много занимается спортом.
– В самом деле? – герцог попытался изобразить интерес. – И кто же ваш муж, мадам?
– Он сидит вон там – видите красавца, одетого в бархат цвета кларета?
– Действительно, красавец. Недурной малый.
– Мне очень повезло.
– О да! – ответил Лозан, заглянув при этом прямо в глаза Сары.
Сара потупилась, думая о том, какие широкие у него зрачки, напоминающие черные камушки, охваченные пламенем. Глядя на своего собеседника, она чувствовала, как нарастает ее возбуждение, как будто она видит чудесный сон и не может представить себе иного счастья, нежели оказаться в объятиях герцога без единого лоскутка на теле.
– Вы слышали о мадам де Монтеспан? – прошептал Арман.
– Это она была любовницей Лудовика XIV, обвиненной в колдовстве? – тихо ответила Сара.
– Не такой уж опытной колдуньей она была, но сумела приворожить короля. Знаете, миледи, похоже, в вас есть частица ее волшебства.
– Что вы имеете в виду, месье?
– Только то, что, стоит, вам взглянуть на мужчину – и готово, он уже пленен.
– То же самое я думала о вас, – ответила Сара, удивляясь, как она осмелилась это произнести.
– Вот как? — удивился Арман и улыбнулся от неожиданности. Крохотное пламя его зрачков вспыхнуло с новой силой, угасло, и его взгляд вновь стал обычным.
– Я навещу вас и сэра Чарльза Банбери завтра. – Он поднялся и поцеловал ей руку. – А пока – до встречи.
– До встречи, – ответила Сара, постепенно приходя в себя и удивляясь тому, что с ней случилось.
Мадам де Камбиз поднялась и подхватила любовника под руку.
– Думаю, пора отправляться домой спать, – промурлыкала она, почти касаясь губами уха герцога.
– Тогда увидимся в карете, – резко ответил он и повернулся, чтобы в последний раз взглянуть на леди Сару Банбери.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Она пребывала в состоянии полнейшего смущения: ее мысли и эмоции метались между радостным восторгом и отвратительным чувством вины. Она находилась на грани любовной связи и отлично понимала это, но как бы ей ни хотелось просто оказаться с ним в постели и испытать невероятное счастье, сама мысль о неверности жестоко терзала ее сердце.
Ни в новогоднюю ночь, ни на следующее утро он не попытался заняться с ней любовью. Алексей просто устроился рядом с ней, вялой от принятого снотворного, вытянулся и быстро заснул. На следующий день, когда Сидония проснулась, он уже был в ванной, громко распевая что-то по-русски.
– Вам это ничего не напоминает? – спросил он, высунув голову из-за двери ванной.
– Что?
– Ночь, проведенную вместе в Москве, когда вы сбежали от Найджела.
– О, да.
– Вы хорошо выспались? Чувствуете себя лучше?
Алексей вышел из ванной, закутанный только в огромное полотенце, и Сидония залюбовалась его телом – ладно сложенным и сильным, с мускулистыми от многолетних упражнений на скрипке руками.
– Намного. Сейчас встану.
– Не спешите. Я схожу и принесу вам завтрак.
– Лучше я пойду с вами – я не вынесу, если пробуду в этой комнате еще немного.
Они вместе отправились в маленький ресторанчик и пробыли там все утро, попивая кофе и бренди. Затем отправились в репетиционный зал Алексея, и Сидония, удобно сидя в кресле и чувствуя себя совершенно испорченной, слушала его игру. Впоследствии они были приглашены на ленч к Моник Амбуаз, ужасно обеспокоенной несчастным случаем с Сидонией, а к тому времени, когда они вышли на сумеречные улицы, все полностью изменилось. Ибо на первых страницах вечерних газет красовалась огромная фотография Алексея и статья под броским заголовком «Русская сенсация приходит на помощь».
Сидония внимательно следила, как Алексей уселся читать газету и в конце концов объявил, что все написано чертовски верно. Каким бы недобрым ни казался очаровательный знакомый Сары из прошлого века, глаза которого загипнотизировали Сидонию, он явно благосклонно отнесся к Алексею.