– Но это невозможно!

– Отчего же? Наоборот, возможно. Разве у вас никогда не было видений, которые исчезали как сон, но потом становились явью?

– Не совсем так…

– Конечно, это бывает по-разному, и это только пример выхода из ритма своего времени.

– Я верю в предчувствия, но вашим словам я никак не могу поверить.

– А! – воскликнул Арман и прищелкнул пальцами.

– Но если она так удивительна, если она – существо из другого века, почему вы смеялись, увидев ее?

– Я смеялся не над ней, а от собственного изумления. Я ошибочно полагал, что это оборотная сторона вашей натуры, ваша скрытая сущность. Похоже, между нами может, быть нечто большее, нежели простая привязанность.

– Ни слова больше, месье. Если вы окажетесь колдуном, я возненавижу вас.

– Нет, вот тут вы ошибаетесь, моя дорогая. Вы никогда, никогда не сможете возненавидеть меня – до тех пор, пока не кончится ваша земная жизнь.

– Я могу попытаться, – возразила Сара, повернулась на каблуках и пошла прочь.

Впоследствии, когда спустя целые года она пыталась найти объяснения случившемуся, Сидония думала, что ее визит в Шато-де-Сидрс был одним из поворотных моментов ее жизни. Ибо именно здесь, по ее мнению, она наконец-то научилась играть на клавикордах и именно за эти несколько дней постигла искусство самообмана. Но все же ей так и не удалось рассудить, чего было больше в этом кратком визите – хорошего или дурного. Как полагала Сидония, она бы пожертвовала почти всем, в том числе и здравым рассудком, чтобы улучшить свое музыкальное мастерство таким внезапным и сверхъестественным образом, как это сделала тогда.

Пробудившись от сна, она все еще слышала звуки – фразы, сыгранные графом Келли, эхом отдавались в ее голове. Не в силах спать, но и не в состоянии идти к клавикордам и боясь потревожить остальной дом, Сидония потеплее оделась и вышла в парк. Пробираясь по снегу, еще не будучи уверенной в том, что случилось с ней сегодня ночью – был ли это сон или другой род реальности, она чувствовала, что ей не удастся ускользнуть от предначертания судьбы. Она еще пребывала в нерешительности и смятении, когда чистый звук скрипки разорвал молчание пронзительно-холодного утра. Прислушавшись к тому, откуда доносился звук, Сидония направилась к группе хозяйственных построек позади шато.

Алексей стоял спиной к ней, разыгрывая сочинения Паганини с такой виртуозностью, что Сидония застыла в восхищении, не представляя себе, как можно играть так блистательно в такой ранний час. Совершенно не замечая ее присутствия, русский завершил игру торжествующим пассажем, и Сидония зааплодировала:

– Браво, прекрасно сыграно!

Он быстро обернулся:

– Сидония? Вы застали меня врасплох. Что вы здесь делаете? Я был уверен, что вы еще спите.

– Я рано проснулась и вышла подышать воздухом.

– Который теперь час?

– Думаю, около семи.

– Отлично. Я могу поупражняться еще час.

Она с любопытством взглянула на него:

– Я не знала, что вы такая ранняя пташка. Вам хорошо спалось?

Алексей глуповато усмехнулся:

– Нет, я бодрствовал почти всю ночь и думал о призраке в музыкальной гостиной. Знаете, могу поклясться – я слышал его.

– Что вы имеете в виду?

– Мне казалось, что я слышал, как посреди ночи кто-то заиграл на клавикордах. Это было бесподобно и так, как только может представить себе воображение в полной темноте.

Сидония нерешительно ответила:

– Мне тоже показалось, что я слышу клавикорды, но я не была уверена, что это не сон.

Алексей отложил скрипку на сваленное в углу сено и подошел к ней поближе:

– Вы выглядели так трогательно, когда произнесли это.

– Как именно?

– Вы были похожи на беспомощную девочку! Идите сюда, я успокою вас.

Он обхватил ее руками и крепко прижал к своей груди, погружая в глубины своего расстегнутого пальто, приникая к ней всем телом. Где-то в глубине своего сознания, не затронутого вихрем чувств, Сидония знала, что ее борьба с совестью окончена, что она не прочь заняться любовью с Алексеем Орловым, хотя понимала, как смешно и неудобно будет выглядеть, если она станет его любовницей не где-нибудь, а именно здесь, в сарае, где некогда была устроена конюшня.

Алексей склонил голову и поцеловал ее – не тем дружеским шутливым поцелуем, какими они обменивались прежде, а долгим и страстным. Под его губами ее рот приоткрылся, и у обоих захватило дух от восторга. Опустив руки на ее бедра, Алексей прижал ее еще ближе.

– Я хочу тебя, – произнес он странно напряженным голосом.

– Прямо здесь?

– Почему бы и нет? Ты замерзла?

– Нет.

Безумие обрушилось на них, подобно волне, и, не желая раздеваться, Алексей опустил Сидонию на сено, склонившись к ней. Она протяжно вздохнула, когда ее одежда оказалась расстегнутой, и он грубо вошел в нее, как будто всю жизнь ждал этого момента и теперь никак не мог насытиться им. Ритм его движений был чудесным, удивительным и мощным, Сидонии он казался Царем-варваром, а она сама – маленькой рабыней-наложницей.

Стыд и чувство вины исчезли без следа, и Сидония позволила себе погрузиться в поток желания неистового юноши. Все продолжалось восхитительно долго, они любили друг друга, подобно изголодавшимся животным, радуясь чувствам, которые им удавалось возбуждать друг у друга. Внезапно Алексей остановился.

– Не хочу кончать слишком быстро.

Она улыбнулась ему:

– Ты так и не успел снять пальто…

– Я ничего не успел снять, но это неважно. Так даже лучше.

– Знаю.

Он вновь стал двигаться – сначала медленно, постепенно ускоряя темп. Глубоко внутри Сидония испытывала ни с чем не сравнимое чувственное удовольствие, которое начало расти, увлекая ее к вершинам незабываемого наслаждения.

– Нет, не надо! – воскликнула она, когда взрыв острого эротического блаженства заполнил все ее тело. Но Алексей не мог ответить, он изливался в нее, переполненный ощущениями.

– Боже мой! – вздохнул он, падая на сено рядом с ней. – Лучше этого у меня еще никогда не бывало. Ты удивительна.

– И ты, – ответила Сидония, придвигаясь к нему и чувствуя, как после приятного расслабления воспоминания о Финнане вновь начинают терзать ее.

– Может быть, повторим?

– Сейчас?

– Нет, сегодня ночью в постели. Достойно, как и положено взрослым людям.

– Разве сейчас мы были не похожи на взрослых?

– Это было просто божественно, – простонал Алексей и закрыл глаза.

Когда через полчаса они рука об руку появились в шато, то обнаружили, что Шанталь уже встала, а завтрак подан в одной из гостиных.

– Вы гуляли? – спросила хозяйка, понимающе окидывая взглядом их сияющие лица.

– Мы оба слишком плохо спали, – поспешно ответила Сидония. – Алексею показалось, что он слышит ваше музыкальное привидение, да и мне, по правде говоря, тоже.

– Может быть, – ответила Шанталь, – хотя, должна признаться, я сплю чутко. Не хотите ли кофе?

Выпив кофе с круассаном, Сидония отправилась помыться, а потом, одетая в брюки и пушистый свитер, переступила порог музыкальной гостиной. Она почти ожидала увидеть там все того же музыканта, седоволосого и моложавого, с обращенным к ней в профиль лицом, но гостиная была совершенно пуста, и ее спокойствие не нарушал ни единый признак непонятных явлений. Подняв крышку инструмента, Сидония присела к нему и попыталась вспомнить свой сон.

Это пришло к ней сразу, подобно откровению, и, опустив руки на клавиши, она заиграла так, как в ее сне играл граф Келли. Низко опущенная левая рука ее извлекала из инструмента необычные арпеджио, в то время, как правая сплетала мелодию из повторяющихся нот в различной тональности.

– Боже милостивый, – произнесла с порога Шанталь. – Никогда еще не слышала Скарлатти в подобной интерпретации! О, простите меня, я не хотела помешать.

Но Сидония не ответила, поскольку дух сна совершенно завладел ею, и она начала воспроизводить слышанное. К сожалению, одна из пьес навсегда ускользнула от нее: мелодия менуэта «Леди Сара Банбери» упорно не вспоминалась, и чем дольше Сидония старалась припомнить ее, тем меньше у нее это получалось. Но это было совершенно не важно по сравнению с богатством нового звучания, в которое она погрузилась. Граф Келли был в комнате, она сознавала его присутствие и почти чувствовала, как он берет ее за запястье при каждой неправильно взятой ноте.