— Значит, вот ты кто, – заключила Сидония. – Ты гений.

– Что они имели в виду под словами «ему будет рукоплескать весь мир»? Я уже пользуюсь успехом!

– На самом деле ты, прежде всего, вдохновил меня, – убежденно произнесла Сидония. – Вряд ли я когда-нибудь испытаю подобные чувства.

– А все потому, что тебе хорошо со мной в постели.

– Не только. Было бы достаточно просто познакомиться с тобой.

– Это звучит так, как будто ты прощаешься. Это не так, верно?

– Конечно, нет. К чему нам прощаться?

– Я только подумал, что твоему приятелю из Канады это не понравится.

– Откуда он об этом может узнать? – сердито спросила Сидония. – Он и понятия не имеет, где я сейчас нахожусь.

Алексей всмотрелся в ее лицо:

– Мои слова расстроили, тебя, верно? Прости, я не хотел этого.

– Ты тут ни при чем.

– Тогда что же?

– Я расстроила сама себя.

– Из-за чего?

– Потому что изменила ему с тобой.

– Что за чепуха! – Алексей, похоже, рассердился не на шутку. – У него любовница в Канаде, ты сама мне говорила. Ты сказала, что у него дома к телефону подходила женщина.

– Может быть, это была просто знакомая. Почему мы всегда бываем такого дурного мнения об иностранцах?

– В самом деле! – Алексей усмехнулся. – Иди сюда и поцелуй меня.

– Ни за что.

Он склонился над ней и прижался губами к ее губам.

Они вернулись в Париж и остановились в том же самом отеле. Наступило утро отъезда Сидонии в Англию, и оба могли бы загрустить, если бы Алексей не решил поехать вместе с ней, пусть всего лишь на уикенд, перед своим вылетом на концерты в Берлин.

Их отношения, как пыталась уверить себя Сидония, скрепляла дружба. Однако всю эту теорию опровергала неистовая сила их любовных развлечений. Вероятно, потому, что Алексей был моложе Финнана и еще не утомлен миром, он поднимал ее на такие высоты чувственности, о существовании которых она и не подозревала. И, тем не менее, она чувствовала себя дешевой шлюхой, сравнивая двух мужчин, с которыми делила постель в последнее время. Даже истасканные проститутки не поступают так, уверяла она себя, терзаясь муками предательства, которые теперь всегда сопровождали ее мысли о враче-ирландце. Она была уверена, что до сих пор любит его.

– Ты опять стала серьезной, – заметил Алексей. – Немедленно прекрати.

– Прости.

– И все-таки, что случилось?

– Ничего. Я просто оплакивала завершение нашего пребывания во Франции, и то, что теперь мне придется вернуться из сказки и столкнуться с жестокой реальностью.

– Теперь тебя замучат предложениями, вот увидишь.

– Надеюсь. – Сидония улыбнулась Алексею. – Я буду скучать по тебе.

– Мои гастроли продлятся всего полгода, а затем я приеду отдохнуть в Великобританию. Я уже все решил.

– А я решила, что поеду с тобой.

– А вот это, – заметил русский, целуя ее в нос, – входит в мои планы.

Они вылетели из Парижа поздно днем и прибыли в Хитроу в сумерках. Маленький автобус подвез их к автомобильной стоянке. Алексей намертво вцепился в свою драгоценную скрипку.

– Надеюсь, мне удастся вспомнить, куда я поставила машину, – заметила Сидония, оглядывая тускло освещенную стоянку.

– Разве у тебя не осталось квитанции?

– Да, но она где-то далеко. Даже представления не имею, где теперь искать машину.

– Боже мой!

С помощью служащего им, наконец, удалось найти машину, погрузиться и выехать к Лондону. Был сырой январский вечер. Глядя на ярко освещенное шоссе, Алексей пробормотал:

– Значит, это и есть Англия.

– Скорее, шрам на ее лице. Но здесь есть и живописные места. Тебе там понравится.

– Мне понравится везде, если рядом будешь ты, – любезно отозвался Алексей, и Сидония улыбнулась этому одному из самых очаровательных качеств русского скрипача.

Особняк в Филимор-Гарденс был тихим, как склеп, и Сидония вздрогнула, переступая порог в сопровождении Алексея. Воспоминания о Финнане вновь закружились в ее голове, и музыкантша чувствовала себя развратной женщиной, пока показывала Алексею спальню и говорила, куда ему можно повесить пальто. Но он ничего не заметил, не обратил внимания на ее внезапное молчание, с любопытством изучая квартиру. Сбежав вниз по лестнице в музыкальную комнату, он взревел от восторга.

Сидония выслушала этот вопль, стоя на верхней площадке лестницы и пытаясь освоиться с ситуацией, найти какой-нибудь способ оправдать ее. Но выхода не было, ей оставалось только жить одной минутой, уверяя себя, что она верна Финнану, – словом, предаваться самообману, чему она начала учиться еще в Шато-де – Сидре.

– Какие клавикорды! – воскликнул Алексей. – Откуда они у тебя?

– Купила на аукционе в Ирландии. Снизу на крышке вырезаны инициалы их прежнего владельца. Не хочешь взглянуть?

– Да, пожалуйста.

Сидония повернула ключ и подняла крышку: – Вот, смотри – С.Л.

– Кем она была?

– Она? Мне всегда казалось, что это он.

– У тебя предубеждение. Эти клавикорды определенно принадлежали женщине.

– Боже мой! – воскликнула Сидония.

– Что случилось?

– Я догадалась, кем она могла быть – Сарой Леннокс! Это было бы вполне вероятно, наверняка после расставания с Банбери она отправилась в Ирландию.

– Кто такой Банбери?

– Первый муж Сары. Он обожал скачки, выращивал лошадей и азартно играл.

– Когда все это происходило?

– В восемнадцатом веке, когда Россией правила Екатерина Великая и спала с Алексеем Орловым.

– Почему ты решила, что инструмент принадлежал Саре?

– Потому что она жила в Холленд-Хаусе, совсем недалеко отсюда. – Сидония указала на дверь, ведущую в сад. – И еще потому, дорогой мой русский игрушечный мальчик, что она мое собственное, личное и совершенно особое привидение!

Мир действительна оказался жестоким. Когда Сара прибыла в Париж некоторое время назад, в ноябре, ее считали в обществе весьма милой особой. Ко времени ее отъезда в феврале следующего года, ее уже называли маленькой блудницей, кокеткой, распутницей, которая отталкивает мужчин ради того, чтобы крепче привязать их к себе. Она, которую преследовали, которой подражали и обожали, впала в немилость.

Большая приятельница Горация Уолпола мадам де Деффан поведала ему в письме о том, какие разговоры ходят в обществе: «Она решительно оттолкнула герцога де Шартреза. Вместе с двадцатью другими претендентами он некоторое время еще добивался ее внимания. Лозан опередил их, но остался ни с чем. Похоже, он сильно заблуждается насчет ее проказ с лордом Карлайлом, ибо она видит в нем только способ защититься от остальных. Ее славный баронет, по-видимому, ничего не замечает».

Будучи достаточно язвительной, пожилая француженка высказывала ошибочное мнение. Случилось совершенно обратное. Хотя Сара едва могла поверить этому, едва решалась признать истину, происшествие с Лозаном вызвало в ней глубокие изменения. В ней пробудились ужасные желания, унаследованные склонности к сексуальным приключениям. Она не могла забыть взгляд мужчины, уже готового соединиться с ней и отвергнутого в последний момент. Сара не могла понять, каким образом ею полностью завладели мысли об Армане де Гонто, герцоге де Лозане.

Вместе с сэром Чарльзом и Карлайлом она покинула Шато-де-Сидре утром после случившегося и вернулась в Париж, где сделала вид, что приняла ухаживания шевалье де Куаньи, в настоящее время приятеля бывшей любовницы Лозана. Как она и предполагала, эта последняя новость очень скоро достигла ушей герцога, и он поспешил в столицу, дабы выяснить истину.

Сара охотно была готова отдаться ему, настолько она была рада вновь увидеть герцога, но таковой возможности не представилось. В феврале визит во Францию подошел к концу. Через несколько дней после приезда Армана карета Банбери выехала из Парижа, за ней следовал экипаж герцога Лозана. Пренебрегая своими обязанностями придворного в Версале, он проводил свою возлюбленную до самого Кале.