– Это невероятно! – прошептала она.

– Для вас это новость?

Она прошептала что-то вроде: «Всего один раз», но Арман не расслышал ее и сосредоточился на том, чтобы доставить удовольствие им обоим, безжалостно погружая и извлекая свой инструмент, создавая внутри себя и своей подруги настоящее море ощущений.

В самый разгар мощных ритмичных движений герцог, остановился, и Сара вскрикнула, пугаясь, что больше наслаждение не повторится. Услышав ее, Лозан понял, что отныне эта женщина принадлежит ему, и последнее маленькое препятствие, сдерживающее его рвение, было устранено.

Он овладевал ею свирепо и мощно, вдвое быстрее и сильнее, чем прежде. И вот тогда началось настоящее чудо: Сара почувствовала, как колотится кровь в ее висках, и поняла, что вскоре ей вновь предстоит испытать тот чудесный взрыв страсти, который некогда она впервые познала с королем. Сила и неохватность нахлынувших на нее чувств переполнили ее тело невыразимым счастьем. Спазмы восторга прошли по ее телу, она дрожала и напрягалась, пытаясь продлить удивительный экстаз.

Лозан, слыша, какими дикими и несдержанными стали крики Сары, излился в нее и упал рядом со своей новой любовницей в полнейшем опустошении, закрыл глаза и заснул. Эта ночь стала откровением для них обоих. Еще дважды они вкушали запретное блаженство любви, причем с каждым разом оно казалось лучше предыдущего. За час до рассвета Лозан, наконец, на цыпочках отправился в собственную спальню.

После того как он ушел, Сара лежала неподвижно, глядя, как светлеет небо и, предчувствуя, что в ней просыпается ненасытная страсть к удовольствиям любви. Искушенный француз, знающий толк в любви и обладающий неистощимым темпераментом, привел ее в такое состояние, которое могло стать опасным. Ибо, однажды отведав этот плод, Сара поняла, что не может, жить без него. Она уже строила планы, как разорвать свой холодный брак и счастливо провести остаток дней с любимым человеком.

– Жить только для любви, – пробормотала она. – Как только все это удастся сделать, любовь будет прекрасной и бесконечной.

В этих словах Сара нашла панацею для своего сознания. Любовь оправдала ее предательство, любовь стала ее сияющей звездой.

– Мы с Арманом никогда не расстанемся, – пробормотала она в подушку прежде, чем заснуть.

Последующие несколько дней были переполнены страстью. Подобно двум изголодавшимся бродягам, посаженным перед праздничным столом, Сара и Лозан не упускали ни малейшей возможности. Неожиданно улучшилась погода, и они начали выезжать на верховые прогулки, где-нибудь в лесу стреноживая коней и предаваясь наслаждениям в шалаше. Сара еще никогда не испытывала такой огромной физической радости и теперь знала совершенно точно, что она должна всегда жить с Арманом или даже выйти за него замуж, если сэра Чарльза Банбери удастся застигнуть в рискованной ситуации и добиться развода.

Но еще на самой высоте божественного безумия ситуация начала претерпевать еле уловимые изменения. Сара вспоминала, что Арман до сих пор не заговорил с ней о будущем, как будто был полностью доволен возможностью бродить по чувственному раю без позволения. Ужасные рассказы о женщинах, которые отдали все и все потеряли, начали постоянно вспоминаться Саре. Семя неуверенности было брошено в благодатную почву.

– Самые большие хлопоты с женщинами заключаются в том, что, когда начинаешь с ними, они всегда хотят знать, чем это кончится, – поведал ей как-то ее грубоватый племянник Чарльз Джеймс Фокс.

Сейчас Сара задумалась над этими словам и вынуждена была согласиться со своим многоопытным юным родственником, первое приключение которого, по его же собственным словам, состоялось в нежном четырнадцатилетнем возрасте. Саре неудержимо хотелось полностью разделить жизнь с Лозаном, ибо только это могло оправдать ее падение, ее отвратительное прелюбодеяние. Она, подобно большинству представительниц женского пола, хотела знать, чем закончатся их отношения.

Она решилась поведать о своих муках в ясный мартовский день, когда с моря налетел свежий ветер, радостно завывая в долинах Суффолка, покачивая головки прелестных бледных нарциссов и ероша мех зайцев, танцующих в сумерках на полянах.

Сара и Лозан выехали рано утром, радуясь теплу, и направились в сторону Тетфорда, где остановились решив перекусить на лугу у берега реки.

– Как ты красива, – произнес Лозан, поглаживая свой подбородок.

Он лежал на расстеленном плаще и смотрел, как облако волос Сары треплет ветер.

– Неужели? – ответила она, поворачиваясь к нему, в профиль. Ее ясные глубокие глаза блеснули.

– Самая прекрасная женщина у вашего покорного слуги.

– И много их было?

Лозан улыбнулся, отдаваясь воспоминаниям:

– Немало, но ни одну нельзя сравнить с тобой! Все, чему я научился с другими, было приготовлением к тому дню, когда у меня появишься ты.

– Понятно. – Сара по-прежнему не смотрела на него. – Значит, я доставляю тебе большее удовольствие, чем все твои прежние женщины?

– Конечно. В миллион раз сильнее!

Она резко повернулась:

– Должна ли я понять это заявление так, что ты любишь меня больше всех в мире?

Арман величественным жестом простер к ней руки.

– Конечно!

Огромные глаза пристально вглядывались в его лицо. Настороженное выражение Сары постепенно менялось радостным и умиротворенным.

– И я люблю тебя, дорогой. Так сильно, что не могу больше жить в такой отвратительной лжи.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что наша любовь сделала невозможной дальнейшую жизнь с сэром Чарльзом. При этом я бы постоянно испытывала угрызения совести. Следовательно, месье, я прошу доказать ваши слова делом. Ради любви к Саре Банбери я хочу, чтобы вы забыли все и вся и бежали со мной на Ямайку.

Лозан изумленно уставился на нее.

– На Ямайку? – недоверчиво повторил он. – Но почему именно туда?

– Потому что на этом острове живет один из моих богатых родственников. Он бездетен и, я уверена, даст нам убежище. Я могу надеяться на его дружбу и заступничество даже при самом огромном скандале. Герцог едва заметно покачал головой.

– Ямайка… – пробормотал он.

Сара поднялась:

– Не пытайся дать ответ сразу, любимый. Подумай хорошенько и через неделю сообщи свое решение.

С этими словами она взобралась в седло, подобрала поводья и галопом погнала коня прочь, прежде чем герцог де Лозан успел что-либо ответить.

Ленч с Родом прошел шумно и весело. Они перекусили в ресторанчике на Мейден-Лейн, который агент Сидонии обожал за традиционную английскую еду.

– Гораздо лучше всей этой итальянской стряпни, – утверждал он, просматривая меню, вращая своими маслянистыми глазами и поднимая плечи жестом, несомненно, достойным оперных певцов старой школы. – А теперь расскажи мне, крошка Сид, правда ли все то, что я слышал – что ты играешь так, как играли в восемнадцатом веке? Во французских газетах сказано, что с тобой произошла настоящая метаморфоза.

Сидония нерешительно взглянула на него, не зная, поверит ли агент ее словам:

– Если ты желаешь знать правду… В общем, со мной произошло нечто вроде психического потрясения. Я жила в шато близ Шамбора, там, где в музыкальной гостиной появляется призрак, и видела удивительный сон.

– Какой?

– Я слышала как наяву, как граф Келли играет свои пьесы.

– Чтоб мне провалиться!

– Сам стиль его игры был совершенно иным, новым – или, скорее, старым. Он производил сверхъестественное впечатление. Чтобы не вдаваться в подробности, скажу только, что, когда я играла на благотворительном концерте, я попыталась воспроизвести его манеру, услышанную во сне. И вот тогда появились эти статьи.

– Ну, значит, это было действительно здорово, если они появились. Только будь осторожна. Ты же знаешь, какими строгими ценителями музыки могут быть англичане.

– Кстати, как продаются билеты на концерт в зале Перселла?

– Совсем недурно, – довольно прищелкнул языком Род. – Слушай, что касается музыкальной гостиной с призраком… ты помнишь свою грустную леди?