В стремлении поправить положение Сара лелеяла надежду хотя бы на этот раз изменить свой брак. И использовать свои новые знания на практике и наконец-то раздуть огонь страсти, спрятанный где-то в душе сэра Чарльза.

Почтовая карета, увозящая ее к мужу, двигалась быстро, и Сара прибыла в Бат днем, затратив на все путешествие двадцать восемь часов вместе с ночевкой, во время которой Сару настиг Лозан, что вновь не принесло ему ничего хорошего. Дилижанс Бристоль – Лондон с проездом через Бат мог бы совершить это путешествие за семнадцать часов, вполовину меньше, чем королевская почтовая служба, но Сара считала такой способ передвижения слишком неудобным и предпочитала больше времени провести в дороге.

Добравшись до гостиницы «Плюмаж» на Саутгейт-стрит, Сара разместила свой багаж и горничную и направилась в обшитый кедровыми панелями трактир, где, как она и надеялась, Чарльз сидел среди сливок общества, слушая игру на клавикордах, проводя часок после обеда, который подавали пунктуально в четыре. Критически оглядев мужа, Сара нашла, что он по-прежнему один из самых привлекательных мужчин своего времени, единственным его недостатком была излишняя стройность. Впрочем, на его стройной фигуре одежда смотрелась еще лучше.

– Сэр Чарльз! – воскликнула она и поспешила поцеловать его в щеку.

В компании друзей Чарльза поднялись перешептывания, и после изысканных поклонов чету Банбери оставили наедине.

Недовольно взглянув на нее – а может быть, это показалось виноватой Саре, – ее муж приподнял бровь.

– Я не ожидал вас так скоро. Я думал, вы проводите время в Лондоне с Лозаном.

– Он вернулся во Францию. Полагаю, его вызвали неотложные дела.

– Вы будете скучать без него, – суховато заметил Чарльз.

– И вы тоже, – резко ответила Сара, заставив мужа надолго замолчать.

Вернувшись в «Плюмаж», супруги пообедали вместе и вышли на прогулку. Поскольку сегодня была среда, все балы и публичные увеселения были запрещены указом от 1745 года, и пара отправилась в дом герцогини Мальборо играть в фараон и ломбер. И если бы не терзания совести, Сара сочла бы вечер весьма приятным.

«Нельзя позволить разрушиться всему сразу. Если бы я только могла научить Чарльза любить меня!» – отчаянно думала она.

Неотступно преследуемая этой мыслью, она встретилась взглядом с сидящим за другим столом мужем, улыбнулась и слегка прищурилась, очевидно, застигнув его врасплох, ибо он покраснел и уставился, в свои карты.

– Проклятие! – пробормотала Сара, и ее партнер, лорд Ирвин, удивленно переспросил: «Что вы говорите?»

Еще пребывая в возбужденном состоянии, она вернулась в гостиницу под руку с мужем. С некоторым трепетом Сара отложила в сторону ночную сорочку и улеглась в постель раздетой. Чарльз уже лежал под одеялом в своей тонкой, отделанной рюшами ночной рубашке и удивленно оторвался от своей книги, чувствуя рядом с собой теплое гладкое тело.

– Что это?

– Свидетельство того, как я рада вас видеть.

С этими словами Сара вынула книгу из рук оторопевшего мужа, склонилась над ним и поцеловала страстным французским поцелуем. Чарльз издал странный стон, но не отодвинулся, когда губы Сары пробежали по его телу. Хотя ему еще не случалось заниматься любовью в таком роде, он напрягся и издал стон экстаза, пока жена ласкала его губами. Не позволяя ему приподняться, Сара оседлала мужа и принялась ритмично приподниматься и опускаться. Чарльз Банбери пришел в крайнее возбуждение, его охватили дикие чувства. Но хотя это соитие было лучшим для пары, Саре оно не принесло удовлетворения. Ибо, едва успев достигнуть вершины удовольствия и зарычав от наслаждения, Чарльз закрыл глаза, торопливо пожелал ей доброй ночи и заснул.

Сара лежала без сна, уставившись в темноту, удивляясь, почему ее муж так отличается от горячего герцога де Лозана, и к ней наконец-то стало медленно приходить прозрение. В разговорах о Чарльзе Банбери проскальзывали странные замечания еще с тех пор, как она познакомилась с ним, но она никогда не понимала этих замечаний, а потому игнорировала их – вплоть до теперешнего момента. Внезапно все прояснилось. Он был, как выражался Чарльз Джеймс Фокс, любителем острых ощущений, странным малым, который предпочитал общество себе подобных женской компании.

– Боже мой! – еле слышно прошептала Сара.

Как понятны стали теперь все случаи поспешно отдаваемого супружеского долга, обязанности, выполняемые со строго определенными интервалами – неудивительно, что за пять лет брака она так и не смогла забеременеть. Нашлось объяснение всем таинственным отлучкам Чарльза, особенно последней – после которой он вернулся таким больным и измученным. Сара гадала, что ей теперь делать, и решила не рассказывать о своем открытии ни единой живой душе, даже дорогой подруге Сьюзен, с которой она переписывалась постоянно. В сущности, то, что у ее мужа были извращенные сексуальные наклонности, должно было остаться тайной для большинства людей.

Но что будет с ней самой и ее желаниями? Король научил ее страсти, Лозан не только повторил, урок, но и улучшил ее знания. После его объятий она никогда не сможет удовлетвориться тем, что делает с ней безразличный Чарльз. И с мгновенной ясностью Сара горько пожалела о том, что взыгравшая гордость разлучила ее с обольстительным французом.

В Бате, как всегда, казался тонизирующим даже воздух. Видя у своих ног этот город, обладающий своеобразным очарованием, невероятная история которого была удивительна сама по себе, не говоря уже об удачном местоположении, ароматном воздухе, атмосфере цивилизованной жизни близ природы, Сидония на минуту застыла. У нее уже вошло в привычку прибывать на место концерта раньше, чем требовалось. Стоял май, погода выдалась очень славной, и, едва успев устроиться в отеле, Сидония вышла на улицу с твердым намерением выйти на Лансдаун-Хилл и пройтись по Маунт-Бекон, разглядывая жемчужины архитектуры георгианской эпохи в оправе развалин римских поселений.

Она пребывала в странном состоянии и определенно нуждалась в принятии какого-либо твердого решения, что было весьма странно для человека, способного работать так же подолгу, как Сидония. Она вылетела из Венеции, чтобы подготовиться к концерту в зале Перселла, удивляясь, как ей вообще удается держать себя в руках. Отчаянные усилия Дало затащить Алексея в постель стали казаться скорее скучными, нежели вызывающими, и все же ей требовалось расслабиться несколько дней и прогнать все воспоминания.

– Тебе ведь она не нравится? – расстроенно спрашивала Сидония у скрипача.

– Она меня забавляет, – ответил он не слишком уверенно.

– Такова цена вновь обретенной известности Алексея, крошка Сид, – прокомментировал сцену Род, наблюдая за парочкой издалека.

– Видимо, сегодня это прозвучит нелепо, но некогда я считала, будто он испытывает страсть ко мне и не сможет быть с другой женщиной.

– Не нелепо, а наивно. Мужчины всегда ищут радостей на стороне.

– Не будь половым шовинистом – женщины поступают точно так же.

– Что же, пусть так.

– Как думаешь, он ляжет с ней в постель?

Род пожал плечами:

– Вероятно. Впрочем, не знаю. Лично я обычно выбрасываю изношенную обувь.

Разговор оставлял желать лучшего, и Сидонией овладело беспокойство. Решив во что бы то ни стало сосредоточиться к предстоящему важному концерту, она возложила надежды на самого надежного лекаря – время и бросилась в работу как безумная, пытаясь придать каждой пьесе своего репертуара звучание, которому она научилась у графа Келли.

Как всегда, музыка исцелила ее, и она уже начала входить в обычное хорошее настроение, когда, пришло очередное письмо из Канады: