— Извините, но это бред. Вы не можете так вот просто вышвырнуть его из класса. Вы читаете свои нудные лекции по часу каждый день, а нам уже даже в окнопосмотреть нельзя?

Старик уставился на Аляску, как бык на матадора, потом поднес ладонь к своему осунувшемуся лицу и задумчиво потер седую щетину на щеке:

— Пятьдесят минут в день пять дней в неделю вы подчиняетесь моим правилам. Иначе вы не сдадите. Выбор за вами. Уходите оба.

Я сунул тетрадь в рюкзак и понуро вышел. Когда за мной закрылась дверь, кто-то похлопал меня по левому плечу. Я повернулся, но никого не увидел. Тогда я повернулся в другую сторону — Аляска улыбалась, от внешнего уголка глаз шли лучики морщинок.

— Этот фокус стар как мир, но все на него попадаются.

Я попытался выдавить улыбку, но все никак не мог забыть доктора Хайда. Это было куда хуже, чем Случай с Клейкой Лентой, потому что я всегда знал, что не прихожусь таким Кевинам Ричманам по душе. Но учителя-то раньше всегда были почетными членами фан-клуба Майлза Холтера.

— Я же говорила тебе, что он придурок, — сказала Аляска.

— А я до сих пор думаю, что гений. Он был прав. Я не слушал.

— Ну и что, все равно не надо было из-за этого козлиться. Словно он может подтвердить свою власть, только унизив тебя. Да и все равно, — продолжала она, — настоящие гении только среди людей творческих: Йетс, Пикассо, Гарсия Маркес — вот они гении.А доктор Хайд — просто желчный старикашка.

А потом она объявила, что мы идем искать четырехлистный клевер, пока урок не закончится, после чего покурим с Полковником и Такуми, «хотя они оба, — добавила она, — большие засранцы, потому что не ушли вместе с нами».

По всем базовым законам человеческой психологии, когда Аляска Янг садится, скрестив ноги, на поляну местами еще зеленого, но редкого клевера, периодически наклоняясь в поисках четырехлистного экземпляра, и ты отчетливо видишь светлую кожу в ее немаленьком вырезе, присоединиться к ее поискам совершенно невозможно. Я, конечно, уже достаточно неприятностей огреб за то, что смотрел куда не надо, но все-таки…

Минуты две она прочесывала клевер своими длинными ногтями, под которые забилась земля, а потом сорвала веточку с тремя полноценными листочками и зачатком четвертого. Потом Аляска посмотрела на меня, даже не дав мне времени отвести взгляд.

— Хотя ты явнов поисках участия не принимал, извращенец, — скривившись, сказала она, — я отдала бы этот клевер тебе. Но на удачу рассчитывают только обсосы. — Она зажала зачаток четвертого листика между ногтями большого и указательного пальцев и оторвала его. — Вот, — сказала она клеверу, роняя его на землю, — больше ты не генетический уродец.

— М-мм… спасибо, — ответил я.

Зазвенел звонок, и первыми вышли Такуми с Полковником. Аляска уставилась на них.

— Что такое? — возмутился Полковник.

Но она лишь закатила глаза и пошла неизвестно куда. Мы молча последовали за ней — мимо общаг, потом через футбольное поле. Мы нырнули в лес, пошли по еле заметной тропинке, огибавшей озеро, и вышли на проселочную дорогу. Полковник подлетел к Аляске, и они начали вполголоса из-за чего-то ругаться, слов я разобрать не мог, лишь уловил общее настроение взаимного недовольства, а потом наконец спросил у Такуми, куда мы идем.

— Эта дорога упирается в сарай, — ответил он. — Может быть, туда. Но скорее в Нору-курильню. Сам увидишь.

Отсюда лес казался совершенно иным, нежели из кабинета доктора Хайда. На земле толстым слоем лежали палые ветки и полусгнившие сосновые иголки, а из-под него пробивался низкорослый зеленый кустарник; тропинка петляла между тонкими и высокими соснами, их игольчатые лапы укрывали нас от палящего солнца кружевной тенью. А небольшие дубки и клены, которых за более величественными соснами из окна кабинета доктора Хайда видно не было, уже демонстрировали признаки осени, поверить в приход которой в такую жару было просто невозможно: их еще зеленые листья как-то поникли.

Мы вышли к шаткому деревянному мостику — точнее, это был всего лишь толстый лист фанеры, лежавший на бетонном основании. Он вел на другой берег Калвер-Крика, извивающейся речушки, которая петляла по окрестностям нашего кампуса. С другой стороны моста узенькая тропинка продолжалась и вела вниз под крутой откос. Это была даже не тропинка, а пунктирный намек на то, что тут раньше кто-то ходил: то заломленная ветка, то участок вытоптанной травы. Мы шли друг за другом. Аляска, Полковник и Такуми придерживали перед тем, кто идет следом, толстую ветку клена, а потом передавали эту обязанность другому, пока не прошел я и не выпустил ветку — тогда она со свистом вернулась на свое место. А там, под мостом, оказался оазис. Бетонная плита метр в ширину и три метра в длину, на которой стояли синие пластиковые стулья, еще давным-давно выкраденные из какого-то кабинета. В тени от моста, да еще и возле ручья, было так прохладно, что мне впервые за эти несколько недель перестало быть жарко.

Полковник раздал сигареты. Такуми решил пропустить, а мы все закурили.

— Я просто считаю, что он не имеет права нас так унижать, — сказала Аляска, продолжая свой разговор с Полковником. — Толстячок больше не будет смотреть из окна, я больше не буду разглагольствовать на эту тему, но он все же отвратный препод, на этот счет ты меня не разубедишь.

— Отлично, — ответил Полковник. — Только сцен больше не устраивай. Бедолага там чуть не скончался.

— Серьезно, конфронтация с Хайдом до добра не доведет, — добавил Такуми. — Он тебя заживо съест, потом высрет, а потом еще и нассыт на кучу. Кстати, то же самое следует сделать и с тем, кто настучал на Марью. Кто-нибудь что-нибудь слышал?

— Наверняка кто-то из выходников, — высказалась Аляска. — Но они, по всей видимости, решили, что это Полковник. Так что фиг его знает. Может, Орлу просто повезло. Она была дурочкой, попалась, ее выперли, конец. Именно так и бывает, если ты дурак и если тебя застукают. — Аляска скруглила губы и стала похожа на кушающую золотую рыбку — это она безуспешно пыталась выдохнуть колечки дыма.

— Супер, — откликнулся Такуми, — если меня выгонят, напомни мне, что мстить надо самому, на тебя-то, похоже, рассчитывать нельзя.

— Не неси ерунды, — сказала Аляска не столько сердито, сколько пренебрежительно. — Я не понимаю, почему вам так важно найти объяснение всему, что тут происходит, как будто бы мы все тайны должны раскрывать. Боже ж ты мой, все же уже в прошлом. Такуми, тебе вообще пора перестать жить чужими проблемами и завести собственные. — Он было попытался что-то ей возразить, но Аляска вскинула руку, словно отмахиваясь от этой беседы.

Я в разговоре участия не принимал — я эту Марью не знал, к тому же молча слушать — вообще была моя основная стратегия взаимодействия с людьми.

— Но все равно, — обратилась ко мне Аляска, — мне показалось, что он с тобой ужасно обошелся. Я чуть не расплакалась. Мне так хотелось поцеловать тебя и утешить.

— Жаль, что сдержалась, — невозмутимо ответил я, и все рассмеялись.

— Ты отличный, — добавила она, и я почувствовал на себе мощь ее взгляда, занервничал и отвел глаза. — Жаль, что я своего парня люблю.

Я уставился на сплетенные корни деревьев на берегу, стараясь не выглядеть как пацан, которого только что назвали «отличным».

Такуми тоже не мог поверить в услышанное, он подошел ко мне, взъерошил мне волосы и начал читать Аляске рэп:

— Йоу, Толстячок отличный, но слишком уж приличный. Джейк подинамичней, он… черт. Я почти четыре рифмы к «отличный»придумал. Вот разве что «чумичный».Но такого слова нет.

Аляска рассмеялась:

— Я после этого даже больше сердиться на тебя не могу. Боже, рэп — это так секси. Толстячок, ты вообще знаешь, что общаешься с самым больным эмси [5]во всей Алабаме?

— Гм… нет.

— Задай бит, Полковник Катастрофа, — сказал Такуми, а я рассмеялся — я поверить не мог, что у такого коротышки и чудака, вроде Полковника, может быть настоящая рэперская кликуха.