— Что, фраер, жить надоело? — усмехнулся Михаил. — К девушке своей пожаловал? Так к ней никого не пускают. Спит она, под сильнодействующим снотворным. После того, что с ней твоя вторая подружка сделала, она не скоро в себя придет. У вас там, в Казахстане что, принято гаремы создавать?

— А ты здесь кто такой, чтобы мне вопросы задавать? — опешив от наглости соперника, сжал кулаки Руслан.

— Кто я такой? — сверкнул глазами Михаил, и два его подельника весело хмыкнули. — Скоро узнаешь. А к Олесе я тебя и на километр не подпущу после того, что ей пришлось сегодня пережить! Моей она будет, понял?

Руслан замер. Тут же пожалел о своей горячности. Он здесь был один, без охраны. Один против бандитов, хозяйничающих на своей территории.

Миша швырнул сотовый телефон Олеси о сырую кирпичную стену. Корпус треснул и жалобно ударился о ступени. Бандит с презрением наступил на него каблуком зимнего ботинка и надавил. Раздался хруст ломающегося стекла.

— Вот и все. Больше нет никакого Руслана. Никаких фотографий из Астаны. Ничего нет. — Подойдя вплотную к сопернику, зловеще усмехнулся он. — И тебя через полчаса здесь уже не будет.

Руслан, приготовившись защищаться, распрямил плечи, сжал кулаки. Миша с силой столкнул его плечом со ступеней вниз, на грязный снег.

— Взять! — приказал бритоголовым подельникам. — Потом выбросите у дороги, в камышах. А машину разберете и на запчасти пустите. Это мой подарок за работу.

Набрал что-то в своем сотовом телефоне.

— Здравствуйте, мне нужен самый лучший букет из роз. В больницу доставьте. Для девушки, да, — проговорил так, чтобы Руслан это услышал.

Развернулся и исчез за стеклянными дверьми больницы, где его ждал наблюдающий за расправой из-под тишка Игорь.

Два бандита моргнули пустыми глазницами. Швырнули Руслана на землю, начали пинать ногами. По лицу, по голове, по спине и животу. Он не произнес ни слова. Не вскрикнул ни разу. Он понимал, что никто не выбежит ему на помощь. Никто не вызовет полицию. Настоящие хозяева города стояли перед ним, скорчившимся на промерзшей земле, и избивали. «Хорошо, что Леся под действием снотворного, — мелькнула мысль. — Она не увидит, что они со мной делают».

Его били, пока снег не окрасился багряной кровью, и сознание не потонуло в сплошной боли. Бандиты, не желая долго возиться под окнами больницы, погрузили его, едва дышащего, на заднее сидение собственного «Ягуара» и вывезли за город. Бросили тело у реки, на лед, на мерзлые, зловеще шелестящие камыши, и уехали. Им не терпелось поделить добычу — роскошный черный «Ягуар».

Удивительно, Руслан на время очнулся. Попытался приподняться, но дикая боль не давала шевелиться. Глаза застилала багровая пелена. Ледяной холод пробирал до костей, заставляя тело трястись. Он кашлянул, грудную клетку засаднило, и снег окрасился кровью. И он понял, что умрет здесь. Никто не проедет по этой снежной пустыне. Поблизости нет населенных пунктов. Соперник подписал ему смертный приговор — жуткую смерть на льду.

Руслан смирился. Просто лежал, постепенно замерзая, чувствуя, как отнимаются руки и ноги, и как остатки сознания понемногу угасают вместе с дневным светом. Спустя час начало смеркаться, и он, надеясь, что к нему придет хотя бы Ида, закрыл глаза.

На поле нечищеного снега появился черный джип. Водитель, открутив окно до основания, обеспокоенно вертел головой по сторонам. Рыжие волосы выбивались из-под вязаной шапки, зеленые глаза, переполненные отчаянием, нетерпеливо впивались в заснеженную местность, заледеневшую реку и зловещие камыши. Но вот он заметил что-то в сумраке на льду. Остановил джип, побежал по глубоким сугробам к бездыханному телу. Нащупал пульс, осмотрел повреждения. Задыхаясь от напряжения, потащил почти замерзшего насмерть Руслана к машине.

— Черт, говорил я тебе, не суйся сюда! Говорил же! — с трудом погрузив тело на заднее сидение, заругался Костя. Потом включил зажигание, и, продолжая ругаться отборным матом, сорвал джип с места. — Поговорил со своим родственничком, любимую спас! Герой хренов! Все, летим в Казахстан! Если выкарабкаешься, будем считать, что ты в рубашке родился!

Руслан провел в частной астанской клинике три недели.

Из Адыгеи в Астану прилетела мать. Меньше всего на свете Руслану хотелось, чтобы она узнала о том, что он попал в такую жуткую историю. За прошедшие шесть лет они виделись всего один раз. Чувствуя себя виноватым в смерти Иды, Руслан избегал общения с семьей. А теперь, когда он оказался прикованным к постели и не мог убежать, семья в лице матери уверенно вошла в его жизнь.

Она сильно сдала за эти годы. Горе незримой чертой подкосило эту женщину, подписав приговор привлекательности, навсегда забрав ее с собой, как трофей. Волосы стали почти белыми. Прежде красивое, моложавое лицо покрылось сетью глубоких морщин.

Но она была здесь, живая и теплая. Единственный человек на Земле, который мог поддержать его сейчас, ничего не требуя взамен.

Первые дни мать просто сидела рядом. Не плакала, нет. Просто шептала: «За что они так с тобой, сыночек? За что?» Он же лишь целовал сухими, потрескавшимися губами ее шершавые ладони и снова проваливался в долгий, глубокий сон.

Нанесенные повреждения постепенно заживали, но правая нога никак не хотела двигаться. Любые попытки опереться на нее вызывали сильную боль.

— Порвались связки. Требуется незамедлительное оперативное вмешательство, иначе в будущем вы практически не сможете опираться на ногу, — рассматривая рентген, хмурился палатный врач. — После операции придется пройти реабилитацию. Нога полностью восстановится через шесть-восемь месяцев, не раньше.

— Восемь месяцев? — потрясенно посмотрел на врача Руслан.

Тот лишь развел руками.

После операции на ногу наложили гипс, но спустя несколько дней с помощью костылей Руслан уже мог медленно передвигаться по палате.

За день до выписки мать позвала его в кафетерий на первом этаже клиники.

— Нечего в палате днем и ночью торчать, — проворчала она. — И так ты уже с кроватью сросся. Идем со мной, до лифта недалеко. Не забывай только на костыли опираться, чтобы ногу сильно не тревожить.

Он лишь улыбнулся ее наставлениям. Матери никогда не меняются. Даже если тебе уже далеко за двадцать, для мамы ты все равно маленький мальчик.

Они медленно спустились в кафе. Нашли свободный столик у окна. Сделали заказ.

— Русланчик, я уеду скоро, — с грустью посмотрела на сына мать. Ласково коснулась рукой колючей, небритой щеки. — Ты на поправку пошел, хорошо это. Только вот, так я и не поняла, зачем ты из дома родного так далеко уехал? Что хорошего на чужой земле?

— Не могу я вернуться, ма. Нестерпимо больно до сих пор сестру вспоминать. Годы идут, а я себя так и не простил, — он прижался щекой к ее ладони и горько вздохнул.

— Руслан, ты не виноват ни в чем. Ида сама сорвалась. Пойми, ни один человек не может предвидеть все. Ты не мог знать, что она оступится.

Руслан сглотнул. Опустил голову. Он столько лет боялся этого разговора. Боялся услышать, что он плохой сын и брат. Что не уберег любимую младшую сестру.

— Руслан, тебе уже тридцать один, — продолжала говорить мать. Взяла его за руки. — Посмотри на меня. Я старая совсем стала, а внуков так и нет. Женись, Руслан. Подари нам с отцом хоть немного счастья на закате жизни. Ведь Ида, она… в пепел нас превратила за эти годы. Если женишься, я уговорю отца сюда переехать. Купим здесь дом, помогать вам с женой будем. Только подари нам хоть кого-нибудь…

Не выдержала, отвернулась. Рот рукой прикрыла.

— Ты только не плачь, ладно? — в горле запершило. — Вот как только нога заживет, сразу женюсь. У нас в Астане завидная невеста есть — племянница одного из владельцев Хан-Шатыра. Девушка — хоть куда, только жениться на ней никто не хочет. Взбалмошная она и очень сладости любит. От этого весит слишком много. Хромать перестану, и пойду, посватаюсь. Обещаю.

Поднес ее руки к губам, поцеловал. В голубых глазах против воли загорелись озорные искорки.