Конечно же, глупо было верить, что Мишу посадят в тюрьму. Через два дня по требованию отца его выпустили на свободу.

Но к тому времени Олеся уже успела перевезти к родителям свои вещи. Она собирала документы на развод.

Свекр появился внезапно, поздним вечером приехал к ним домой. Зашел в холл, и вся семья обомлела от страха. Олеся подхватила Тимура на руки, прижала к груди так крепко, что одного взгляда в ее сторону было достаточно — ее будет легче убить, чем отнять малыша.

— Леся, — не здороваясь, махнул ей Евгений Валентинович. — Мне с тобой поговорить надо. Наедине. Идем во двор. И отпусти, наконец, ребенка. Ты его задушишь. Кроме тебя он никому не нужен.

Она затравленно посмотрела на отца и мачеху. Осторожно поставила Тимура на пол, но он вцепился ей в подол домашнего платья и никак не хотел отпускать.

Мариса неловко подскочила, дрожащими руками схватила мальчика на руки. Тут же раздался дикий рев.

Олеся, стараясь не слышать, как плачет сын, шагнула вслед за свекром на улицу.

— Ты молодец, Леся, — хмуро поглядывая в ее сторону, проговорил свекр. — Времени зря не теряла. Ты только скажи, из-за чего вы с Мишей повздорили, прежде чем ты полицию на него натравила?

— Я к нему поехала, чтобы денег на поездку в Москву попросить. В августе туда хирург из Израиля приезжает, я хочу Тимурку ему показать. У него ножка правая плохо двигается, после аварии что-то с суставом. А сын ваш только со шлюхами развлекается. Теперь еще и наркотиками балуется. А от нас он отрекся. И ничего для ребенка делать не хочет.

— Леся, Леся… Почему же ты мне не сказала, что деньги нужны?

— А Миша теперь все, сошел с дистанции? — с презрением фыркнула она. — Я же у него хотела попросить.

— Послушай, не горячись. Я дам тебе деньги на поездку. На проживание в гостинице, на консультацию и на дальнейшее лечение. Сколько потребуется.

Только в обмен на одну услугу, Леся.

— На какую еще услугу? — скрестив руки на груди, уставилась на него она. Евгений Валентинович никогда ничего просто так не просил.

— Ты остановишь свою бурную деятельность против моего сына и дашь Мише еще один шанс.

— Ни за что! — отпрянула от свекра девушка. — Я никогда больше не позволю ему прикасаться ко мне!

— Пожалуйста, Леся. Всего лишь один шанс. Если ничего не получится, значит, так тому и быть.

— Он не заслуживает ни единого шанса.

— И все же, он твой муж. У нас в семье не принято разводиться. Позволь ему приходить к вам домой и общаться с сыном.

— Да он его на дух не переносит! Его от одного крика Тимуркиного воротит!

— Пожалуйста, Олеся. Я в долгу не останусь. Расходы на израильскую клинику предстоят немалые, и я не стану тратить деньги, если ты уйдешь из семьи. Позволь Мише загладить свою вину. Он сейчас раскаивается, очень. Просто к тебе боится идти.

— Потому что рыльце в пушку у вашего Миши, вот и боится! — в сердцах прокричала она. Но подсознание уже предательски подсчитывало сумму — сколько денег понадобится на билеты, сколько на проживание в гостинице и как добиться платной консультации.

Свекр молчал. С усмешкой посматривал на нее синими, холодными, словно льдинки, глазами. Шрам на лице дергался от напряжения. Он знал — невестка не откажется от денег. Ради малыша она пойдет на что угодно.

— Хорошо, — сдалась Олеся. — Пусть приходит. Я не смогу его простить, но дам шанс исправить ошибки. Хотя бы перед сыном.

Торжествующая улыбка осветила некогда красивое, а теперь изуродованное шрамом лицо.

— Ты не пожалеешь, обещаю. Можешь уже сегодня звонить в Москву и договариваться о поездке.

Леся зажмурилась. Постаралась взять себя в руки и не нервничать. Пусть приходит, куда уж деваться. Она даст ему шанс. Один единственный шанс. Только вот горбатого, его могила исправит. А Мишу не исправит ничего. Он не продержится долго, сорвется во все тяжкие. Чувства у него к Лесе уже не те, а Тимурчик, когда-то долгожданный первенец, вызывает только раздражение. И тогда она с чистой совестью подаст документы на развод. А сыночка к тому времени уже, возможно, подлечат.

Миша пришел к ним домой на следующий день. Все попрятались по своим комнатам — никто не хотел с ним даже здороваться. Он, видимо, это чувствовал. Тихо поднялся на второй этаж, постучал в двери Лесиной комнаты.

Она стояла у окна, скрестив руки на груди. Бросила на мужа равнодушный, полный презрения взгляд и отвернулась. Он прикрыл за собой дверь, шагнул было к Тимуру, играющему на полу, но сын бросился матери в ноги и испуганно заплакал.

Леся подхватила ребенка на руки, от ее взгляда не укрылось, как сжал кулаки Миша.

— Чего ты хочешь? Да, он пугается тех, кого плохо знает. У детей короткая память в этом возрасте, — равнодушно пояснила она.

Миша нерешительно подошел к ней, встал рядом.

— Прости меня, — посмотрел на нее затравленно, словно загнанный в угол зверь.

— Я не хотел тебя бить, я просто не контролировал себя.

— Ты полетишь с нами в Москву? — не желая продолжать неприятную ей тему, перебила его Олеся. — Если полетишь, я закажу три билета на самолет.

— Лесь… Ты даже говорить со мной не хочешь? Как можно жить вместе, если ты думаешь только о врачах? Я попросил прощения, а ты даже ухом не повела!

— Прощения?.. Прощения?! А что тебе простить, Миша?! Шлюх? Равнодушие к сыну? Может, мне еще и то, как ты меня на полу ногами бил, забыть?!

— Говорю же, я не в себе был! Тебе не стоило бросаться на меня в тот момент!

— Это не оправдание! Попробуй теперь доказать, что ты готов измениться. Для этого тебе придется постараться, Миша! Я пообещала твоему отцу, что дам тебе шанс. Но это не значит, что я все забуду в один миг. Деньги, которые я получила от него в обмен на мое согласие помириться с тобой, должен был дать мне ты! Ты, а не он!

— У нас плохо все, Леся. Второй ресторан прибыли не дает, его придется в следующем месяце закрыть. «Белый лебедь» тоже едва сводит концы с концами. У меня просто нет таких денег сейчас.

— Ясно. — Она зажмурилась. — С чего твоему бизнесу процветать, если ты не занимаешься рестораном? В нем пахать надо. Пахать, понимаешь? А не шлюх трахать под кайфом.

— Прости меня, — он снова сделал шаг ей навстречу. Леся отшатнулась. Тимур тут же отреагировал испугом, вжался матери в шею и засопел.

— Я не могу… Пока не могу тебя простить. Извини, — из глубины души поднималось отвращение. Дикое отвращение. Нет, она не сможет больше его принять. Не сможет лечь спать с ним в одну постель. После того, что она видела в бухгалтерии, это уже невозможно. Но она вытерпит его присутствие в доме родителей до отъезда в Москву. Потому что ей очень нужно показать Тимурчика хирургу из Израиля.

— Руслан Заурович, машина подана, — отрапортовал охранник по телефону.

Руслан посмотрел на мать.

— Мне пора в аэропорт, мама. Я улетаю в Москву.

— Когда ты прилетишь еще, сыночек? Родители Даны ждут не дождутся, когда ты сделаешь ей предложение.

— Как только вернусь в Астану, сразу же позвоню ее отцу.

Мать заулыбалась, в глазах стояли слезы. Он посмотрел на нее, не удержался, крепко прижал к груди. Знал, с его помолвкой исполнятся ее самые сокровенные мечты.

— И мама… Я бы хотел, чтобы ты переехала в Астану. После смерти папы тут у тебя ничего не осталось. У нас с Даной появятся дети, и тебе будет, чем заняться в моем доме.

— Я перееду к тебе, Руслан. Как только вы с Даной назначите дату свадьбы, сразу же перееду, — она счастливо выдохнула, прижалась к нему еще крепче, но лишь на мгновение, чтобы потом надолго отпустить.

Он взял свою небольшую дорожную сумку и быстро вышел из дома. Было пасмурно и душно. Собиралась гроза. Руслан сел в машину, и та тронулась с места. Вскоре Адыгея осталась позади. А спустя два часа самолет уносил его в Москву.

Дана. Его невеста. Юная, красивая девушка из знатной адыгейской семьи. Волосы черные, длинные, глаза серые. Фигура, будто выточена из камня самым искусным скульптором. Как ее отец радовался, что Руслан обратил внимание на его младшую дочь! Он был готов стелиться перед ним. Руслан не любил слишком сладкую лесть.