К цели первого дня наступления вышли только вечером. Поселок невелик, но по зимнему морозу немцы без гарнизона оставить ее не могли никак. Так что бригаду «тридцатьчетверок» придержали до подхода батальона усиления на «KB», лыжного полка и реактивных установок в поддержку.

Пока следовавшие на марше за танками «Катюши» разворачивались, танкисты успели покурить по кучкам и обменяться впечатлениями. Зрелище разгрома, отмечающего путь ударной армии, согревало душу, одновременно наполняя ее веселой злостью. «Совсем, уроды, матчасть не учат. На арапа взять хотели. Книжки умные почитали б, что ли… Коленкура там… Про наполеоновский поход!» – Комвзвода Кошкин был в мирное время школьным учителем где-то под Мурманском. Мужик был правильный, бывший кавалерист, а впечатление такое, что в танковой башне родился. Начитан был до невозможности. Догрызая сухпай, дружно пришли к выводу, что Гитлеру остров Святой Елены не светит. Два квадратных дециметра под осиновый кол в центре Берлина всегда найти можно. Город большой, Европа, блин.

Давид щенячьего оптимизма товарищей не разделял, но пока все шло достаточно гладко…

Сержант Фофанов остановил переоборудованный тягач, не доходя пару сотен метров до жидкой рощицы, и опустил на стекла бронещитки, после чего выскочил из машины. Во-первых, находиться в кабине во время залпа – сомнительное удовольствие, а во-вторых, при перезарядке ни одна пара рук, тем более таких здоровенных, лишней не будет. Расчет рассеялся на безопасном расстоянии, командир установки, поколдовав с маховичками, полез в кабину. «Лучше вы, товарищ командир, чем я». Фигура на правом фланге строя «Сталинцев» махнула флажком, полтора десятка рук повернули ручки коммутаторов. Казалось, машины присели, выплевывая в небо ракеты. Это, конечно, было, иллюзией, как и то, что в пяти километрах, на окраине огрызающейся деревеньки, разверзся настоящий ад. Пехота второго эшелона, «чистильщики», поднималась в атаку еще два раза, и раз пришлось перезаряжать установки и накрывать деревеньку огнем, прежде чем фигуры в белых халатах ворвались на окраину.

Два залпа с одной позиции, конечно, риск – но погода, как на заказ, действиям авиации не способствовала. Сворачивались, на всякий случай, быстро, в темпе вальса. Танки головной бригады ушли вперед, полк, сопровождаемый десятком трофейных «ганомагов», потеснил пехоту на обочину относительно целой дороги.

Пехтура с завистью поглядывала на трофейные полугусеничники – но им ничего не светило. Машины были по обрез бортов нагружены ракетами и еще пара несла что-то счетверено-крупнокалиберное. Зенитное прикрытие было, конечно, хиленьким, но больше выделить просто не смогли. И так, видимо, трофеи со всего фронта подбросили.

Ничего, ребята. Мы своим огнем сбережем ваши шкуры понадежнее, чем миллиметры брони. Хватило бы ракет.

Танки шли по звенящей от внезапно наступивших морозов, чуть припорошенной снегом земле. Когда-то это было дорогой, за всю прошедшую осень сновавшие туда-сюда машины – сначала наши, потом немецкие, превратили вполне приличное «в среднем по больнице» шоссе в реку грязи. Потом грязевые волны выстудило, и танки раскачивались на них, как лодки на перекате. Десантники держались за обжигающие руки ледяные скобы, стараясь не сверзиться под траки следующей машины. Кое-кто прихватился ремнями и дремал. Конники из приданного кавполка тоже, похоже, дрыхли прямо в седлах. Солдат умеет спать в любом положении, если по нему не стреляют.

Стрелять было некому. Не ожидавшие подобного нахальства от истекающих кровью в кварталах собственной столицы большевиков, немцы проморгали удар под Молодями и позволили танковой бригаде и кавалеристам уже на второй день наступления прорваться в глубокий тыл. Сейчас колонна шла пустошами и проселками между железкой и рокадой, по которой немцы лихорадочно стягивали к участку прорыва снимаемые из Москвы и с других участков фронта резервы. Калужское шоссе форсировали с ходу, чему немало поспособствовали шедший в голове трофейный «Pz-III», захапанный командиром бригады ради лучшего обзора и связи. По крайней мере, раньше, чем пост на перекрестке успел разглядеть на бортовой броне красные звезды, десант «привел к молчанию» и пост, и караулку. Наро-Фоминск обошли с востока, попутно разнеся в хлам немецкий ремонтный поезд, занимавшийся не тем делом, не в том месте и не в то время. Идеально было бы обойтись без шума – но время уже поджимало. До утра оставалось всего ничего.

Давид до рези в глазах пялился в люк, ловя обветренным лицом весь снег, который успело накопить небо. Колонна повернула на запад и шла по известной только комбригу, прослужившему на полигоне в Кубинке как бы не десяток лет, просеке. Внезапно ритм движения сломался, мимо проплыли замыкающие танки первого батальона бригады, сдавшие влево и дожидающиеся остальных. Повинуясь взмаху фонарика, Давид тоже затормозил. Командир грохнул каблуками по броне и побежал в голову колонны. Третий батальон проходил справа, ревя и воняя дизелями. Стрелок-радист, извернувшись, ткнул Давида кулаком в бок. Говорить было трудно – полсотни с гаком моторов, пусть и крутящихся на холостых, забивали все звуки внутри железной коробки.

– Я что заметил, – орал стрелок, – смотри, остальные бригады как? Первый батальон – на «KB» или «тридцатьчетверках», остальные – легкие, так?

– Ну?

– А у нас – только «немка» командирская, остальные все «красавицы», – откуда взялось это слово применительно к почти тридцатитонной махине танка, никто не знал, но на языке прижилось. Правда, «старики», успевшие хлебнуть лиха, предпочитали настороженное «примадонна».

– Выпуск развернули? Вот и хватает на всех теперь.

– Не, шестьдесят вторая тоже нового формирования, а у нее два батальона на БТ. Что-то нашу бригаду откормили. Не к добру.

– А ты-то что жалуешься? Мы во втором, так что радуйся. Не на бэтэхе за жестянкой сидишь, а за нормальной броней в нормальном танке.

– То-то оно то. Да только нормальную броню сверх штата по нонешним временам просто так не дают. Отработать надо.

– А и отработаем. Даром, что ли, в самое гнездо пришли. О, глянь!

В просветах между известково-белыми танками на фоне темного леса скользили призрачные фигуры конников. Им навстречу из вяло падающего снега, после остановки как по волшебству ставшего мягким и пушистым, появились несколько фигур в черных танковых комбинезонах. Командир Давидовой «тридцатьчетверки» запрыгнул на лобовой лист, уцепился за пушку и влетел в башенный люк: «Мы идем к аэродрому. Первый и третий атакуют поселок и станцию, – буркнул он, едва подключив колодку ТПУ, – говорят, туда пикировщиков нагнали. Есть шанс поквитаться». – Вот это дело! – «Батя приказал сыграть под немцев. Идем колонной, не скрываясь. Фары зажечь!» Колонна осветилась огнями фар, десант морщился от слепящего глаза света. Над передней машиной взметнулись флажки, кто-то из ее десанта запрыгнул обратно на броню (отливал, шельмец), и колонна тронулась, оставляя первый и третий батальон за спиной.

На аэродроме Кубинка царила предрассветная суета. Аэродром был полностью готов к работе. Саперы оттащили в сторонку обломки взорванных русскими при отступлении плит, воронки засыпали гравием и крошкой и залили бетоном. Стоящие крыло к крылу транспортники и перелетевшие три дня назад на аэродром пикировщики 8-го авиакорпуса прогревали моторы. Русские воспользовались плохой погодой и нанесли удары по флангам московской группировки вермахта, почти не встречая сопротивления со стороны немецкой авиации. Но сегодня все изменится – синоптики обещали скорое прекращение снегопада. Пилот выпил свой ежеутренний, почти ритуальный стакан молока и перемигнулся со стрелком. Жалко, что пока не удастся слетать на Кремль – но Кремль никуда не денется. Сначала остановим вклинившихся в германскую оборону большевиков, а потом добьем их в самом их логове. Интересно, Сталин еще в Кремле? Или сбежал в Сибирь? Ничего, не сбежал, так побежит.