По целине танки шли значительно медленнее, часто пробуксовывали, ерзали вперед-назад. Приотставшая было пехота подтянулась, сгруппировалась за броней. Со стороны деревни стучали редкие очереди.

Лемехов, пристроившись за присыпанным снегом бревном, выжидал. Все приказы розданы, да и перемещаться по обороняемой десантниками деревне под градом пуль и снарядов было невозможно. Откуда-то слева звонко бухнуло «ПТР», росчерк рикошета заставил танки остановиться. Пушки и пулеметы шевелились, посылая короткие очереди в сторону его десантников. Ясно – сейчас на зачистку пойдет пехота. Точно. Лемехов выцелил машущую пистолетом фигуру, мягко потянул за спуск.

Офицер сложился. Ствол переместился вправо, но он опоздал – длинная очередь из «дегтяря» уложила и вторую фигуру в высокой фуражке, и несколько немцев рядом с ним. Надо же, выжил зубоскал. Пехота залегла, танки опять двинулись вперед. «ПТР» выстрелило еще пару раз, безуспешно – и замолкло. «Единичка» вырвалась вперед, на зажатую между двух пепелищ улицу. Фыркнул огнемет, танкетка вспыхнула и, горя, врезалась в печной остов, обрушив его на себя. Очередь двадцатимиллиметровки прошлась по позиции огнеметчика, с неясным результатом. Лемехов отложил винтовку, потянул заготовленную связку гранат. Метров тридцать еще…

– Короткая! – Давид рванул рычаги на себя, «тридцатьчетверка» клюнула носом и остановилась. Пушка рявкнула, звякнула падающая в брезентовый мешок гильза. Серая угловатая коробка на белом снегу пыхнула бледным бензиновым пламенем. Танки рассыпались веером, пропахивая глубокие борозды в целине. За лесом тоже грохотало – там попали под раздачу минометчики и еще кто-то случайно подвернувшийся. Двадцать минут грохота схватки – и тишина. Из развалин, из-за черных остовов печей, из ледяных редутов на флангах поднимались фигуры в бело-черных (от копоти) маскхалатах, ошалелыми глазами смотрели на проносящуюся мимо свою – свою! – броню. На колонну лыжников, огибающую пепелище с запада, на сбившихся в небольшую кучку немцев с поднятыми руками.

И уж совсем изумленно смотрели они на конную лаву, вырвавшуюся из леса с другой стороны снежного поля и с криком «ура» летевшую навстречу танкам.

– Значит, соединились. Поздравляю, товарищ Рокоссовский. Сколько немцев в кольце?

– Почти все, что осталось от третьей и четвертой танковых групп, плюс пехотные части. По нашим оценкам, примерно триста тысяч солдат и офицеров.

– Впечатляет. Такого, как мне кажется, еще не случалось… С немцами. Вы уверены, что сможете удержать кольцо окружения?

– В этом я не могу быть уверен, товарищ Сталин. Опыта все-таки маловато, – главнокомандующий кивнул. – Но мы делаем все возможное. Сейчас танковые соединения продвигаются вперед, вынося внешний фронт окружения подальше, а пехотные части отжимают немцев внутрь, к востоку – в тех же целях.

– Что Гудериан?

– Ушел, подлец. Не успел зарваться, – с некоторым даже сожалением сказал Рокоссовский, – одним рывком выдернул свои танки из-под Тулы. Не иначе, не сегодня-завтра начнет взламывать кольцо снаружи. Правда, южной группировке жаловаться грех, полторы сотни километров прошли почти без сопротивления. Курск и Орел взяли, как немцы осенью, – с ходу. И линия фронта на южном участке нравится мне теперь гораздо больше.

– Да вы, товарищ Рокоссовский, прямо художник. «Нравится». Хм. Вернемся к попыткам немцев прорвать кольцо.

– Я уверен в их неизбежности. По расчетам штаба, удар состоится уже завтра. Вероятно, в секторе от Серпухова до Малоярославца. Но возможен также Можайск Вскрыть намерения немцев досконально разведке пока не удается. Главная проблема в том, что у нас осталось очень мало танков, а противотанковые части мы подтянуть не успеваем. И если немцы нанесут скоординированный удар извне и изнутри…

– Мы никоим образом не собираемся вмешиваться в ваши решения, товарищ Рокоссовский, – деликатный Сталин! Что происходит в этом мире?! – но мы рекомендуем вам учесть не только военные, но и политические факторы. Есть мнение, – Сталин смотрел на карту с неким сомнением, как будто не до конца верил нанесенной обстановке, – мнение, да… Что для Гитлера – да, именно для Гитлера, оставление немцами той части Москвы, которую им удалось занять, будет серьезным политическим поражением. Они широко оповестили весь мир, что Москва ими уже занята. Так?

– Так, товарищ Сталин.

– А если немцы нанесут встречный удар – они будут вынуждены оставить занимаемые позиции. Так?

– Так точно.

– И их генералы это понимают. И, полагаю, они также понимают, что, удерживая уже занятую ими часть города, они не смогут собрать достаточно сил для встречного удара. Думаю, что генералы, основываясь на положениях стратегии, будут проталкивать идею встречного прорыва. А вот Гитлер – Гитлер, есть такое подозрение, это им запретит. Уже из соображений политики. Чем очень осложнит им жизнь. Согласны?

– Согласен, товарищ Сталин. Но…

– Но?

– Но я бы не исключал такую возможность.

– Хм. Тогда прошу учесть еще один фактор. Товарищ Сталин несколько отличается от господина Гитлера. Товарищ Сталин понимает, что всякая наука, в том числе и военная, имеет свои непреложные законы. И если эти законы требуют учитывать вероятность встречного удара немцев из кольца – товарищ Сталин не будет уподобляться господину Гитлеру и ставить генералам палки в колеса. От вас требуется одно – разгромить немцев так, чтобы не просто отогнать их от Москвы. Ваша задача в том, чтобы подорвать силы немецкой армии. Чтобы лишить их возможности вести активные операции минимум до следующего лета. Вот что является целью вашей операции, товарищ Рокоссовский. И отвечать за нее вам.

Гальдер чувствовал себя препаршиво. Отдуваться пришлось одному. Гудериан остался в войсках – предпочел русский мороз ледяному тону фюрера. И правильно сделал.

– Меня не устраивает продвижение по два-три километра в сутки! Совершенно не устраивает! Такими темпами Гудериан пробьется к окруженным войскам через два месяца! Это совершенно неприемлемо. Уже сейчас, пользуясь затруднительным положением оказавшихся в кольце войск, большевики оттесняют наши части от важнейших точек города.

– Мой фюрер! Низкие темпы продвижения объясняются совершенно объективными причинами. Русские перебросили под Москву свежие силы, наши части страдают от недостатка снабжения и отсутствия зимнего снаряжения.

– Эти отговорки я слышу уже давно! Я приказал отправить зимнее обмундирование в войска еще в сентябре! А окопные печки? Я лично одобрил их конструкцию и приказал развернуть производство! Только не говорите, что войска их до сих пор не получили!

Не говорить, так не говорить. Когда фюрер входил в раж, аргументы становились бесполезными. Что толку от наскоро собранных, причем в недостаточном количестве, шинелей и канистр с антифризом, если они так и лежат на варшавских складах из-за перегрузки железных дорог спешно перебрасываемыми подкреплениями, топливом и боеприпасами?