По ресторанам он не ходил. По казино тоже. С местными шлюхами связываться боялся из опасений заразиться чем-нибудь. Романы не заводил из-за крайне опасной политической ситуации. В общем… жил в тихом, спокойном и аскетичном осадном положении. Так что полученные деньги от чайных пакетиков он с чистым сердцем потратил на благотворительность. Причем сделал это публично. Чтобы ни у кого никаких вопросов не возникло.
Вон – даже в газетах написали.
Что стало очень мощной рекламой для чайных пакетиков и его самого, как личности. Не все, правда, деньги пожертвовал. Две сотни он передал маме. На всякий случай. Жизнь она ведь сложная и непредсказуемая…
Когда же дело это пошло и стало ясно – выгорит, он стал «расширяться». Не только для того, чтобы окружить себя привычными предметами, но и для создания репутации изобретателя. А то ведь, судя по всему, чем дальше, тем больше ему придется общаться с инженерами и конструкторами. И подобные бонус был бы очень кстати. Ведь одно дело, когда с тобой говорит нарком, способный растереть тебя в порошок. И ты вынужден заглядывать ему в рот. И совсем другое, когда он не просто влиятельный заказчик, но и… свой человек, что ли.
После чайных пакетиков он занялся шариковой ручкой. Принцип ее работы был запатентован еще в 1888 году, а первый образец – 1904. Однако современная, хорошо знакомая ее версия появилась только в 1931. А что там сложного? Тем более, что Ласло Биро, придумавший ее, обходился без полимеров и прочих современных технологий.
К чернилам требовался загуститель.
К стержню пишущая головка с маленьким шариком.
Ну и корпус.
Описал подробно. Запатентовал. Нашел по отработанной схеме исполнителя. И пошел дальше.
Застежку фастекс для ремней и корд лок для шнурков и завязок он поручил третьей мастерской. Придумав, разумеется, для них звучные, удобные названия.
Четвертым проектом стала мастерская, производящая простенькие спиртовые фломастеры с войлочной основой. Пригодные для повторной заправки. Пятой же – кубик Рубика 3х3, с которым пришлось повозиться, подбирая материалы…
– Я смотрю у тебя новый железный шкаф, – произнесла мама, войдя в кабинет, где Михаил Васильевич, сделав бумажного журавлика развлекал детей.
– Да, – невольно вздрогнул Фрунзе.
– А откуда такой?
– Выделили из закромов Родины, – отшутился нарком, не желая придавать огласке никаких лишних сведений об этом ящике. Слишком уж они были щекотливыми.
Где-то месяц назад он во время приватного разговора со Сталиным сообщил, что хотел бы в квартире поставить несгораемый ящик. Большой. Но покупать его за счет наркомата не хочет. Ибо пустые траты. И было бы неплохо подыскать какой-нибудь старый, бесхозный.
Тот дал команду коменданту кремля посмотреть в закромах. Тут и всплыл старый железный шкаф. Закрытый. Ключи от него были давно утеряны. Что внутри – никто не знал. Откуда он – тоже. Ничем примечательным он не выделялся, поэтому никто на него и не зарился в предыдущие годы.
Фрунзе его осмотрел и в целом остался доволен. Достаточно большой и тяжелый. Так-то группой крепких мужчин его было можно перемещать. Чай не сейф какого-нибудь казначейства. Но обычные уголовники его вряд ли смогут утащить. Чего вполне достаточно.
– Беру.
– А ключи?
– Решу как-нибудь. – отмахнулся довольный нарком.
Комендант пожал плечами. Распорядился доставить предмет по адресу и с чувством выполненного долга списал со своего баланса очередную «неведомую хрень».
Доставили.
Поставили.
И Михаил Васильевич взялся за дело.
В прошлой жизни он поработал в УБОП и ГУЭП, сиречь ОБЭП. Что позволил ему повидать «некоторое дерьмо» и получить достаточно специфически навыки. Да, конечно, какие-то серьезные замки там, в XXI веке он открывать не мог. Не его профиль. Но что стояло в этом «несгораемом шкафе»?
Обычный цилиндровый замок, известный также как английский. Шкаф то явно был еще дореволюционным. И тогда даже продвинутый замки Шлаге еще не появились. Встречались и замки поинтереснее. Но крайне редко и больше в сейфах либо частных особых, либо каких-нибудь банковских. Да и те – не сильно сложнее. Вторым популярным замком в несгораемых шкафах являлся механический кодовый замок типа «Эврика». Но если английский открывался булавкой, то этот требовал стетоскопа. К слову сказать, эти обстоятельства в 1920-1930-е годы породили целую эпидемию «медвежатников». Золотую их пору.
В общем – открыл.
Тихо и спокойно. Самодельным «скороходом». На который у него ушло совсем немного времени.
Внутри – бардак.
Видно было – несгораемый шкаф таскали и ворочали самым разным образом. В том числе и довольным грубым. Куча смятых бумаг. Какие-то ящички, мешочки и так далее.
И тут его прошиб холодный пот.
Он вспомнил, что где-то в подсобках кремля до 1935 года стоял бесхозный несгораемый шкаф без ключей. И он принадлежал Якову Свердлову. Туда его сволокли сразу после смерти владельца в марте 1919.
– Подарочек… – прошептал он с легкими нотками ужаса.
Это было не то, что он хотел бы не то, что вскрывать, а даже прикасаться. Да и вообще иметь хоть какое-то отношение к этому к счастью покойному человеку. Но теперь обратного пути не было.
Вот он – его «сейф». И он его вскрыл, получив доступ к документам внутри. Так что теперь отбрехаться, дескать, ничего не читал и ничего не помню, не получится. Никто не поверит. И нужно разобраться в «наследстве» и действовать по обстоятельствам.
Михаил Васильевич начал разбираться с наследством. И оно отличалось от того, что числилось в описи, составленной Ягодой в 1935 году. Сильно отличалось. Судя по всему, в опись Ягода включил то, что не мог не включить. Даже беглый осмотр несгораемого шкафа показывал – тут сильно больше всякого барахлишка…
Прежде всего он вытащил все тяжелые предметы.
Здесь лежали три пистолета Browning M1900 с парой магазинов на каждый и чуть за четыре сотни патронов 7,65х17 для них. А также пять крошечных карманных Browning M1906 с сотней патронов 6,5х15,5.
Потом он достал несколько деревянных «шкатулок», в которых лежали золотые монеты царской чеканки: империалы и полуимпериалы на общую сумму 24 тысячи 790 рублей[32]. Девятнадцать килограмм золота!
Следом он достал крупную деревянную шкатулку, в которой лежали мешочки с монетами. Рассортированные по странам. Тут и франки, и фунты-стерлинги, и доллары, и много всего.
Дальше он извлек несколько довольно увесистых мешочков со всякой… хм… всяким. Потому что кроме колец, серег, браслетов и прочего «золотого лома», местами с драгоценными камнями, тут находились и золотые зубы. Что наводило на очень нехорошие мысли. Ведь Яков Свердлов умер как раз в пик красного террора, им же и развязанного.
Серебра не было.
Только золото.
Еще несколько мешочков было с камешками. Разными. Рассортирован по цвету.
Потом он извлек шкатулку, в которой лежали обернутый тряпочками золотые часы. Пятнадцать штук. Те самые, что носили на цепочке в специальном кармашке. Трое были нехорошо так поцарапаны, одни – помяты, еще одни… с пулевым отверстием.
Тщательно все осмотрев и описав, нарком двинулся дальше.
Пачки денег.
Прежде всего внушительно выглядели царские банкноты, по общему счету на 750 тысяч 272 рубля. Кроме того, в наличии были и банкноты других держав. В первую очередь американские доллары, английские фунты-стерлинги, французские франки. Много. Там же лежало несколько вязанок всяких векселей и прочих ценных бумаг. В целом достаточно бессистемных, как и валюта.
Даже беглого взгляда было достаточно – это не «золото партии» и не ее «алмазный фонд». И даже не операционные деньги самого Якова. Вывод напрашивался только один – это какой-то срез конфискованных ценностей в процессе красного террора. Куда они дальше шли – вопрос. Но Свердлов их явно учитывал самостоятельно.
Ягода же… ну он молодец. Царские золотые рубли, если бы он в 1935 году попытался как-то реализовать, то выдал бы себя с головой. Поэтому он забрал все, что мог забрать не подставляясь. И уничтожив практически все находящиеся в сейфе документе. А их там было много. В основном – текущая переписка, связанная с работой Свердлова. Отчеты. Телеграммы, наклеенные на листки бумаги. Какие-то записки. Имелись даже вырезки из газет – объявления, наклеенные на листы бумаги. Явно сигналы. Но встречались и интересные вещи. Настолько интересные, что у Фрунзе волосы дыбом вставали…
