– Лет пять-семь. Если РККА будет оказана всемерная поддержка Коминтерном, то меньше. Возможно два-три. Все зависит от поддержки. Быстрее можно, но выйдет надрыв сил. Победить победим, но цена окажется очень высока. А мы ведь не хотим останавливаться на Польше, не так ли?

– Не хотим. – решительно и твердо произнес Троцкий.

– Какая вам нужна помощь?

– Разведка. Закупка вооружения. Тайная желательно. Деньги. Если, конечно, международное прогрессивное сообщество в состоянии нам помочь финансово. Еще потребуется поиск нужных людей. В Европе масса хороших, грамотных специалистов, которые сидят у разбитого корыта, неустроенные после окончания Империалистической войны. Их привлечение может ускорить подготовку, повысив ее качество.

– Деньги… – пожевав губы повторил Зиновьев, выцепив самое главное.

За 1919–1923 годы Троцкий, действуя в тесном сотрудничестве с аппаратом Коминтерна, вывез[15] из молодой страны Советов огромное количество ценностей. Частью для компенсации острого дефицита внешнеторгового баланса, а частью, большей, для различных партийных нужд и деятельности Коминтерна.

По этому каналу, как в бездонную дыру, было в закачано невероятное количество ценностей. Ведь революционеры грабили богатых. Душевно так. Обносили до нитки. Вскрывая заначки и тайники.

Какая же революция без такого веселья?

И вывозили награбленное. Также массово. На фоне этого потока ценностей даже царские запасы Госбанка, утекшие из его хранилищ – ничто. Например, только за 8 месяцев 1921 года через пробирную палату США прошло около 715 тонн золота поступивших по этому каналу. В рублях по курсу 1926 года это что-то около 892 миллионов. Сколько они вывезли ценностей всего? Сложно сказать. Очевидно что миллиарды и миллиарды. Многие[16]. Для сравнения бюджет всего Союза за 1925 год немного не дотягивал до 4 миллиардов, а бюджет Наркомвоенмор составлял всего 560 миллионов.

Хороши гуси?

Огонь просто!

Все на алтарь мировой революции!

Ну и, само собой, страховка на случай поражения в Гражданской войне. Стаканчик на утро, так сказать.

Зиновьев довольно долго смотрел на Фрунзе.

Испытующи.

Он думал. Оценивал. Ведь взятие Польши в случае победы открывает большое окно возможностей для новых экспроприаций. И важно понять – окупятся ли подобные инвестиции. Слишком много платить Коминтерн из своих запасов явно не желал. А малыми суммами, явно тут не справишься.

Наконец он выдавил:

– Какой объем денежных средств потребуется?

– Я думаю, что этот вопрос нельзя решать с кондачка. Все нужно посчитать и взвесить.

– Разумеется, – чуть усмехнувшись ответил Зиновьев. Он понял, что Фрунзе не ожидал шага навстречу. А называть сумму «от фонаря» не хотел.

– Мы поможем, чем сможем, – твердо произнес Троцкий. – Я постараюсь подключить все свои связи.

– Как проходят испытания? Говорят, что вы, Михаил Васильевич, устроили на полигоне, настоящую маленькую войну. Люди из окрестных сел спать не могут. – вклинился Сталин, стремясь перехватить инициативу. Ему очень не понравилось, что Фрунзе явно пытаются столь открыто и беззастенчиво не то купить, не то сманить его политические противники.

Нарком кратко пересказал ситуацию. Предельно сжато, чтобы не перегружать слушателей непонятными большинству деталями.

– И какие выводы вы сделали?

– Совершенно очевидно, что имеющееся стрелковое вооружение РККА можно считать устаревшим. Для индивидуального оружия трехлинейный патрон избыточен. Его необходимо менять на что-то более легкое, чтобы увеличить носимый боезапас. Как и рекомендовал Алексей Алексеевич, – кивнул Фрунзе на Брусилова.

Тот едва заметно усмехнулся, ибо предлагал несколько иное, но кивнул в знак согласия.

– Для пулеметов и иного подобного оружия рантовая гильза является проблемой. В коробчатых магазинах такой патрон частенько заклинивает. А при ленточной подаче рант усложняет, утяжеляет и удорожает систему питания.

– И вы предлагаете принять на вооружение два патрона? – спросил Брусилов.

– Да. Времени на разработку у нас нет. Поэтому придется выбирать из того, что есть. А потом закупать оборудование и срочно запускать в производство.

– Разве советские инженеры с этим не справятся? – поинтересовался Каменев.

– Советские инженеры пока только учатся. Их мало. Квалификация их низка. Да еще и пресловутое спецеедство[17], будь оно не ладно, совершенно вымыло кадры технической интеллигенции[18]. Потребуются десятилетия, чтобы советские инженеры развернулись в мощную школу, способную на равных соперничать с остальным миром. Мы можем столько ждать? Ответ очевиден. Поэтому я предлагаю все что можно – заимствовать. Экспроприировать, если хотите, у мирового капитала. А то, чего нет или не добыть – разрабатывать самим, концентрируя все наши скудные ресурсы на этих задачах.

В оригинальной истории после смерти Фрунзе наркомом стал Ворошилов. И он сразу тихо сел на попу ровно, не отсвечивая. Попытки же Тухачевского начать перевооружение потерпели в целом провал. Их заблокировал Сталиным. И так продолжалось ровно до военной угрозы 1927 года, когда Иосиф Виссарионович запаниковал. Ибо даже весьма поверхностный и благостный для РККА анализ ситуации показал, что шансов на победу практически нет.

Тут же Михаил Васильевич уже успел его напугать.

Серьезно.

Поэтому, несмотря на нежелание усиливать опасную для него группу военных специалистов, лояльных по большей степени Троцкому, он охотно поддержал начинание. Ведь враг общий. Враг опасный. И он точно никого из них не пощадит. О том, как польские паны относились к коммунистам ни у кого из присутствующих иллюзий не имелось. Да, такие люди как Брусилов или Бонч-Бруевич может быть и пережили бы военную катастрофу. Но вот Сталина, Ворошилова, Зиновьева и прочих «детей революции» совершенно точно ждала смерть…

После совещания Фрунзе вышел на улицу.

Мороз приятно холодил.

Вся спина у него была мокрая от пота. Жарко, душно и страшно вот так битый час сидеть в банке с пауками. Смертельно опасными, талантливыми пауками, поднявшимися очень высоко из той кровавой каши, каковой была Гражданская война.

Он растер лицо.

Очень хотелось закурить и выпить. А потом еще и женского общества. Чтобы выпустить пар. Но, вместо этого он отправился к себе в наркомат. Работать. Очень уж остро стоял вопрос. Очень уж напуганными и взволнованными выглядели эти пауки…

1926 год, февраля 2, Москва

– Нашел этого? – спросил нервного вида мужчина с усами щеточками, закурив папиросу.

– Нашел. В Смоленске прятался.

– Хотел границу перейти?

– Да. Документы уже справил. Но от нас не уйдешь.

– Чисто исполнил?

– Все концы в воду. Местных товарищей подключил. Пообщались. И тихо прикопали. Все чисто.

– Уверен?

– Уверен. Комар носа не подточит.

– Феликс заинтересовался этим делом. Сам знаешь какие слухи по Москве ходят. Проверь все еще раз.

– Проверю. Все будет в лучшем виде.

– С этим… – скривился и сплюнул мужчина с щеточкой усов, – не в чем нельзя быть уверенным.

Тишина.

– Молчишь? Кто там оказался такой умный, что догадался грабить квартиру?

– Грабить? – нервно сглотнул собеседник.

– Не притворяйся, будто не понял, о чем я. Нашел кого грабить.

– Так мы думали, что он того.

– Того. Сего. Выжил. Цветет и пахнет. Дым коромыслом стоит от его дел. И есть у меня чуйка – гибель жены он не оставит просто так. Копает. Как пить дать копает.

– Так мы все концы в воду. Чего там копать то?

– А с Софьей ты не это мне говорил? И что же? Обосрались?

– Это… Так может и его, ну, того? Чтобы не копал. Землекоп …ев.