— Спеши, Рауль! — воскликнула она. — Я узнаю по звонку, это должен быть граф Каспар д'Эспиншаль.

Рауль исполнил приказание, и вскоре явился хозяин замка в сопровождении неотступного Мальсена. Он стряхнул снег с плаща, отдал его прислужнику и скорыми шагами вошел в залу, где сидела Одилия. Бедная женщина с улыбкой встала, чтобы приветствовать мужа, но он вовсе не обратил на нее внимания.

— Дайте мне пить! — приказал он сурово.

— Сейчас распоряжусь, — громко ответила Одилия.

— Только прошу, поскорее. Я не могу долго оставаться в замке.

Одилия снова вздохнула, но ничего не сказала, считая неприличным заводить разговор при слугах. Мальсен и Рауль находились в зале. Когда они вышли, она приблизилась к мужу и, положа руку на его плечо, ласково спросила:

— Позволишь ли ты мне поговорить с тобой несколько минут?

— Вопрос твой сделан таким серьезным тоном, Одилия?

— Это потому, что и сам разговор будет иметь серьезное значение.

— Я готов слушать. Но заранее буду просить вас, графиня, избавьте меня от неосновательных упреков, обвинений и сцен ревности, составляющей содержание всегдашних ваших разговоров.

— Ты называешь мои упреки и обвинения неосновательными?

— Без сомнения, они неосновательны!

— Ты меня не любишь.

— Вот и договорились. Я этого и ожидал. Я люблю тебя, Одилия, точно так же, как в первые дни, даже более. Но ради Господа! Всякая вещь имеет свой конец; нет огня, который бы в конце концов не погас.

— Огонь гаснет, когда нечему гореть.

— Ты меня не понимаешь. Огонь превратился в свет; он, который прежде сжигал, теперь только светит. Проще говоря: сумасшедшая любовь наша заменилась искренней и теплой дружбой между нами. — Услышав эти слова, Одилии показалось, что сердце ее перестает биться. Превозмогая себя, с отуманенной головой, она подала мужу руку и удалилась в свою комнату.

Рауль ждал ее в коридоре и пожелал спокойной ночи. Но, погруженная в свои думы, она даже не заметила его.

— Ого, — прошептал паж, — не пора ли мне узнать, какие это дела постоянно удерживают графа в Клермоне! — И, выйдя потихоньку из комнат, Рауль сам оседлал своего коня и выехал из замка. Оставив Мессиак позади себя, он во весь опор помчался к Алагонскому мосту. Куда он ехал?

Кавалер Телемак де Сент-Беат был ему хорошо знаком; он с ним сблизился, когда тот жил еще у Каспара д'Эспиншаля. Теперь гасконец состоял при принце де Булльоне и пользовался доверием губернатора. Рауль решил обратиться к нему за советом и собрать необходимые сведения.

Между тем граф Каспар д'Эспиншаль после ужина, растянувшись в кресле в зале, проспал несколько часов; вставши и переодевшись, он взял мешок пистолей, разбудил Мальсена и уехал из замка, не заботясь вовсе о покинутой и огорченной своей жене. В десять часов утра он уже въезжал в Клермон через Иссоарские ворота; Рауль был в городе часа за три до приезда графа.

Мальсен с лошадьми и людьми отправился в трактир, а сам граф пошел в нанятый им небольшой домик, лежавший неподалеку от Яндской площади, в переулке, идущем на холм, господствующий над Клермоном. Здесь он ждал более трех часов, пока не услышал три легких удара в наружную дверь. Каспар д'Эспиншаль отпер вход и мадам Бигон предстала перед ним.

— Вы одни?

Инезилла сделала кислую гримасу и ответила.

— Как видите, одна.

— А Эрминия?

— С чего это вы выдумали называть ее по имени? Для вас она остается до сих пор госпожой де Сент-Жермен.

— Для меня только. А для иных?

— Это не мое дело.

Каспар д'Эспиншаль закусил губы.

— Видите ли, достойный граф! Моя госпожа давно любит вас. Но вы ее бросили ради иной. Что же было ей делать? Идти в монастырь… Явились другие искатели ее руки, и она…

— И она… Договаривайте яснее!

— Нечего договаривать: она, моя госпожа, женщина неглупая и осмотрительная. Но мне кажется, из всех своих поклонников она все же предпочитает вас. Только ведь это ни к чему хорошему не приведет — вы, граф, женаты.

Каспар д'Эспиншаль задрожал от досады и нетерпения. Холодный пот покрывал его лоб. Вдруг он обратился к Инезилле.

— Мне приходится сознаться, я сделал большое дурачество этой женитьбой. Но как поправить ошибку?

— Это уж ваша забота.

Подумав немного, граф снова обратился к Инезилле.

— Отвечайте мне: согласны вы передать мое поручение вашей госпоже?

— Гм! Опасная вещь!

— Почему опасная?

— Потому, что ее очень энергически и зорко берегут; во-первых, ее родной глупо-честный брат, а потом, мой глупо-бесчестный и недостойный муж Бигон.

— Изменники! — воскликнул Каспар д'Эспиншаль гневно и добавил: — А впрочем, черт с ними! Я ведь требую от вас, Инезилла, только чтобы вы передали Эрминии несколько слов.

Несколько золотых монет очутились в руках доверенной камеристки.

— Я желаю, чтобы госпожа де Сент-Жермен приняла меня и позволила переговорить с нею.

— В своем доме?

— Разве это так трудно?

— Сегодня в полночь перелезьте через садовую ограду, войдите в мою комнату, а оттуда я проведу вас в комнаты Эрминии.

— Хорошо! Ровно в полночь я буду в назначенном месте.

Он схватил и поцеловал вырывавшуюся у него из рук камеристку, которая после этого выбежала на улицу и исчезла в мраке ночи.

Госпожа Эрминия де Сент-Жермен занимала тот самый дом, в котором мы ее нашли, описывая в первой части романа. Достаток и богатство окружали ее по-прежнему.

Какое же чудо помогало ей не терять своего положения?

Ни о каких любовных интригах баронессы не было слышно; не будучи образцом добродетели, Эрминия, однако же, считалась в Клермоне весьма порядочной дамой. Праздники, балы, общественные собрания дворянства никогда не обходились без ее присутствия. И везде красотой и богатством туалета она ежели не затмевала, то, по крайней мере, и не уступала самым знатным дамам Савойи.

За исключением нескольких старых вельмож, называвшихся ее друзьями и знавших тайну ее богатств, Эрминия никого не принимала. Де Канеллак — человек с двенадцатью сподвижниками — был у нее самым частым гостем, но и о нем говорили, что прекрасной Эрминии не очень-то нравились его визиты.

Когда Инезилла возвратилась в дом баронессы Сент-Жермен, госпожа спросила ее нетерпеливо:

— Ну, и что же?

— Влюблен до безумия.

И рассказала сцену с Каспаром д'Эспиншалем, позабыв, разумеется, эпизод получения пистолей и поцелуев.

Эрминия опиралась на подушку и вслух думала:

— Этот Каспар д'Эспиншаль ужасный человек, и когда он чего-нибудь пожелает, он всегда добьется этого.

— А разве меня не будет вблизи вас?

— Это так! Помни же, и будь в соседней комнате, и как только услышишь стук в стену…

— Я, разумеется, сейчас же войду.

— Да, войдешь, А теперь одень меня.

Инезилла одела свою госпожу в лучшее из ее платьев и проводила на прогулку в Ордокс, где даже в зимнее время всегда гуляли знатнейшие жители Клермона.

Но как она ни присматривалась, сколько ни ожидала, ей не удалось между гуляющими увидать своего брата Телемака де Сент-Беата. И барыня, и субретка остались очень недовольны по этому поводу. Они знали, что Телемак де Сент-Беат ежедневно в сопровождении Бигона являлся на это гулянье, купленное принцем Булльоном у маркиза д'Эфия. Недолго оставаясь в толпе гуляющих, Эрминия решилась возвратиться домой. Она уже готовилась отворить дверь своей комнаты, когда внезапно Телемак де Сент-Беат подошел к ней.

— Мне надо с тобой переговорить, — обратился он к сестре.

— Войди, пожалуйста, в комнаты, — был любезный ответ баронессы.

Кавалер вошел в ту самую залу, где он уже раз вел переговоры с сестрой, уселся в кресло и дал знак Инезилле выйти. Он очень редко посещал сестру, и каждый его визит имел какую-нибудь серьезную на то причину.

— Что на этот раз ты мне скажешь, милый Телемак? — был не совсем равнодушный вопрос Эрминии.