— Эм? А? А почему, сейчас…

Я инстинктивно посмотрела на него и увидела, как он улыбался искренней улыбкой, как будто ему было все равно.

— Мои братья сказали это, прежде меня, поэтому я решил, что должен подождать, пока их не будет рядом.

— Ах… о… неужели это так? Тогда, спасибо тебе!

Я положила одну руку на грудь, чтобы попытаться успокоить свое выпрыгивающее сердце, и, держалась с ним за руку. Мы с Лютцем шли вместе в храм.

Так как мы последние, кто проходил через ворота, даже если никто и не слышал, о чем мы говорили, то весь наш обмен словами был виден людям позади нас. Тот факт, что толпа позади нас кричала “Оууу, так мило! Похоже на то, что они женятся”, а мой отец скрежетал зубами, пока он провожал нас — это все я узнала только после окончания церемонии.

ОСТОРОЖНО!!!

Может содержать тревожные материалы, такие как упоминание о серийном насилии и изнасиловании со стороны домашнего партнера в контексте мифа.

Пронзительные голоса детей, вошедших перед нами, эхом разносились по всему храму, отражаясь так громко от стен, что я почувствовала головную боль. Я встала непреднамеренно, и Лютц мягко дернул меня за руку, подтягивая меня вперед.

— Осторожно, ступенька, лестница начинается, — сказал он.

— Хорошо, — ответила я.

Когда я сделала несколько шагов вперед, контролируя своим шаги, я услышала тяжелый стон позади меня, двери начали закрываться. Испуганная тенью, внезапно промелькнувшей подо мной, я обернулась, чтобы увидеть священников в серых одеяниях, запирающих те самые двери.

— Ах, да, мы же были последними, так что…

Когда двери плотно закрылись, священник в голубом медленно идет перед ним. Он махал каким-то колокольчиком, похожим на музыкальную подвеску (ветерок), прикрепленную к камню странного цвета. Он звенел. В следующее же мгновение голоса других детей исчезли, как и их эхо, оставив лишь слабый звон, который быстро замолк.

— Что это такое…?

Голос Лютца не звучал уже как раньше. Или, точнее, не выходило сказать ничего, кроме шепота. Судя по его выражению лица и позе, я подумала, что он пытался все же говорить нормальным тоном, если не громче, чем всегда. У него был шокированный взгляд от того, как мало звука он делал, и он схватился за свое горло.

— Может быть, это какой-то волшебный инструмент? — Сказала я. — Это случилось, как только синий священник позвонил в колокольчик.

Как я и ожидала, мой голос звучал не громче шепота. Однако, так как я видела сам момент, когда священник позвонил в колокол, я смога выяснить, что же произошло, и оставалась спокойной. Когда я сказала это, то Лютц расслабился, вздохнув с облегчением. Теперь, когда он узнал, что это произошло не только с ним, и что была какая-то причина, он успокоился.

Я вздохнула от восхищения, затем снова посмотрела вперед, глядя вдоль длинной линии процессии впереди нас. Интерьер храма был похож на Атриум, с длинным и высоким потолком. Стены с обеих сторон комнаты были покрыты сложной резьбой, а вдоль них на определенном расстоянии выстроились толстые круглые колонны. Высокие окна, растянувшиеся почти на четыре этажа, ровными промежутками выравнивали стены, впуская в комнату длинные прямые световые лучи. И стены, и колонны были белые, за исключением золотых украшений кое-где, и даже в тусклом свете они все еще казались яркими. Единственное место богатое цветовой гаммой — это дальний конец комнаты.

В отличие от христианских церквей, которые я видела в коллекциях фотографий и художественных музеях, здесь не было ни фресок, ни витражей. Конструкция из белого камня сделала комнату очень непохожей на синтоистскую святыню или буддийский храм, а цвета не соответствовали ни одному из ярких оттенков из Юго-Восточной Азии.

На самой внутренней стене от пола до потолка растянулась разноцветная мозаика со сложным узором. Она мерцала там, где на нее попадал солнечный свет, напомнив мне на мгновение немного мечети, но была и лестница, более сорока ступеней, идущая от пола почти ндо высоты окна. Каменные статуи, расположенные по пути на верх, только усиливали эффект чужого мира.

Возможно, эти ступени символизировали идею восхождения к небесам и богам? Статуи, выстроившиеся в верхней части лестницы, напомнили мне кукол на Праздник девушек (п/п: Праздник девушек, Праздник кукол (яп. Хинамацури) один из главных праздников в Японии, который отмечается 3 марта.)

На самой верхней ступеньке были две статуи, стоящие рядом друг с другом, мужчина и женщина. Судя по тому, как они были расположены, у меня создалось впечатление, что они были женаты. Между этим и тем фактом, что они стояли на самой верхушки лестницы, я подумала, что они, вероятнее всего, самые высокопоставленные боги в этой религии. Несмотря на то, что они были сделаны из белого камня, на мужского Бога была накинута сверкающей черная мантия с бесчисленными золотыми звездами, а женская богиня была с золотой короной с длинными коническими шипами, исходящими от нее, как лучи света.

Возможно, это были Бог света и Бог тьмы? Или, может быть, Богиня солнца и Бог ночи? В любом случае, мантия и корона выделялись.

В нескольких шагах чуть ниже была каменная статуя слегка пухлой нежной женщины, держащей золотую чашу, которая блестела драгоценными камнями. Под ней женщина держала посох, мужчина держал же копье, женщина держала щит, а мужчина держал меч. Они все сделаны из одного и того же белого камня, но тот факт, что каждый из них держит только один какой-нибудь яркий предмет, сделал это еще более загадочным для меня. Эти статуи были сделаны, чтобы держать реальные вещи… есть ли в этом смысл?

Что-то вроде Священного Грааля или Святого меча, возможно?

На ступенях ниже их, были цветы, фрукты, ткани и другие пожертвования. Чем больше я смотрела на это, тем больше мне напоминало Праздник девушек.

— Мэйн, не стой просто и пялься, продолжай идти!

— Хм? Ой! Прости, прости.

Лютц потащил меня вперед, я немного не успевала за ним, чтобы успеть догнать конец процессии. Путь дальше по центру комнаты был пустой, так что мы смогли идти свободно по нему, хотя, с обеих сторон были разложены толстые красные ковры, расположенные примерно в одном метре друг от друга.

В передней части комнаты было несколько столов, где стоял ряд священников, одетых в синий цвет, похоже, выполнявшие какую-то процедуру. Дети, которые заканчивали эту процедуру, отправлялись священниками в серой одежде по обе стороны комнаты. Их вели к тем участками красных ковров и говорили снять им обувь, прежде чем сесть.

По мере того, как процессия медленно продвигалась вперед, либо что-то произошло, либо Лютц заметил что-то новое. — Гех, — вылетело у него, он сморщился, глядя вперед на что-то.

— Что случилось, Лютц? Что-то произошло там впереди?

— …Аааа…

Мгновение помямлив, как будто он пытается понять, как же лучше сказать что-то трудное, он вздохнул, а затем посмотрел на меня.

— Это кровавая печать, которую ты ненавидишь.

— Чт… что?

— Какой-то волшебный инструмент, я думаю. Всем колют пальцы, и они давят ими обо что-то, оставляя свою кровь.

Я бы предпочла, чтобы я этого не слышала, но теперь мне ничего не оставалось, кроме как резко оглянуться и тут же уйти оттуда. Лютц, однако, крепко схватил меня за руку и отказался отпускать.

— Сдавайся, — сказал он. — Похоже на какую-то регистрацию. Держу пари, это связано с гражданством города, да?

— Фу… да, ты прав. Думаю, на этом все и закончится.

Отто и Бенно сказали мне, что после окончания церемонии крещения меня признают жителем этого города и предоставя мне гражданские права. Другими словами, если я не смогу пройти через этот ритуал, каким бы плохим он ни был, я не смогу получить гражданство.

— …Почему же магические инструменты так любят кровь? — Спросила я.

— Не знаю, — ответил он.

Каждый раз, когда я использую волшебный инструмент, мне приходится резать палец и оставлять где-то кровь. Неважно, сколько раз я это делала, я никогда не смогу привыкнуть к боли. Пока я смотрела вперед, чтобы увидеть, через чего же проходят другие дети, я увидела грубых священников в синих одеяниях, тыкающих иглами в пальцы ребятишек, а затем крепко прижимающих их пальцы к чему-то, что выглядело как медальоны из плоского белого камня. У этих детей рты были открытыми, похоже, что они издавали крики боли, но я вообще ничего не слышала от них. Увидев, как они сжимают свои порезанные пальцы, пока их уводят к коврам, я задрожала от страха.