— …Этот материал отличается, с ним намного сложнее, ух.

— Да, действительно так.

Я не могу не вздохнуть, сравнивая эти изодранные волокна с нашими с Лютцем текущими отношениями.

— Мы можем дать внутренней коре высохнуть, прямо в таком виде, так что давай остановимся на данный момент.

— Мм. Эй, хм.…

— В чем дело?

— …Нет, может быть позже. Я скажу тебе, когда мы доделаем бумагу.

Лютц закрыл рот и больше ничего не сказал, а я ему слегка кивнула. Внутри, я уже приготовился к худшему. Лютц заметил, что на самом деле я не Мэйн, и он собирается обвинить меня в этом. В конце концов, с тех пор, как произошла та огромная ошибка, он ни разу не назвал меня “Мэйн”.

Когда мы закончили делать бумагу, интересно, какой будет вопль? Или, может быть, это будет ругань? Благодаря моему гиперактивному воображению, Лютц в моем сознании уже начал кричать все сильнее и сильнее, с все более худшими оскорблениями и злословиями про меня. В моем воображении, мое сердце чувствовало пустоту, и я повесила голову.

Как ты мог все это сказать, Лютц! Ты такой подлый! Даже если ты всего лишь плод моего воображения, ты уже заставляешь меня плакать! Я уже плачу!

На следующий день мы работали на складе. Во-первых, мы развесили внутреннюю кору, над которой работали, вдоль края моей корзины, чтобы она смогла высохнуть на солнце, поставив ее снаружи. Далее подняли каменную груз с бумажного полотна, затем аккуратно отклеили каждый лист бумаги и приклеили их к другой доске.

— Мы действительно должны использовать кисть или что-то такое, чтобы убрать весь воздух из-под этих листов, но я думаю, что забыла заказать и ее тоже. Ну что ж, ну что ж… Они размером с открытку, так что если мы будем осторожны, вероятно, все получится.

— …Вау, ты забываешь слишком много вещей.

Лютц бросил на меня короткий взгляд, но благодаря всем отвратительным злословиям, которые мой воображаемый Лютц постоянно осыпает меня, что-то на таком уровне меня даже не смутило. Я пожала плечами немного, смахнув оскорбления.

— Ну, убедись, что ты тоже ничего не забыл в следующий раз, когда мы все это будем делать…Так в сторону это. Как только мы дадим им высохнуть на солнце, они все будут готовы. Чем дольше мы позволим им оставаться на солнце, тем более насыщенно белыми они будут.

Лютц вынес доску наружу и прислонил ее к стене, чтобы солнце могло светить на нее. После этого он сполоснул бумажное полотно водой из колодца, а затем поставил его рядом с доской, на которой была бумага, чтобы она также смогла высохнуть.

Яркий блеск белой бумаги, выложенную в линию, для высыхания под совершенно ясным, голубым небом, создал прекрасный контраст. Я вздохнула с удовлетворением, удивляясь, что это та бумага, которую я смогу превратить в книгу.

— Хааах, это бумага! Она действительно превратилась в бумагу…Это действительно бумага.

— Ну и что теперь…

— Давай дадим посушиться им до вечера. Когда все высохнет, нам будет нужно аккуратно все снять так, чтобы ничего не порвалось, тогда бумага будет полностью закончена.

На этом этапе близким к готовой бумаге, я хочу еще немного отсрочить, столкновение с Лютцем еще немного. Возможно, он прочувствовал это во мне, потому что раздражение внезапно вспыхнуло на его лице.

— Эй, ведь в основном все сделано, да?

— …Ну, да, но…

— Я же говорил тебе, да? Когда мы сделаем бумагу, мне нужно кое-что тебе сказать.

Час моей расплаты близок. Острый свет заблестел в зеленых глазах Лютца, как будто гнев глубоко внутри него процарапывал свой путь к поверхности.

Я сильно прикусила губу, говоря себе, что я останусь стоять на ногах, что бы он мне ни сказал. Крадясь, я повернулась к мертвому лицу Лютца.

Доброго времени суток, уважаемые читатели! Это ваш верноподданный переводчик. Прежде чем начнутся очередные приключения Мейн, я бы хотел объяснить выбор названия главы 34. Английский вариант названия “Lutz’s Maine”, т. е. Мейн принадлежит как бы Лютцу, но я в затруднении как правильно просклонять его имя. Должно было выйти на подобии Петина Маша, сестра Джона, думаю смысл вы поняли. Давайте же посмотрим что Лютц все же так хотел спросить у Мейн.

— Ты хочешь поговорить прямо здесь? — говорю я. — Почему не на складе?

— И тут хорошо.

Поскольку этот разговор может быстро закончиться, я подумала, что было бы лучше провести его в помещении, вдали от глаз общественности, но Лютц покачал головой.

— Итак, о чем же ты хотел поговорить?

Может быть это гнев горит в зеленых глазах Лютца, но его поведение было относительно спокойно. Не впадая во внезапную в ярость, он начал говорить низким голосом, который как бы намекал на гнев, который он сдерживал в себе, прямо уж кипящий в его нутре.

— …Кто ты на самом деле?

И сразу же сложный вопрос. Вообще-то, я не знаю, как себя называть. Даже сейчас, я все еще думаю о себе как о Урано Мотодзу, но независимо от моего мнения, если кто-то посмотрит на меня, все, что они смогут увидеть, это Мэйн. Кроме того, я живу в этом теле уже почти год, привыкая к жизни в этом мире, поэтому я больше не Урано Мотодзу.

Урано читала только книги и больше ничего не делала по собственному желанию. Когда я училась в колледже, я работала и возвращалась домой, так что я даже не переехала от родителей. Благодаря тому, что моя мать была в основном домохозяйкой, мне не нужно было много заниматься по дому, хотя я была технически способна все по нему делать, если была такая надобность.

Отправляясь в лес каждый день, чтобы собрать что-нибудь для моей семьи, посвящая себя поиску новых вкусов, чтобы я могла расширить свой рацион хотя бы немного, вот делаем бумагу с нуля, так что я смогу читать книги в будущем… на самом деле для жизни ни одна из этих вещей не нужна. Если вы сравните меня прямо сейчас с Урано из прошлого, чьи желания были ограничены чтением любой книги, которая попалась на глаза, мы окажемся абсолютно разными.

Поскольку я волнуюсь, как именно я должна ответить, Лютц воспринял мое молчание как знак того, что я вообще не собираюсь отвечать. Он снова посмотрел на меня, напряжения вспыхнуло в его глазах, и он спросил меня снова.

— Ты знаешь, как делать такую бумагу, и ты сказала, что делала это уже раньше, ведь так?

— …В прошлый раз все было совсем по-другому.

— И не в качестве Мэйн.

— …Да.

Хотя я все еще хочу скрыть всю правду, и Лютц уже убежден в этом. Даже если бы я солгала, ничего бы из этого не вышло. Я ответила честно.

— Мэйн не могла знать ничего подобного, — сказал Лютц. — Она почти не выходила из дома.

Из воспоминаний Мэйн я очень хорошо знаю, что она редко покидала свой дом. Благодаря этому у меня почти не было информации о мире, и кто знает, сколько уже проблем это у меня вызвало? Так как воспоминания Мэйн были почти никчемные, кроме быта ее дома, я не могла даже мельком увидеть, что этот мир считает за здравый смысл, и мой собственный современный здравый смысл постоянно сталкивался с реалиями этого мира. Даже сейчас, я думаю, что я допускаю много ошибок.

— Правильно, — говорю я. — Мэйн действительно ничего не знала.

— И кто же ты?! — закричал он. — Где настоящая Мэйн?! Верните Мэйн!

Лютц повысил голос, его гнев освободился. Однако, я представляла, что его слова будут гораздо более жесткими, чем слова, которые он на самом деле бросает на меня сейчас, то ли это потому, что я уже подготовила себя к этому разговору, так что я чувствую себя вполне спокойно сейчас. Моя реакция сильно отличалась от паники, которую я показала сразу после того, как я ошиблась раньше.

— Конечно, я могу вернуть ее, но… думаю, было бы лучше, если бы я сделала это дома, ведь так?

Глаза Лютца широко раскрылись от удивления, и он нахмурил брови. Похоже, он не ожидал, что я соглашусь.

— Почему?

— Ну, было бы очень плохо, если бы ты пришел домой с трупом через плечо, верно? Если я уйду, все, что останется после, это труп. Было бы нехорошо, если бы люди подумали, что ты убийца, верно?