— Вам не место в Ордене, Кадан. Вы не рыцарь и для вас еще есть путь назад. К тому же, многие снимают с себя плащ в наши дни.

Кадан стиснул зубы и прикрыл глаза, силясь скрыть слезы, проступившие на ресницах.

— Я не могу оставить вас, — сказал он, когда ком, наполнивший горло, немного отступил, — мне снятся сны. Вы бы сказали, что дьявол искушает меня.

Леннар молчал. Неприятное чувство, будто по спине пробежал холодок, коснулось его.

— Что вам снится? — спросил он глухо, хотя и сам догадывался, какой услышит ответ. Однако то, что он услышал, превзошло все его ожидания.

— Мне снится, — сказал Кадан очень тихо, — что мы с вами в маленькой избушке, и за окнами идет снег. Стены кругом сложены из бревен, и множество, множество гобеленов покрывает их. Я лежу спиной на сундуке, поверх вороха драгоценных одежд, а вы стоите передо мной, меж моих раздвинутых ног. И… — он сглотнул, — и не заставляйте меня описывать, что бывает потом. Вы должны бы это и сами понимать. Я вижу еще много, много таких снов. Они кажутся порой более живыми, чем все, что происходит кругом. И не говорите, что я должен читать молитвы еще чаще — это не помогает, сэр Леннар. Я не могу думать ни о чем, кроме вас. Но это только моя беда. Тем лучше я буду служить вам, ведь так?

— Нет, не так. Вы не должны оставаться в Ордене, если дело Храма не интересует вас. Вы не должны оставаться в нем ради меня. Уезжайте домой. Вам будет лучше с отцом. Зачем мучить себя?

Кадан чуть обернул лицо, и слезы снова блеснули в его глазах.

— Я не могу оставить вас, — упрямо повторил он, — меня терзает чувство, что скоро с вами случится беда. И если это будет так — я буду рядом с вами до конца.

Леннар глубоко вдохнул и, крепче прижав его к себе, уткнулся носом в рыжеволосую макушку. То, что говорил Кадан, пугало его. Он и сам видел точно такой же сон. Но в эти секунды Леннар думал о другом.

— Скоро закончится сбор урожая, — сказал он, — в городе будет большая ярмарка. Хочешь съездить на нее?

Кадан повел плечом, но все же искоса глянул на Леннара.

— Нельзя же. В город без разрешения…

— Я договорюсь, чтобы нас отправили за зерном.

В глазах Кадана на секунду блеснула прежняя игривая искра.

— Я бы хотел, — осторожно сказал он.

— Хорошо, — Леннар кивнул, — тогда постарайся лишний раз не привлекать к себе внимания до воскресенья.

Он хотел отстраниться, но не удержался и напоследок поцеловал Кадана в висок.

Ролан стоял на другом конце двора и наблюдал, как расходятся в стороны две фигуры, только что обнимавшие друг друга на стене. Он видел и те, другие объятья, когда Леннар наказывал Кадана на конюшне — и тогда уже с трудом мог сдержать злость, которой сам не понимал до конца.

Ролан знал Леннара давно. Леннар был спокойным и серьезным юношей, а вступив в Орден, стал таким же серьезным и благочестивым братом.

Решение принести присягу они принимали вдвоем. Но Ролан больше думал тогда о славе, которой было не снискать при дворе захудалого барона, а о чем думал Леннар — Ролан не знал.

Ролана Орден разочаровал. Но сколько бы он ни пытался говорить об этом с Леннаром, тот отвечал ему ясным, как синева утреннего неба, взглядом, и высокопарными речами, позаимствованными, видимо, из воскресных проповедей капеллана.

Тогда уже Леннар начал вызывать у него злость — и вся прежняя дружба затрещала по швам.

Теперь же тот факт, что Леннар, столь благочестивый и праведный, притащил себе из-за моря мальчика, чтобы лапать его и не делиться ни с кем, не давал Ролану покоя.

Оруженосец Ролана был красив. Он походил на девушку, и Ролан не мог отрицать ни изысканности вкуса своего брата, ни его хитроумия — так защититься от любых нападок своим деланным благородством, чтобы никто и не подозревал за ним темного грешка.

Ролану же оставалось скрипеть зубами и бережно нести обеты, которые никогда особенно не беспокоили его.

Развернувшись так, что белый плащ взлетел за его спиной, он направился в гарнизон.

Солнце уже опускалось за дома, играя последними лучиками на золотой листве редких деревьев. Узкие улочки полнились людьми, маленькие домишки лепились боками друг к другу, сдавливая прохожих между собой.

На главной площади жонглеры и факиры метали в воздух разноцветные кегли и дышали пламенем, опаляя зевак.

Сердце Кадана громко стучало — он не видел столько людей, столько жизни и смеха с тех пор, как покинул дом.

Цепляясь за плащ Леннара, он пробирался по толпе вперед, жадно впитывая каждое мгновение и каждую краску.

С тоской смотрел он на разноцветные ткани, разбросанные по прилавкам, понимая, что жизнь эта более недоступна для него. И хотя спина его ощущала горячую грудь Леннара рядом с собой, казалось, что рыцарь по-прежнему остается далеко.

Выполнив поручение Ордена и сделав заказ зерна, они побродили немного по рядам.

— Вам не становится веселее, — сказал Леннар, придерживая его перед собой.

— Простите, — Кадан опустил взгляд, — я не хотел, чтобы мое расстройство передалось вам.

Они добрались до небольшой сцены, где разыгрывали свое представление кукловоды, но сколько бы Кадан ни смотрел на противных носатых кукол, ему не становилось смешней.

— Давайте уйдем, — сказал Леннар наконец.

Кадан обернулся, один из прохожих толкнул его сзади, и он рухнул в объятия рыцаря. Глаза их и лица оказались близко-близко, и Леннар чувствовал, как бьется сердце Кадана напротив его.

Желание коснуться губ юноши стало нестерпимым. Кадан потянулся к нему, но Леннар торопливо прикрыл его губы кончиками пальцев.

— Брат Кадан, — тихо сказал он, — прошу вас…

— Да-да-да, — Кадан оттолкнул его. — Знаю я, обеты. Иногда мне кажется, что вы не человек, а каменная стена.

— Сочту это за комплимент. Идемте домой.

Обратный путь они проделали в молчании. Леннар мучился непреодолимым желанием приблизиться к Кадану и успокоить его, но удерживал себя, понимая, что лишь даст юноше надежду, которая не осуществится никогда. Кадан же напрочь ушел в себя, он казался прозрачным, как призрак, на фоне сумрака ночи, и Леннар не мог отделаться от ощущения, что еще мгновение — и он, взлетев, растворится в ночном небе, став сизой дымкой.

Добравшись до командорства, Леннар пожелал ему спокойной ночи и сам намеревался отправиться спать, когда один из прислужников окликнул его.

— Вас желает видеть командор, брат Леннар, — сказал он.

Леннар кивнул и направился следом за ним.

Командор ожидал его в библиотеке — и Ролан стоял по другую сторону письменного стола от него. Командор был мрачен, как ночь за окном, а в глазах Ролана сверкала неуемная злость.

Завидев его, Марк фон Хойт кивнул, и Леннар отвесил в ответ поклон.

— Вы были в городе? — спросил он.

— Да, по вашему поручению, брат Марк.

— Все прошло хорошо?

— Да, брат Марк, — еще один поклон.

— Вы кого-то брали с собой?

— Моего оруженосца, на случай если понадобится проследить за конем.

— Да…

Командор отвернулся, делая вид, что рассматривает книжные полки, и на какое-то время замолк. Потом, не оглядываясь, глухо произнес:

— У брата Ролана к вам вопрос. Даже обвинение, можно сказать.

— До Капитула осталось еще три дня, почему мы рассматриваем этот вопрос так?

Командор повернулся.

— Потому что брату Ролану достало вежливости сначала изложить свои сомнения мне. И я рад этому, потому что его откровенность на Капитуле произвела бы немалый шум, — командор посмотрел на Ролана и спросил, — скажете вы или я?

— Лучше, если он услышит это от вас.

Леннар переводил спокойный взгляд с одного на другого.

— Итак… — командор прокашлялся, — у брата Ролана есть определенные сомнения в вашем благочестии. Он видел, как вы нарушаете главнейшие предписания устава, обнимая своего оруженосца. И, более того, пронаблюдав за вами достаточно долго, он считает необходимым доложить Капитулу о том, что вы впали в грех содомии, брат Леннар.