Леннар внимательно смотрел на нее.
— И откуда же мы идем? — спросил он.
— Догадаться не мудрено, — закончив раскатывать лепешку, Сигрун разбила над ней яйцо, присыпала травой и поставила в печь. — У тебя на груди крест. Значит, путь твой лежит из крепости, что стоит к юго-востоку от наших краев.
Леннар молчал, настороженно глядя на нее.
— Других крепостей храмовников поблизости нет.
— А монастырей? — осторожно спросил Кадан.
— Часовня в деревне есть. А больше до самого берега ничего не найдешь.
Последние сведения немного успокоили Леннара — но лишь слегка, потому как для преследования еретиков церковники требовались далеко не всегда — часто хватало и разъяренных селян.
В тот день разговор так и окончился ничем, но на следующий Сигрун завела его опять.
Кадан к тому времени уже пришел в себя, хотя оставался еще слаб. Он лежал и задумчиво смотрел в окно, потому что говорить ему было больно, но стоило Леннару приблизиться, как начинал цепляться за его руку, силясь притянуть рыцаря к себе.
К Сигрун он никакого интереса не испытал, так что Леннар полностью взял решение на себя.
Расслабленный тем, что Кадан пошел на поправку под бдительным контролем знахарки, он все же решился рассказать кое-что — тем более, что если верить словам Сигрун, забрались они совсем не в ту сторону и теперь вряд ли могли выбраться на нужный тракт. Рассказал ей Леннар и о том, почему покинул командорство. Глаза знахарки блеснули, в них промелькнула боль. Но вслух она не сказала ничего.
— Наш путь пролегает в Париж, — сказал он, — братья по Ордену должны приютить нас там.
— Во-от оно как… — протянула Сигрун, — что же ты ищешь там? Разве плохо было здесь, в северных краях?
Леннар не обратил внимания на издевку.
— Виновата все та же зима, — сказал он, — как видишь, мой оруженосец с трудом переносит ее. К тому же, самые важные дела творятся сейчас там. А здесь, несмотря на гонения, стоит тишина.
— И ты решил забраться в самое пекло, так? — снова усмешка заиграла на ведьминых губах.
— Не совсем так, — просто ответил Леннар, — мои братья могут нуждаться в помощи — и в таком случае я должен оказать им ее.
В тот день старуха не спрашивала больше ни о чем. Леннар подозревал, что если бы она и узнала про письмо, оно никак не могло ее волновать — но все же не хотел рисковать.
Весь остаток дня он просидел у постели Кадана. Чем более приходил шотландец в себя, тем более таинственным становился его взгляд, как будто тайна, которую знали только они двое, так и распирала его. И хотя Леннар опасался, что тот ненароком выдаст их в разговоре с незнакомыми людьми, он все же был рад, что Кадан смотрит так же, как и в первые дни их знакомства. Что на дне его глаз снова затеплилась жизнь.
— Сэр Леннар… — прошептал он, улучив момент, когда Сигрун отошла по каким-то своим делам, и они остались одни.
— Что? — так же шепотом отозвался Леннар.
Шаловливый огонек в глазах Кадана разгорелся сильней.
— Я хотел сказать, что люблю вас. Я, кажется, очень давно вам этого не говорил.
Леннар приоткрыл рот, не зная, что ответить. Все происходившее было слишком ново для него, а время мало подходило для того, чтобы произносить слова любви вслух. Сначала ему нужно было разобраться в себе.
Кадан, впрочем, ответа и не ждал.
Он потянул Леннара к себе, заставляя наклониться, и прошептал в самое ухо:
— Вы возьмете меня еще раз?
По телу Леннара пробежал огонь.
— Здесь? — только и смог спросить он.
Кадан ответить не успел — скрипнула дверь, и Сигрун появилась на пороге. Леннар стремительно выпрямился и поймал на себе пристально-насмешливый взгляд старухи.
— Кажется, галл уже достаточно здоров, — сказала она.
— Еще нет, — опередил Леннар Кадана, собиравшегося что-то сказать, — он пока слаб.
— Что ж, хорошо. Оставайтесь до завтра. А на рассвете я скажу тебе, как отплатить долг.
Остаток дня прошел в тишине и покое, а наутро Кадан был уже совсем здоров. Сигрун выпекла лепешки и, разделив их на всех, сказала:
— Что ж, рыцарь, помнишь, что ты обещал, входя в мой дом?
Леннар кивнул.
— Тогда вот что. Я поеду в Париж с тобой.
Леннар слегка опешил и несколько секунд в недоумении смотрел на нее.
— Ты стара, — наконец сказал он, — а наш путь пролегает очень далеко.
— Ничего, — старуха кивнула сама себе, — я более живуча, чем ты или он.
Леннар молчал. В поисках поддержки он даже обернулся к Кадану, но тот тем более не знал, что возразить.
— В пути вам понадобится тот, кто не носит на себе плаща и кто может свободно зайти в село, чтобы поговорить с живущими там.
— Не обижайся, добрая женщина, но ты для этого подходишь не слишком хорошо.
— Лучше, чем ты или твой рыжий галл, — отрезала Сигрун, — к тому же и путешествовала я поболее вас. А без меня вы и вовсе не отыщите путь ни из этого леса, ни в сам Париж.
— У нас только два коня, — привел Леннар последний аргумент.
— А то я мало знаю о храмовниках, — хмыкнула Сигрун, — посадишь его у себя за спиной. Хотя, если хочешь, можешь ехать и в обнимку со мной. Помни, — Сигрун повысила голос. — Ты обещал.
И какой бы глупой ни казалась Леннару ее прихоть, он был вынужден согласиться — потому что дорог отсюда в самом деле не знал и спросить у кого-то из христиан возможности не имел.
Сигрун собрала в дорогу снедь и закрыла избу.
— Тебе не жалко оставлять свой дом? — спросил Леннар, уже сидя на коне и наблюдая за ней. Кадан сидел у него за спиной и крепко обнимал его.
— Мой дом давно сгорел, — отрезала Сигрун, — все, что было после — всего лишь бревна, не более того.
Вопреки собственным словам она бережно погладила испещренные резьбой столбы, довольно ловко для своих лет вспрыгнула в седло, и все трое пустились в путь.
Сигрун знала дорогу лучше, чем можно было ожидать от ведьмы, долгие годы ютившейся в лесу. Она ведала не только травы, но и движение солнца, и даже погоду могла предсказать на несколько дней вперед.
Леннару по-прежнему было неуютно от того, что рядом с ним творится колдовство, Кадана же больше беспокоило то, что они с рыцарем больше не могут остаться наедине. Он жался и тянулся к Леннару как мог, не имел возможности ни обнять его, ни поцеловать — в то время как только теперь, казалось бы, Леннар мог бы все это ему разрешить.
Так тянулся день за днем.
Зима дышала им в спину и, как и они, двигалась с севера на юг. Отвары Сигрун, однако, более не давали никому из путников заболеть, и постепенно оба стали к ней привыкать.
Сигрун, кроме того, знала истории и когда начинала рассказывать их у костра, сердце Кадана откликалось на них тоской, как будто он знал их, но давно забыл.
Он, в оплату за сказки, негромко пел ей баллады своего народа, но, как оказалось, Сигрун знала их почти все.
— Как может один человек запомнить столько за всю жизнь? — спрашивал Кадан, но Сигрун лишь усмехалась.
— Прежние барды твоего народа обучались по двадцать лет, прежде чем решиться запеть для всех.
Она рассказывала о жителях севера и о таинственных ведунах-друидах, населявших эти земли до начала времен, и многое из того, что говорила Сигрун, Кадан не мог понять, но слушал ее, раскрыв рот.
Так продолжалось до тех пор, пока они не пересекли Сену и через пару часов на горизонте не показался Париж.
ГЛАВА 16
Еще издалека Кадан увидел двухслойный городской вал, до середины заслонявший каменные стены. По верху стены проходил дозорный путь, а с внешней стороны над валом возвышались круглые крепостные башни. На ночь ворота запирались в целях безопасности, но днем проход был свободным, и путники преодолели его без проблем.
Внутри стен, очертивших на земле почти ровный круг, город был заселен неравномерно. Кое-где еще сохранились виноградники и огороды, но большую, особенно центральную часть, уже расчертили на улицы и округа плотно прижавшиеся друг к другу дома.