Наконец конь вынес обоих на небольшую поляну. С одной из сторон ее стояла крепко сбитая изба, мало походившая на те дома, которые они проезжали до сих пор. Бревна ее стояли вертикально, а по обе стороны от дверей высились резные столбы.

"Ведьминский двор", — подумал Леннар, потому что никто, кроме ведьмы, опасавшейся церкви, не стал бы селиться так далеко в лесу.

Но Леннару было все равно. Он и сам был теперь такой — скрывался от людей. Хотя еще несколько лет назад любой замок встречал его и подобных ему как героев.

Спешившись и осторожно устроив Кадана в седле так, чтобы тот не упал, Леннар приблизился к дому и постучал в дверь.

Ему открыли почти сразу — хозяйка явно не опасалась гостей. А когда дверь распахнулась, Леннар увидел в руках ее нож, который тут же скрылся в складках одежд.

— Кто здесь? — спросила женщина, плотнее кутая лицо в платок, но Леннар все же успел разглядеть на правой щеке пузырящийся ожог. Он вгляделся в лицо, показавшееся ему знакомым. Женщина не имела возраста, хотя из-за уродства никто и не решился бы назвать ее молодой. Но ей могло быть и тридцать, и пятьдесят, а может, и более того лет.

— Мы путники, — сказал Леннар, — нам нужен ночлег. И мой спутник… Он болен. Возможно, ты могла бы ему помочь?

Бледные сухие губы женщины исказила усмешка, когда холодный взгляд ее упал на шотландца, все еще сидевшего в седле и с трудом удерживавшегося от того, чтобы не упасть.

— Может, и могла бы, — сказала она, — да что мне будет с того?

— Я отплачу серебром.

— Оно мне не нужно, здесь нечего покупать.

— Тогда что?

Женщина перевела взгляд на Леннара и, поразмыслив, произнесла:

— Заходи. Сочтемся потом. Будет у тебя ко мне… долг.

— Как твое имя? — спросил Леннар, укладывая Кадана на узкий топчан, стоявший под окном.

Старуха внимательно смотрела на него, решая, ответить или нет.

— Мое имя Сигрун, — произнесла она наконец. От взгляда ее не укрылось, как по телу Леннара пробежала дрожь, и она спросила: — Ты знаешь меня?

Леннар покачал головой, и Сигрун, прищурившись и понаблюдав за ним несколько мгновений, пришла к выводу, что Леннар не врет.

— Я сделаю ему успокаивающий отвар. А потом ты расскажешь мне, куда вы держите путь.

Сигрун отвернулась, отошла к печи и принялась пересыпать травы из одного мешочка в другой.

Леннара мало интересовало, что происходит у него за спиной. Все его мысли были сосредоточены на юноше, распростершемся на одеялах перед ним. Глаза Кадана лихорадочно блестели, волосы разметались по подушкам, так что если бы не нездоровый цвет кожи и некоторая опухлость щек, он походил бы на лик языческого бога с пламенными лучами, окружившими его со всех сторон.

Леннар бережно погладил Кадана по волосам, и тот, не приходя в себя, потянулся за его рукой.

Леннар с трудом сдержал несвоевременное желание поцеловать его — хотя бы в висок.

С тех пор, как между ними произошло то, о чем Леннар боялся думать, но не мог не вспоминать, сны оставили его самого. Казалось, душа его полностью проявляла теперь себя наяву. Он нуждался в прикосновениях Кадана, как раньше нуждался в молитве по утрам — и это уже не пугало его, потому что Леннар полностью утонул в том, кого желал.

— Все будет хорошо, — прошептал он, как будто Кадан мог услышать его, и Кадан, в полугрезах, поймал ладонь своего сеньора и прижал к губам.

— Что с ним произошло? — скрипучий голос знахарки разрезал тишину у Леннара за спиной, и тот вздрогнул, вспомнив о ней. Облизнул губы и обернулся через плечо.

— Он не привык к холодам. А у нас здесь зима. Мы несколько дней уже в пути, и промозглый ветер продувает насквозь. Вот и… слег. Но нам ехать еще далеко.

Сигрун кивнула, показывая, что все поняла.

— Придется вам остаться у меня на несколько дней. Попьет отвар и встанет на ноги.

Леннар стиснул кулак.

— Нам нужно ехать, — сказал он, — нужно добраться до цели до наступления зимы.

Сигрун покачала головой. Присела на краешек скамьи и, приподняв голову Кадана, осторожно влила ему в рот немного пышущего пламенем травяного настоя.

— Хоть вы, храмовники, и обвиняете нас в колдовстве, — сказала она, — но мы лишь ведаем травы. В нас нет волшебства древних богов. И помочь твоему галлу я не смогу, если только ты не оставишь его здесь на несколько дней.

Леннар вздрогнул. Что-то насторожило его в словах колдуньи, но он не смог до конца сообразить, что.

— Нам нужно… — повторил Леннар упрямо, но раньше, чем он решился произнести название города, куда пролегал их путь, Кадан зашелся в кашле, и пока старуха старалась не разлить отвар, Леннару пришлось удерживать его в руках.

Едва Леннар прижал его к себе, Кадан снова стал затихать — лишь обхватил руками его бедро, силясь обнять.

Леннар поджал губы и перевел взгляд с него на старуху, а потом назад.

Он уже готов был рискнуть письмом. Но этот дом не нравился ему. Здесь не было ни одного креста, а сама Сигрун смотрела так, будто видела их обоих насквозь.

— Твое дело верить мне или нет, — тем временем равнодушно сказала она, — можете повернуть коней хоть в самый снег, мне все равно.

Леннар колебался.

— Мы останемся на одну ночь, — сказал он наконец, — там посмотрим, станет Кадану лучше или нет.

Тут уже старуха вздрогнула и, прищурившись, уставилась на него.

— Кадан, стало быть, так зовут его. А ты, должно быть, и в этой жизни Лев?

По спине Леннара пробежал неприятный холодок.

— Как тебя понимать?

Старуха продолжала пристально смотреть на него.

— Мое имя Леннар, — сказал рыцарь, когда устал играть с ней в гляделки, — не знаю, откуда ты знаешь меня.

Старуха покивала сама себя.

— Только так, — признала она, — Леннар… Лев.

Она отвернулась и снова принялась готовить что-то на плите, состоящей из выложенной камнями поверхности печи.

Чем дальше, тем больше Леннару не нравился этот дом, но он отлично понимал, что уйти отсюда он не мог.

— Я накормлю вас ужином, — сказала старуха, все еще стоя к нему спиной, — и буду давать целебные отвары твоему галлу. Но прежде чем ты покинешь мой дом, я скажу тебе, в чем состоит твой долг передо мной, и ты исполнишь его.

— Хорошо, — глядя на ее спину, прямую, как столб, Леннар все пытался понять, в чем состоит подвох и что может понадобиться от него старухе, живущей в густом лесу — починить забор или нарубить дров — но ничего придумать так и не смог.

Сигрун сдержала данное слово. Она приготовила тушеное мясо, а Кадану налила бульон. Бред его, правда, усилился в тепле, но в целом все шло своим чередом.

Наутро, когда Леннар проснулся, ее уже не было в избе.

Кадан все еще оставался бледным и по-прежнему спал.

Леннар прошелся по избе, размышляя о том, что делать теперь. Потом, подумав, выбрался из дома и отправился искать колодец с водой.

Набрав воды в кадушку, которую нашел за дверью, он принес ее в дом и, первым делом смочив в чистой воде кончик плаща, отер Кадану лицо.

Стоило ему закончить с этим, как Сигрун появилась в дверях — в руках она несла яйца и ягоды рябины, которые, видимо, ходила собирать по утру.

— Ему не стало лучше, — сказал Леннар.

— Само собой, — ведьма фыркнула, — я же сказала, нужно несколько дней. Не трать силы, воин, с твоим галлом все будет хорошо. По крайней мере, пока он не покинет мой дом. От простуды здесь не умирал еще никто.

— Галлом… — произнес Леннар, взвешивая слово на устах. Кадану оно подходило очень хорошо, — почему ты называешь его так?

Ведьма, уже принявшаяся готовить еду, чуть обернулась и приподняла брови.

— Потому что я родом из тех времен, когда рыжих южан называли так.

Слова ее не сказали Леннару ничего, лишь еще более насторожили его.

— Мы ушли так далеко на север, — спросил он, — что учение церкви совсем не ведомо здесь?

— Почему же… Если я правильно угадала, откуда лежит ваш путь, то вы скорее забрались на северо-запад. Впрочем, я и сама хотела спросить, как вы попали в мой лес.