Спустя какое-то время — Леннару казалось, что это была вечность — в пыточную вошел один единственный человек в плаще, украшенном крестом. Гийом медленно пересек комнату и остановился напротив него. Свиток с обвинениями был в его руках, и он медленно, размеренно принялся его читать.

Леннар уткнулся лбом в пропитавшееся кровью дерево креста, и от бессильной злобы на глаза навернулись слезы. Он напряг руки, силясь вырваться из веревок — Гийом был один, и если бы только хватило сил, если бы только не были связаны руки, если бы только он мог встать… Быть может, последним броском в своей жизни Леннар рванулся бы к нему и удушил.

Гийом дочитал список до конца и, обратив свой взгляд к пленнику, одной рукой потянул его подбородок на себя.

— Зачем ты это сделал, Льеф? — тихо, но твердо спросил он, и от его голоса волна слабости прокатилась по телу пленника.

— Я не знаю… — прошептал Леннар.

— Ты лжешь.

— Я иначе не мог.

Хлесткий удар по лицу оборвал его слова.

Гийом стоял, тяжело дыша, ярость медленно уходила из его глаз.

— Двое было юношей, которых я любил больше, чем себя, — произнес он все так же негромко.

Леннар уткнулся лбом в деревянную перекладину. Плечи его сотрясли бессильные рыдания. Он и сам не знал боли большей, чем испытал в то мгновение, когда меч его вошел в тело… Ролана? Руна? Леннар не мог разобрать. Видел только глаза. И сейчас эта боль стала сильней во сто крат.

— Что мне сделать… — прошептал он, поднимая голову, насколько мог, и вглядываясь в лицо палача.

Гийом без слов опустил в его руки свиток и вложил в пальцы перо.

Разум Леннара помутился. Он уже не понимал, что делает, и готов был на все, лишь бы остановить эту кровавую карусель.

Дрожащие пальцы начертили размашистое Л. Т. и алое марево поглотило его.

Оба судилища прошли как в тумане — как для Леннара, так и для его палача.

Гийом наблюдал, как Леннара ведут к костру посередине Гревской площади, стоя на балконе ратуши, и сердце его неприятно сводило тоской.

Леннара, обессиленного и обмякшего, как тряпичная кукла, крепили к столбу, а он все смотрел и не мог насытиться его лицом.

"Как я мог…" — билось у него в голове. И тут же звенело ответом: "Я сделал все, что мог".

Гийому как никогда хотелось крушить, ломать, убивать, и когда первые языки пламени лизнули обнаженные икры храмовника, душа его рванулась вперед, в бессильной попытке сорвать со столба, прекратить казнь. Но тело осталось стоять.

Секунда — и тонкая фигурка метнулась вперед. Рыжие волосы всполохом пламени взметнулись в воздух, и пронзительный крик перекрыл голоса скопившихся на площади зевак.

— Леннар.

Кадан рухнул к ногам тамплиера, не замечая жара пламени и боли, наполнившей его. Не замечая рук охранников, пытавшихся вытащить его из огня. Не замечая глухого и ровного выкрика Великого Инквизитора:

— Оставить его.

Руки исчезли, а Кадан, стоя на коленях перед возлюбленным, все смотрел и смотрел в его незрячие глаза.

Леннар понял, что попал в сон, в котором ему суждено остаться навсегда. Рыжие волосы Кадана метались на ветру, захлестывая его, сжигая дотла наравне с огнем.

— Пусть вечно длится эта боль… — прошептал он, — если ты будешь со мной…

Сухой, каркающий смех отвлек Гийома от спектакля, на котором был сосредоточен его взгляд.

Он повернулся и, увидев перед собой прямую, как осиновый кол, старуху, сглотнул подступивший к горлу ком.

— Будьте вы прокляты… Кадан и Льеф… — проворковала Сигрун. Пламя костра отражалось в ее зрачках, и казалось — огонь полыхает внутри нее.

— Ты… — прошептал Гийом охрипшим голосом, — это твоя вина…

Сигрун полными удивления глазами посмотрела на него.

— Схватить, — рявкнул Гийом, и двое инквизиторов, охранявших покои, рванулись к знахарке, выкручивая руки. — Ведьма проникла в мой дом. В костер ее.

Сигрун вырывалась, губы ее изрыгали ругательства, лишь подтверждая слова Гийома. Гийому было все равно. В ушах его стоял гул, и он не слышал ничего

"Больше никогда", — последняя обрывочная мысль повисла в его мозгу, но через мгновения сухое карканье старухи снова огласило чертог:

— Будь вечно проклят и ты, Гийом, за то, что его не уберег. Гореть вам в пламени до конца времен.