Едва не сбил локтем подсвечник, отклонился в самый последний миг — и со столика чуть не полетел свиток, Ариму успел его подхватить.

— Да что с вами?!

— Ничего, — заставил себя сесть, сцепил пальцы. — Просто не люблю того, чего не понимаю. Она знала, что возвращаться ей смертельно опасно. Зачем тогда? В запоздалую любовь к сыну не верю. Как бы то ни было, она пока не явилась к родителям или другой родне, и сюда не пожаловала. Сущий и демоны, это костер возле стога сена! Для всей провинции она мертва, эта примерная мать и любящая жена! А уж для Тагари…

— Тогда, может быть… — слуга наклонился к самому уху Кэраи, проговорил еле слышно: — Чтобы не поднялась буря, пресечь ее в самом начале…

— Прекрати, Ариму. Убийца нашелся. Сейчас все может вызвать эту бурю, любой скатившийся камешек приведет к лавине. Просто приведите их сразу ко мне.

Тот, казалось, заколебался:

— Я не то что бы… Но вы так не любите госпожу Истэ…

— Жена, покинувшая мужа — позор на обоих, но еще полбеды. А мать, бросившая младенца?

…Что отец, тогда живой еще, что Кэраи ту женщину из Нижнего дома бы притащили, даже без помощи Энори, разве что позже… но Тагари сказал — пусть идет, куда хочет. Такая вот доброта. Зато враги трепещут при одном упоминании его имени. Знать бы…

Поднялся, подошел к двери — и откинулся к стене, постоял так. Чудовищно захотелось спать — проклятый дурман до сих пор напоминал о себе приступами слабости. Пробормотал, скорее для себя, но не против был, если и слуга услышит:

— Я совсем не буду против каких-нибудь приятных неожиданностей. Для разнообразия.

Воистину, день этот был черным. Айю тоже принес вести неутешительные — Аори Нара тяжело болен. Еле живого привезли из Срединной, как когда-то из тех же мест — младшего сына. Все силы положил на то, чтобы исправить беду с оружием — и вот, надорвался.

— Точно ли из-за этого?

— Знать бы. Лекари говорят — плохо. Я не сумел с ним толком поговорить. Слаб… Он все твердил о заговоре, верно, о поставках и тех бумагах. Но вот сумел ли Аори Нара что-нибудь еще разузнать, загадка…

— Он ничего не рассказал сыну?

— Нет. По словам Рииши, отец не придал серьезного значения болезни, ждал вас, верил, что скоро вернетесь. А пока все силы бросил на работу своих оружейных. Считал, второй раз заговорщики не сумеют сыграть такую же партию…

Айю вскоре ушел, сокрушенный, не услышав ни слова осуждения, ему и не надо было — все уже давно сказал себе сам.

Хозяин дома окликнул Ариму:

— Перестань прятаться за дверной створкой, иди сюда.

— Я всего лишь хотел… — начал тот.

— Перестань. Тебе я прощу подслушивание. Только, прошу, без самодеятельности по итогам. Что ты понял?

— Все плохо, — немедленно отозвался слуга.

— Да ты мудрец!

— Тогда, если позволите, — Ариму тронул языком губы, словно опасаясь говорить. — Господин Айю не прав, как не прав и господин Нара. Они зря думают, что теперь никто не рискнет… если и впрямь сравнить с игрой на доске, я бы атаковал сейчас. Противник ведь думает, что я напуган и собираюсь с мыслями.

Кэраи походил взад и вперед по комнате, хмуро сказал:

— А у меня теперь связаны руки. Тагари надеется, что я уеду, но, может быть, остынет и передумает. Только если я начну что-либо всерьез предпринимать, все вспыхнет по-новой… И тут еще эта женщина…

— Что будете делать?

— Искать. Айю закончил проверку, теперь я начну свою.

**

Мелькнули в воздухе крапчатые крылья, по земле метнулся огненный росчерк. Птице не мешал кустарник на склоне холма: ястреб преследовал молодую лису.

— Уйдет, — сказал темнолицый охотник, с сожалением глядя на обоих хищников. — Но какой злой и жадный. Не по нему добыча, так нет же!

Он держал палку с перекладиной, на ней перевозили птицу: слишком велика, тяжела для руки. Гигант среди ястребов.

— Уйдет, — согласился У-Шен. У молодого военачальника глаза были злыми, веселыми, шапка и куртка из белого меха. Лисица шмыгнула в нору; ястреб, раздосадованный, поднялся выше холма.

— Позови его.

Рухэйи засвистел; словно на этот свист откликаясь, с другой стороны холма вынырнул всадник на приземистой мохнатой лошадке. Протянул У-Шену сложенный кусочек полотна. Тот развернул, скользнул взглядом по кривоватым строчкам.

— От Мэнго…

Досадливо поморщился, скомкал послание.

— Не верю, — сказал молодой человек подъехавшему спутнику. — Мэнго хитер, но и старый лис в капкан попадает. Нас бы туда же не затянул…

— Что там? — спутник глазами указал на письмо.

— Выступать скоро. Готово все. Говорит, жди сигнала. Но горы будут непроходимы еще около месяца. Потеряем людей. А, чтоб им всем… если ловушка, мы не оправимся долго. Этот оленерогий посол не достоин доверия.

Ястреб кружил над поляной.

**

Лайэнэ была уже одета, готовилась выходить, но висок будто прошило иглой. Головная боль всегда некстати, хоть и учили преодолевать себя в любом состоянии. С порога вернулась к столику, порылась в одном из ящичков — еще оставались мятные шарики, приготовленные служанкой. Задела тыльной стороной ладони что-то холодное, потянулась достать — и вздрогнула, отдернула руку, будто большого паука обнаружила. Медленно, пересиливая себя, достала. Застежка. Подарок Энори, давний, еще начала знакомства…

Думала, что продала все, о нем напоминавшее — что еще оставалось, ушло на помощь Лиани. А вот, затерялась вещица. Серебряная, с виду недорогая, не бросилась в глаза. А работа красивая — ракушка среди волн. Похоже на узор одного из ее платьев. Нашел такую случайно или велел ювелиру сделать?

А ведь сейчас можно было бы и спросить, да…

Со вздохом сжала застежку в руке. Просто металл, никакого ужаса или ненависти больше не вызывает.

Сейчас другое тревожит — что происходит в Храмовой Лощине. Она уверена в своем соглядатае, но возможностей у него мало. Вот если уговорить следить и монахов… Но это может сделать только один человек.

Застала его не дома — в казначействе, он сейчас из палат управления не выбирался. Женщину из квартала развлечений туда в жизни бы не пропустили саму по себе, пришлось уговаривать охранника и одного из секретарей передать просьбу. Вновь повезло — пригласили внутрь, в длинную скучную комнату для просителей.

Кэраи нескоро, но вышел. Сидела, ждала, любопытные взгляды вызывали одно равнодушие — а ведь то один, то другой чиновник подглядывали в дверную щель, то якобы невзначай быстро-быстро проходили по залу. Раньше бы гадала, что все они думают.

Вышел, собранный, холодный, как последний месяц зимы. Изменился — напряженное лицо, усталое, и вроде нездоровится ко всему прочему. Сторонний человек не заметит: очень старается не показывать уязвимости.

— Снова ты… С чем на сей раз? — тронул застежку у горла, похоже, бездумно. Будто что шею сдавило.

Лайэнэ быстро поднялась, поклонилась.

— Идем, — провел ее в маленькую комнатку сбоку, там никого не было. — Я слушаю.

— Мы разговаривали с… — запнулась — неуместно прозвучит имя здесь, среди бесконечных бумаг и чиновников, таких же одинаковых и бесчисленных. — Тем, из-за кого я приходила раньше. Разговаривали о Тайрену. Он… по-прежнему интересует… его.

Тяжелый взгляд, под таким головы не поднимешь. И опять этот жест.

— Я отослал мальчика, что ты еще хочешь? — спросил, явно сдерживая раздражение. Со стороны не заметить, но ее учили. — Думаешь, Энори проникнет в храмовый комплекс? Он, по-твоему, всемогущий?

— Нет, он туда не войдет. Но ребенка можно выманить.

— И об этом я думал. За Тайрену смотрят и не выпустят никуда.

— Дети очень шустрые и умеют уходить от надзора.

— Дворовые сорванцы, но не болезненные из богатого дома.

— За нами, девочками, тоже был сильный надзор, и мы ухитрялись…

— С него глаз не спустят и не выпустят с территории храма. И не дадут подойти к нему никому чужому вдобавок. Довольна?