— Потрясающая женщина, сбежала от двух мужей, — сказал Кэраи. Вновь неприятно царапнула мысль о заговоре — не потащится просто так через снега мать с малолетними дочерьми. Цель заговора как на ладони — чем больше опрометчивых поступков совершит генерал, тем лучше. Где-то на задворках сознания промелькнула еще одна неприятная мысль, обо всяких ночных голосах и реальности их, но это сейчас не имело значения.

Так или иначе, семейка собралась в городе в полном составе, и слухи ползут, хоть пока и робкие, и он сам слишком уже много сделал, чтобы укрыться от внимания брата. Если тот, разумеется, даст себе труд глянуть по сторонам.

Оставалось надеяться, что в личной встрече он не откажет. Пусть хоть доспехи предков на себя нацепит для важности, лишь бы выслушал.

Незадачливого мужа вернули в подвал, оставив без внимания униженные просьбы рассказать про судьбу жены; Кэраи отправился к брату.

У Тагари темнели круги под глазами, а заколка на волосах съехала набок — затылком о стену он что ли побился? На сей раз он не стал занимать кресло в малиновом зале. Но вся его фигура дышала недоверием — «уж не твоя ли это игра?», словно говорил он. Небо, когда же научится понимать, что для предательства нужны основания, что мне просто не могут пообещать во власть эту провинцию, если скину тебя. А если б пообещали, я бы рассмеялся им в лицо, думал Кэраи.

Брат отказался увидеться с Истэ. Ну разумеется. Насчет же ее просьб о Тайрену сказал «делай, как знаешь».

Струсил, подумал Кэраи. Все же боишься ее саму, не одних лишь волнений. Но если подозреваешь меня, то займись этим сам. Именно сам, всех остальных ты тоже подозреваешь. Кроме, вероятно, Аори Нара, но тому сейчас не до разбирательств. Еще и дела семейные, нельзя путать в них посторонних.

Но один ты не сделаешь ничего; не сейчас, так в будущем придется выбирать союзников.

Он решил отложить остаток разбирательства до утра. Уже заполночь собрался спать, как появилась одна из "девушек радуги", попросила срочно принять. Нашелся след Истэ в предместьях, место, откуда она выезжала, вот-вот наконец отыщут и девочек — и гостье было сподручней всего передать новости. Никто не удивится такому ночному визиту, зато удивились бы, что красотка лишь работала на Кэраи. И, к счастью, не походила на Истэ, ни обликом, ни манерами. Впрочем, дорогие девушки из цветочных домов мало похожи на простых смертных. Их обучают не просто изяществу и достойному поведению, но воплощению всех желаний…

Выслушав, поблагодарил, словесно и денежно, девушка улыбнулась и упорхнула, сверкнув напоследок отблесками свечей на алом шелке.

Вспомнилось, как сверкнули рубины в прическе Лайэнэ, когда она рассердилась… в чем-то досадно, что она так прочно была связана с Энори. Что бы ни говорила теперь, полностью ей нельзя верить.

Утренние новости развеяли зыбкую дымку сносного настроения, которое осталось с ночи. Еще до рассвета к Тагари прибыл столичный гонец — и почти сразу, не отдохнув, покинул город, увозя ответ.

Кэраи сидел за столом с кистью в руке — хотел написать записку секретарям, и так слушал вестника.

От кого было послание, неизвестно, однако, если верно удалось разглядеть печать на футляре, отправил его военный министр. Вряд ли в свитке говорилось о том, что в этом году непривычно рано зацвели розы. Приближенный Тагари — он всегда был готов служить обоим хозяевам — рассказал, что генерал был зол, когда сочинял ответные строки, и сказал «не дождутся».

— Чего не дождутся, чтоб ему провалиться! — не менее зло сказал Кэраи, бросил кисть на столик; она покатилась и упала бы, если б не поймал испуганный мальчик.

— Иди, — велел вестнику.

Нет, так нельзя. В метании молний с братом все равно не сравниться, как и в потрясании гор. Не хватало еще… Но Тагари, похоже, не понимает, что Столице отвечают не так. Или понимает, и совсем спятил в стремлении оставить за собой последнее слово. Спасибо хоть если письмо не с приказом от Благословенного… хотя нет, если судить по печати.

Кажется, разговор о бывшей жене окончательно лишил брата рассудка. Встреча не состоялась, и слухи пресекли на корню, но она — если такая стояла цель — добилась своего все равно.

Оставалось последнее с этой семейкой.

Кэраи переоделся, словно намерен был отправиться с официальным визитом. Затем вновь велел привести мужа Истэ. Тот явно провел бессонную ночь, вероятно, не первую, судя по кругам под глазами.

— У меня последний вопрос. Сколько вашим дочерям?

— Восемь, господин… — бесцветный голос самую малость ожил.

— В каком месяце они родились?

Ответ не стал неожиданностью.

Значит, вот почему Истэ сбежала так поспешно. Пока ее беременность не стала заметной. И жила она под крышей Тагари, уже зная… А он, этот человек — он-то чем думал? На что рассчитывал? Ведь чудом стало, что их отпустили тогда. Каким он был девять весен назад, чем привлек яркую надменную уроженку богатого дома?

Совершенно обычный на вид. Не только внешний облик, в нем не ощущалось ни какой-то особенной силы духа, ни ума, ни даже заметного обаяния. Может, Истэ и нужен был как раз такой — неяркий, но, видимо, надежный? Верный. А ума и впрямь нет. Ведь его здесь никто толком не помнил, что стоило осторожней вести расспросы?

А может, ее надменность была всего лишь защитой…

— За связь с женой своего господина полагается смерть. А глава провинции — господин всем ее жителям.

— Нас отпустили…

— С запретом возвращаться, и этот запрет вы оба нарушили.

— Ради всего святого, Истэ…

— О ней сейчас речи нет и не будет, разговор о тебе. Я имею право решить это дело.

Лицо только на миг изменилось, будто рябь прошла по воде. Он знал, понял Кэраи. Уже не надеялся, попав в этот дом. Может, потому Истэ в свое время и повезло, что она — тоже знала, однако не верила. Считала себя бессмертной.

Мужчина склонился, будто благодарил. Потом снова, на этот раз с просьбой:

— Прошу, позаботьтесь о девочках…

— С какой стати?

Когда его увели, опустился на стул, закрыл глаза и так сидел, как показалось, долго-долго.

Потом встал, прошел в подвал, где лежало то, что недавно было полным жизни мужчиной. Масляная лампа висела на стене, пламя покачивалось, и тени на слабо освещенном теле качались. Но видно было на шее полосу от шнурка.

— Приведите ко мне в комнаты Истэ, — велел, и поднялся наверх.

У своих покоев обнаружил Юи, тот ходил от одной стены коридора к другой, и выглядел потерянным, словно позабытый лист на осенней голой ветке.

— Тебе-то что здесь надо?

— Я хотел… попросить за ту женщину. Знаю, такого права у меня нет, но… она и так уже пострадала.

После Мелен стал по-другому относиться к помощникам в том пути, и они сразу почуяли — начали многое себя позволять. И знали многое. И что с ним делать? Юи, добрая душа… а красивой женщине сочувствовать просто.

— Госпожа Истэ — мать вашего племянника…

— Это уменьшает ее вину? По-моему, наоборот. Я бы с радостью отправил ее за мужем, — прошел мимо юноши, застывшего столбом в коридоре, добавил: — Но мне все-таки жаль этих девочек; их могла бы забрать родня, но родне о них знать нельзя. Одиноким сиротам в этом мире придется плохо. Пусть уезжает. Она уже разрушила, что могла.

Истэ повела себя на удивление достойно, узнав о смерти любимого человека. Только взгляд ее был чуточку странным, будто бы не до конца понимает сказанное.

— Я могу увидеть его?

— Нет. Ваша связь была преступлением, продолжения не будет — даже прощания.

**

Больше всего Истэ боялась возвращаться в домик в предместье. Страх пересиливал горе, и становился сильнее с каждым поворотом дороги. Она ничего не сумела. Ни встреч толком не вышло, ни хоть возвращения в одиночку. Теперь и ее девочки будут мертвы. Не сомневалась — уж эту угрозу Энори осуществит.

Провожатые не оставляли ее ни на миг — четверо всадников с лицами смерти, как на подбор. У каждого кровь на лбу и на волосах… ах, да, это повязки Дома… На них рысь готовилась прыгнуть, запускала когти ей в грудь.