— Тори не планировал умереть, — сказал старший Нара. — Уж в этом-то я уверен. И, если его убили, то не ради воплощения в жизнь его планов. Его подельники будут сидеть тихо сейчас, они напуганы, как мыши возле кота. Сейчас лучше использовать оставшихся Аэмара, они постараются заслужить прощение. Выжмите из них все соки, они ведь богаты — а после победы будет окончательный расчет.

Кэраи задумался ненадолго. Он и сам склонялся к такому решению. Для победы понадобятся большие траты. Иэра помогли сильно, эти деньги уйдут на закупки в Окаэре. Если Аэмара и впрямь раскошелятся, добавить свои и отправить письмо в Мелен — с благодарностью, будто ничего не случилось, и вновь предложить им союз — не идиот же господин Хиноку Майя, чтоб ему в посмертии стать ящерицей, у него у самого война на пороге.

Подумал о войне, о севере, и перескочила мысль:

— Пусть Аэмара хоть провалятся в Нижний Дом! Но возможно где-то там, рядом с братом, предатель. Тори знал, когда примерно начнется война, предполагал, как направят удар. Может быть, кто-то из глав крепостей или близких к нему офицеров. За верность командира Срединной я могу поручиться. Но вот остальные…

— Наша северная твердыня? Ее командир мне давно знаком. Человек он умный и осторожный, и вряд ли пойдет на такое. Но он устал год за годом торчать на задворках провинции и страны. Мало ли что ему пообещали. А ведь он небогат, несмотря на высокую должность.

— Нет, — сказал Кэраи. — Это не крепость Трех Дочерей. Он бы уже давно сдал ее.

— Может, еще и сдаст, чтобы все выглядело нехваткой сил, а не предательством. Я повторюсь — он умен. Или кто-то из Ожерелья — коль пропустят войска У-Шена, то вся война на севере покажется нам пустяком, если рухэй доберутся до Осорэи.

— Крепость Трех дочерей… не могу в это поверить. И в Ожерелье они так долго спали с мечом в руках, чтобы теперь открыть двери. Еще есть Атога, — подумав, сказал Кэраи. — Он слишком себе на уме.

— А толку в нем? — спросил Аори, поморщившись. — Лаи-Кен далеко. Атога же водит шашни с этим сморчком Суро, они в жизни не сели бы с Тори за один стол в, так сказать, деле общем. Они этот стол распилили бы прежде, чем к нему подойти, и каждый старался бы урвать себе больший кусок. Попробуйте пока прижать Аэмара к стенке, а там видно будет.

Даже в сумерках было видно — лицо пожилого человека побледнело и еще больше осунулось.

— Я слишком долго занимаю ваше время, — Кэраи поднялся с легким поклоном. Спросить о самочувствии было бы невежливо, но уйти — самое время. Аори слабо махнул рукой, будто пытаясь удержать, но затем откинулся на спинку кресла.

— Прошу извинить эту немощную оболочку, — насмешка над собой проскользнула в голосе. — К следующей встрече я буду уже молодцом.

Пожелав ему всяческих благ и поблагодарив, гость покинул дом. С Рииши, поразмыслив, решил не встречаться — пусть тот побудет с отцом.

Рано утром, едва небо порозовело, Аори собрался навестить своих подчиненных. Для начала городских мастеров, до Срединной сам понимал — сейчас не доедет.

— Не стоит ездить, — встревожилась жена: ее не будил, сама встала, заслышав отзвуки сборов, — Ты еще нездоров.

— Женщина, причем тут мое здоровье! Люди в оружейных не смыкают глаз, валятся без сил, а я буду прохлаждаться под родной крышей!

— Пусть едет сын, его тоже уважают.

— У него своя забота, его дожидается север или Ожерелье, куда повелят, вот-вот будет очередной голубь с приказом. И что ты так побледнела? Я много лет воевал с этими хорьками, теперь его черед.

— Он теперь один у нас…

— И это значит, должен исполнять свой долг еще усердней! Жена, не заставляй разочароваться в тебе на старости лет.

Женщина быстро смахнула слезинку, улыбнулась деревянными губами. Ладно хоть не забираться в седло уговорила — так-то и носилки у Аори отвращения не вызывали, просто соскучился по езде верхом за долгие дни.

Носильщики подхватили дощатый короб, колыхнулись лазурные занавески с сойкой-гербом. Направились по дороге в сторону южной стены, Нефритовых ворот, где неподалеку были оружейни Осорэи. Раннее утро было, иней укрыл дорогу, а в богатых кварталах немного ранних путников было — следы носильщиков и двух провожатых чуть ли не первыми легли на снежное полотно. А когда скрылись люди, с ветки слетела сойка, запрыгала по следам.

Он не вернулся вечером, как собирался — остался ночевать в оружейных. А незадолго до полудня прибежал слуга со страшным известием. Так и не лег отдыхать Аори, всю ночь провел на ногах, будто наверстывая упущенное — хотя дела и без него шли неплохо. Глаз не сомкнул, чтобы утром навсегда их закрыть. Упал прямо на пороге кузни, как некогда во дворе Срединной — видно, сердце не выдержало.

Рииши, готовый уже отправляться к Трем Дочерям или Ожерелью, вновь занял место отца, на сей раз и сам не представлял, как надолго. Это чуть отвлекло от потери, хотя на него все равно было страшно смотреть. Он, разумеется, не был таким опытным, как оружейники-помощники Аори, но ради имени Нара люди готовы были отдать все силы.

Мать заикнулась было — поберег бы себя, но сын с тихой яростью, невесть на кого направленной, отвечал, что пусть не беспокоится — уж теперь он точно приложит все силы, чтобы Дом выстоял.

**

Лиани высыпал в ящик десятка три готовых наконечников для стрел, с железным шорохом они терлись друг о друга, не звенели: будто жесткие потерявшие цвет листья. Юноша поднял один — а ведь когда-то смотрел на них и думал уже, что похожи на листья. Представлял, какое было бы дерево…

Бросил наконечник обратно. Поправил траурную головную повязку из небеленой холстины. Не сговариваясь, все такие надели в один день и с тех пор не меняли их на цветные.

Мастер Шу теперь куда меньше смеялся и рассказывал байки, другие оружейники тоже посмурнели. Так было во всех дворах — теперь Лиани свободно мог ходить к соседям в свободное время, правда, времени этого было в обрез, только поесть и поспать немного. И тренировки забросил почти совсем. Его все равно теперь отправят на войну далеко не в первую очередь, а о раскладе, когда и оружейники могут понадобиться в войске, лучше было не думать.

А останься он среди земельных — отправили бы? Часть передали под начало военных, в северных округах так почти всех, разбойников там теперь расплодится…

И Макори с отрядом ушел на север Ожерелья…

Когда вспоминал о нем, перед глазами вставал не тот властный и страшный образ, который навечно, казалось, впечатался в память в долгие часы допроса, а лицо пьяного человека, смуглое и бледное одновременно, с пунцовыми пятнами на щеках и выпавшими из прически прядями. Сам подписал приговор, сам и освободил от него.

Сейчас было время короткого отдыха, за стеной разговаривали. Негромко, но он хорошо слышал. Говорили вечно хмурый оружейник с рябым лицом и еще один, из соседнего дворика, молодой, имя которого Лиани до сих пор забывал. Молодой накануне перекинулся словом с человеком-перекати поле, из тех, что вечно в пути и вечно все про всех ведают.

— Вот мы тут сидим, горя не знаем, а они жгут деревни… — голос его понизился, становясь неожиданно звонким на особо ужасных подробностях. — И я тут сижу, — закончил он со слезой в голосе. — И ты. И этот… — в дверном проеме махнула рука, указывая на Лиани. — А ведь он драться умеет, и сильнее меня. Купили бы командиры оружие в Окаэре, денег им жалко? А нас — к войску. Меня, его…

— Он не пойдет, не знаешь, что ли, — сказал рябой, понижая голос почти до шепота. — Что-то натворил там у них. Может, ограбил кого, или девку какую…

Лиани прошел вглубь кузни. Со злостью ударил по железному бруску, словно заготовка была в чем-то виновата. Все понимал, но смириться не мог, хоть и стыдно было перед собой за такие вспышки.

— Да ты, никак, расстроен? — мастер Шу подошел сзади тихо, хотя обычно походка его тяжелой была. — Плюнь да забудь. А не хочешь — так расскажи им, сам понимаешь — пока молчишь, всякое сочиняют…