Тогда и явился колдун из-за горных отрогов — еще не старый, коричневый, как сосновая кора, в одежде из кожаных и меховых лоскутов. Разноцветными были спутанные пряди волос — черными, серыми, белыми, а глаза — неспокойными, шарили по сторонам.

Колдунов рухэй опасались, а про этого, именем Мэй-Си, слышали многие. Ему не было равных в умении вызвать дождь и разгадывать сны. Но сейчас дождь не нужен был никому, а сны тем более, так зачем пришел?

Он потребовал встречи с Энори, удивив воинов. Сперва прилюдно хотел говорить с ним, но, увидев, вдруг передумал. Все же наедине сотник не позволил им разговаривать — земные ли дела, небесные, но, раз пришел в отряд, нечего уединяться. Привел в пустую сейчас палатку, которую делил с товарищами.

— Отряд Вэй-Ши идет быстрее других, и тише других. Ты провел их ущельем Сокола, и по руслу мертвой реки. Отважные воины ничего не боятся, но каждый помнит: река берет свое всякий раз. Ты это знал?

— Не с самого начала — это ваши истории, не мои. Мне рассказали потом.

— Но вы не потеряли никого. Скажешь, волк или медведь живут там, и не отважились напасть сразу на многих? Ты ведь это сказал воинам. Они тебе поверили.

— Как видишь, поверили не зря, — мягко легло в ответ.

— Ты меня не обманешь, — застучали бусы на шапке, когда колдун вскинулся, резко вытянул шею: — Ты знаешь, кто там живет. Почему он не тронул ни одного человека?

— Ты слишком многого хочешь, — ответил Энори. — Иди туда и спроси.

— Погибли те двое насмешников, — сказал Мэй-Си, помолчав какое-то время. — Я все о тебе разузнал.

— Может быть, это сухая река взяла плату?

— О, нет, то было позже. Они умерли страшно… Ты похож на весеннее деревце, но корни твои глубже, чем зарывают кости.

— Что ты от меня хочешь?

— Посмотри мне в глаза.

На короткий миг соединились два цвета: древесная кора и темная зелень. Под ветром всхлипнуло полотно стенок. Мэй-Си, белый до прозрачности, вытер лоб, поднялся на подгибающихся ногах.

— Довольно. Я ухожу.

Сотник, с любопытством следивший за разговором, шагнул к нему:

— Эй, постой-ка. Так не годится: говори, что узнал.

— Не вам допрашивать колдуна, — прошелестел голос Энори. — Хочет идти — пусть уходит.

Сотник застыл, озадаченный. Проводник доказал уже свою пользу, а этого колдуна он не знал. С другой стороны, этот, в костяных амулетах — свой, а тот — перебежчик… Но он явно тоже не прост, а когда это колдуны легко признавали сильнейших?

Мэй-Си добрел до палатки Вэй-Ши, едва не натолкнувшись на него, стоящего подле входа.

— А, командир… Жаль, самого У-Шена здесь нет, он велик, но слеп, как и ты…

— Что ты болтаешь? — резко спросил Вэй-Ши. — Наелся волчьих ягод сушеных?

— Смело идите, — отвечал тот, будто не слыша, — Вы минуете горы, дорога будет легка и быстра. Вы, может, и победите даже, но я не хотел бы вам такой победы.

Лунный свет скользил по шелку, казалось — пионы шевелятся. Такая сильная луна сегодня, круглая, все видно, как днем, только не двоих собеседников на прогалине.

— Мне убить этого колдуна, как тех недоумков? Он будет говорить о тебе. Он понял…

— Не знаю, всё или нет, но что-то и правду понял. Мне жаль, но его нельзя отпускать. Отгони его к руслу мертвой реки, и не трогай — его убьет местное зло. Не будет кровавого следа.

— Он сам напомнил об этом месте, — женщина фыркнула, будто кошка. — И пригодилось. Но туда я не доберусь, далеко. Или расстанешься с гребнем?

— Доведи его до начала ущелья, дальше дорога одна. Он рискнет пройти низом, не лезть по склонам. Верит в свою силу. Но, пропустив целый отряд, река голодна…

— Почему не хочешь сам?

— Не хочу.

— Ахх… оставишь ему посмертие. Дело твое, — маленькие острые зубки блеснули. — Тебя начинают любить здесь, сами того не понимая. Даже если смеются порой. Ты знаешь, что они говорят? Шепчутся у костров, что это твоя сила отогнала тепло от ущелий, давая вам спокойно пройти. А ведь и в самом деле! Весна такая холодная, как твое сердце, — рассмеялась женщина.

— Погода мне не подчиняется, — ответил Энори сухо. — Просто так получилось, это на руку всем. Я надеялся, но не мог знать наверняка за несколько месяцев.

— Повезло тебе с этим стадом — сами предлагают пищу. Чувствуешь себя пастухом?

— Тебя бы переименовать в Хайла, Ненависть.

— А тебя тогда как? — со смешком женщина начала таять, дольше всего видны были черные пионы на платье.

**

Сигнальные вышки в ночи перемигивались огнями, а днем над ними поднимались столбы белого дыма. Несмотря на густой лес и неровные горные склоны, по всему Ожерелью вышки расставлены были так, чтобы дозорные видели поданный знак сразу и весть доходила без промедления. Тагари был между крепостями Черностенной и Шин, когда в сумерках увидел огонь, и отдал приказ двигаться к первой из них. Решение вызвало ропот среди офицеров — по всем донесениям, войска У-Шена были около крепости Шин, и добраться до Черностенной никак не могли.

— Это какая-то ошибка, — говорили они.

— Или ловушка, — мрачно добавляли другие. — Может быть, пара вышек захвачена, и нас намеренно отвлекают от места удара?

Тагари никого слушать не захотел. В последнее время он был не просто быстрым и собранным, как обычно, но непривычно задумчивым.

— Мне снятся дурные сны, — сказал он самому близкому из офицеров. — И я не понимаю, словно упустил что-то.

Генерал никогда не говорил вслух о снах и сомнениях, и от такого признания офицеру стало неуютно, будто стужей дохнуло среди летнего дня.

Ночью вдалеке рокотали военные барабаны. Эхо удваивало, утраивало команды, искажало их. Где-то и Черностенной шло сражение, но отследить ход боя не давало расстояние и блуждающие отзвуки. Тагари торопился, свернул с дороги, чтобы пройти напрямик, но по камням, по все еще снежному лесу идти двигаться было трудно.

Он распорядился подавать сигналы — помощь близко. Когда начало рассветать, все вдали стихло. Когда стало совсем светло, миновали пустую заставу, где, видно, недавно тоже сражались; то тут, то там лежали тела убитых солдат заставы и рухэй. Но основная часть, видно, успела отступить. Тела сложили во дворе, своих ровно, с почтением, врагов как попало. До крепости оставалась пара часов пути, уже не было смысла срезать дорогу.

Вскоре раздался стук копыт, ехал совсем небольшой отряд. Странной показалась такая беспечность, неважно, кто бы то ни был, воины крепости или чужаки. Дорога поворачивала; сквозь кедровые ветви видно стало огромного вороного жеребца. Флажок мелькнул, судя по навершию — командира второй ступени. Кто-то рядом облегченно вздохнул — свои.

Тагари не сразу узнал всадника, за которым ехал человек с синим флажком. Был этот первый без шлема, молод и крепок, и смотрел на подходящий отряд с каким-то мрачным весельем. Над правой бровью алела широкая царапина.

— У, демон его побери! — послышалось сзади. Тогда узнал.

— Что тут у вас происходит? — резко спросил Тагари.

Макори Нэйта чуть поклонился, придерживая коня — скорее насмешливым поклон вышел, нежели почтительным. Движения молодого человека были чуть более размашистыми, неуверенными, словно он выпил лишнего.

— Мой генерал, сегодня ночью отбита атака на Черностенную. Враг ушел.

— Сколько?

— Пара тысяч, наверное… похоже, разведка боем, — рассмеялся Макори. Странно он все же выглядел. Может, его по этой самой голове без шлема чем-то ударили?

— Как дела в крепости?

— Прекрасно… Я и мои люди первыми вышли к ним. Как видите, и земельная стража на что-то годится.

— А сейчас куда едете? — спросил один из офицеров Тагари.

— К заставе… надо же отдать долг убитым.

Не вязалось такое с Макори. Он скорее предоставил бы разбираться с этим солдатам крепости.

— А с чего ты решил, что они не вернутся? — Тагари пристальней вгляделся в сына давних соперников.

— С той стороны ущелья звучали сигналы отхода. Известно же — У-Шен сейчас возле крепости Шин. Решили, видно, что прорываться на север себе дороже, и лучше ударить в бок. Может, спустятся еще ниже.