Снаружи, неподалеку от выхода, его и заметила. В селе новые люди бывали нередко — торговцы, вестники, порой бродячие актеры — но в теплое время года, и не походил он ни на кого из названных. Верно, чей-то гость.

Стоял, рассеянно глядя по сторонам. Тут, возле беседки над источником, нередко назначали встречи… вот и он, кажется, ждет. Прошла мимо, украдкой разглядывая из-под ресниц.

Среднего роста, движениями легкий, как шелковые нити, сперва он показался совсем юным. Потом Сайэнн решила — пожалуй, он будет постарше нее на несколько лет. Лицо его напоминало о солнечных бликах на поверхности ручейка: изменчивость неуловимая. Пожалуй, такую внешность не передаст и самый искусный скульптор.

Вот и прошла мимо.

Тревожное чувство возникло, словно пиявка присосалась к сердцу или к желудку. С чего бы… Очень хотелось оглянуться — не стала, подчиняясь неприятному этому ощущению. И почему-то была уверена: он-то ей вслед посмотрел. Хотя бы из любопытства, не каждый раз в предгорье увидишь молодую красивую даму в невесомых мехах и шелках, расшитых золотой нитью.

Шелка эти она скинула, вернувшись домой. Почти с отвращением — толку в нарядах? Кедры и дятлов очаровывать? Или сельчан, что немногим лучше…

— Я проедусь верхом! — заявила после обеда. — Пусть оседлают Песню.

— На полный-то желудок ездить, придумали, тоже. А если отдохнуть после обеда, уже вечереть начнет, — сказала служанка. Сайэнн вздохнула, глядя на ее темное, без возраста, лицо — другим хозяйкам подчиняются беспрекословно, ей же приходится все это выслушивать!

Смирилась все-таки Минору с неизбежностью прогулки своей подопечной. Поворчала немного на слишком весенний по цвету наряд: теплое, распашное верхнее платье без рукавов — цвета абрикоса, под ним травяная зелень шерстяного нижнего платья, и воротник-стойка, бледно-желтые манжеты самого нижнего.

— Только деревенщина не разбирает, что и когда уместно! Вот через две недели и надевайте.

— Я устала от зимних красок. Уже второй месяц весны, а вокруг, погляди! Хоть наряд будет посолнечней.

— Рано еще!

— Мы в глуши, захочу — в оттенки середины лета оденусь, — беспечно ответила Сайэнн. — Кому тут понять все эти тонкости? Старосте с женой, или их дочке, которая мои платья глазами ест? А в крепости и вовсе мне любой рады.

— Вы же не поедете сейчас в крепость, — встревожилась Минору. — Парня я отпустила сегодня, он, верно, в кабаке надирается…

— А Мирэ?

— Да приболела она! А остальные в седле не удержатся!

— В крепость не поеду, — задумчиво сказала Сайэнн, — служанка облегченно вздохнула, — Но и дома сидеть не буду.

— Одной-то не дело. До рощицы и обратно поезжайте, чтоб видели вас.

— Какая же это прогулка, у всех на виду? И не хмурься ты так, кому я нужна в этой чащобе!

— Так то оно так, только если случится что, от нас и кусочка целого не останется.

На это девушка не нашлась что ответить, но взялась за гребень, заколоть волосы.

— Если людей не боитесь, хоть про горную нечисть подумайте! — почти взвыла служанка.

— Слышала я много раз эти сказки…

— А кого вы осенью видели? То-то, лесовика!

— Это Мирэ так сказала, не я, — девушка поджала нижнюю губку. — Я обещаю, что доеду до моста и обратно, тебя устроит? Или будешь цепляться за мое платье?

Разумеется, слово она нарушила. Не нарочно, просто туман рассеялся, солнышко выглянуло, так хорошо. От дома теперь отделяла пара часов пути, а вдвое ближе находилась застава. Еще немного, и пора сворачивать, если Сайэнн не хочет попасться дозорным. Они-то молчать не станут, передадут ее повелителю.

Девушка фыркнула, поехала берегом, намереваясь добраться до второго, маленького моста. Он, полуразрушенный, весь зарос мхом, а над ним кедры почти смыкали ветви.

Как хорошо… всегда бы ездить одной. Никогда не боялась; только выросшая среди еще трех сестер может оценить одиночество!

Эх, если б не сестры, родители, может, и не уговаривали бы так — согласиться… Первый год был ужасен, потом ничего. А сейчас ее обожает целая крепость.

Река здесь делала резкий изгиб, журча среди камней, а берег слегка поднимался. Сайэнн заслушалась, как поет клест, выпустила поводья — и зря. Что-то испугало ее скакуна, он встал на дыбы, выбросив девушку из седла, та прокатилась по мокрому глинистому склону и оказалась в воде.

Было больно, а камни, ледяные и скользкие, не давали подняться, а еще тяжелая намокшая одежда мешала. Барахталась, и обида была сильнее боли и холода — и досада, что так нелепо упала и глупо выглядит. Видела бы ее сейчас жена командира! Вот бы посмеялась, сказала — так и надо этой разряженной глупой кукле.

Послышался оклик — Сайэнн вскинула голову и увидела силуэт всадника неподалеку, и человек и лошадь показались ей черными, будто против солнца. Или у нее в глазах уже все темнело и переливалось?

Человек соскочил с коня, устремился к ней прямо по камням, не тратя времени на обход по берегу. Не добежал, скорее, долетел: ухитрялся выбирать только глыбы, торчащие из воды, и ни разу не поскользнулся.

Вот он уже и рядом.

— Вставайте!

Девушка ухватилась за протянутые руки, он ее поддержал.

— Осторожней! Наступайте сюда, — вскоре они были на сухом месте. Сайэнн, хотя все тело ломило от холода, узнала нежданного помощника:

— Это вы…

— Потом, — перебил ее. — Вы не пострадали?

— Кажется, нет… ушиблась, но это пройдет.

Бросила взгляд на камни, между которыми только что барахталась. Ей показалось, что в струйках, огибающих гладкие бока валунов, промелькнуло тело рыбы. Вот кому хорошо…

— Вы одна? Где ваша лошадь?

— Убежала. Не знаю, где она.

Плечи девушки окутала теплая куртка, это было лучшее, что случилось в ее жизни.

— Идемте. Я отвезу вас домой.

Вскоре он уже подсаживал ее в седло своего скакуна. Сайэнн, хотя чувствовала себя промерзшей и избитой, поразилась: лошадь словно спала, порой вздрагивая от плохих снов.

— Может быть, лучше будет добраться до заставы? — робко спросила Сайэнн, пытаясь сесть поудобней, чтоб не ныли ушибы. — Там обо мне позаботятся и переправят в крепость…

Молодой человек взял повод, собираясь вести животное.

— Нет. Ваши служанки в селении, а на заставе могут позаботиться о лошади, не о девушке.

— Но до села далеко…

— Нет, — глядя на нее снизу вверх снова ответил он, на сей раз с улыбкой, совсем мальчишеской. — Не беспокойтесь, тут есть тропа…

Потянул повод, и конь послушно направился прямо в заросли сухого болиголова. Шагов через десять они действительно оказались на звериной тропе, совершенно невидимой с дороги. Порой приходилось резко сворачивать, иногда спускаться со склона, довольно крутого для коня. И от ветвей надо было уклоняться, ладно хоть лошадь шла шагом. Без проводника девушка никуда бы не добралась, осталась умирать в зарослях, но молодой человек будто родился и вырос в этих местах. Сайэнн решила расспросить его — но после, пока у нее зуб на зуб не попадал, хотя без куртки совсем бы пропала. Жаль, что он не поднялся в седло сам, она бы позволила… а было б теплее.

Хотя, если б увидел кто… не надо лишних расспросов. Но ведь никого нет…

До селения добрались действительно быстро.

Вот и дом — и даже Минору не караулит у входа. Совсем бы некстати было.

Спаситель Сайэнн помог ей спуститься, ударил молоточком в медную пластину, висевшую у ворот.

— Отогревайтесь, — сказал с лаской в голосе, будто давно относился к девушке с большой приязнью. Так посмотрел… тепло стало.

— Вы не зайдете?

— Сейчас они должны думать только о вас.

— Я… так благодарна вам.

— Ерунда. Ну вот, за вами идут, — заметив, что открываются ворота, пристально посмотрел на нее — уже с седла, и тронул повод; лошадь сразу побежала быстрой рысью, исчезнув за поворотом.

Только тут спохватилась Сайэнн — куртка осталась у нее. И имени не спросила.

**

За стенкой ругались слуги из местных. Совсем распустились, поняв, что приставлены уже не к почетному гостю, но почти пленнику. В глаза ничего поперек не говорили, веления исполняли, хоть и с видимой неохотой, но стоило им шагнуть за дверь, начинали вести себя, как хозяева. С личными прислужниками Камарена все чаще не могли поделить какие-то мелочи. Спасибо, речь у Детей Солнечной Птицы довольно-таки мелодичная, если отрешиться от слов, звучание не раздражает.