И конечно, на Гренландии объявились свои искатели приключений. В первую очередь сыновья Рыжего Эйрика. Старшего звали Лейф, а со временем прозвали Счастливым. Ещё бы! Ему довелось открыть Америку. В 1000 г., за 492 года до Колумба и вскоре после того, как другой гренландец, Бьярни, попал в бурю, сбился с курса и видел обширную землю, к которой, однако, пристать не решился. Лейф попросил у Бьярни корабль, который столь счастливо подбросил того к неведомому берегу, и отплыл примерно туда, где бурей носило Бьярни. Плавание Лейфа оказалось удачным – никаких бурь по дороге не случилось. Он благополучно достиг земли и назвал её так, что буря в науке продолжается до сих пор. Лейф не нашёл ничего лучшего, как поименовать берег, на который ступил, Винландом – страной винограда. Он видел там в изобилии росший дикий виноград. Вслед за Лейфом его брат, и сестра, и другие отважные викинги направляли экспедиции и селились в этой прекрасной «виноградной стране». Проблема заключается в том, что, по мнению учёных, Лейф прибыл в Америку в районе острова Ньюфаундленд, у северного побережья нынешней Канады. Там не то что виноград – берёзки пробиваются с трудом. И уже два века исследователи ищут Винланд и строят хитроумные теории. Может быть, Лейф всё-таки добрался до такого достаточно тёплого места в Америке, где дикий виноград всё-таки рос, – не беда, что следов викингских поселений там ещё не обнаружено? А может, на канадском севере он видел не виноград, а голубику и обознался? Ведь человек не из Прованса прибыл, а из полярной Гренландии как-никак. Всё возможно, конечно. Хотя, сдаётся, Лейф шёл проторённым викингским путём: хочешь чего-то добиться – называй в заданном направлении.

Каменный крест с изображением викинга. Швеция. IX в.

Корабли викингов. Миниатюра из средневековой хроники. Западная Европа.

Через пять веков после Лейфа к американским берегам повёл свои каравеллы Колумб. Постойте! – воскликнет читатель. Колумб не плыл в Америку. Он направлялся в Индию, а на Америку наткнулся по дороге. Но не понял, куда попал, и до конца жизни был уверен, что побывал в Индии. Да и вообще, при чём же тут Колумб, коль речь о викингах, не говоривших правды?

Шлем викинга. Швеция. VI–VII вв.

И очень может быть, что читатель совершенно прав. Хотя некоторые полагают, что Колумб ни в какую Индию не собирался. А, напротив, хотел открыть новый континент, который просто обязан был существовать на той стороне земного шара, ибо природа не терпит пустоты. Но не мог же Колумб так прямо взять и объявить испанским монархам, которых он долго уговаривал и таки уговорил дать ему денег на экспедицию, что он отправляется не Индию открывать. Соседи-португальцы в Индию уже попали и дорогу туда перекрыли. А значит, испанским королю с королевой именно в Индию и хотелось. Нет, разочаровывать их величества было никак нельзя. А посему и до открытия Америки, и после Колумб всем объяснял, что стремился в Индию и Индии достиг. Через некоторое время народ, конечно, разобрался. Но слова остались. С лёгкой руки Колумба обе Америки стали именоваться Вест-Индией, а обитатели континента – индейцами. В общем, Колумб назвал открытую им землю, как настоящий викинг.

Ведь, давая названия, викинги врали о новых землях. Ну, не врали. Так, немножко «сворачивали» в сторону. Иначе какие же они викинги?

Когда в прежние времена речь шла о юморе, было, как правило, не до смеха. От юмора зависела жизнь и смерть. Латинское «хумор» получилось из греческого «хумос» – «сок», «жидкость». Теорию четырёх соков придумал великий врач Гиппократ. Он считал, что в теле – четыре хумуса, четыре жидкости: кровь, лимфа, жёлтая и чёрная жёлчь. От их количества и соотношения в человеке зависели здоровье и болезни, характер и настроение. Если какой-то жидкости недостаёт или, напротив, слишком много, считал Гиппократ, человека охватывает состояние дискрасии – «плохой смеси», ведущей к болезням. Если слишком мало холодной лимфы – будет жар, если недостаёт тёплой жёлтой жёлчи – не избежать простуды. Средневековые врачи развили мысли Гиппократа. Они заговорили о «сухих» и «влажных» людях. «Сухой» человек – тот, в котором мало жидкостей. Он непременно болен. И напротив, тот, в котором достаточно хумора, «влажный» человек, наверняка здоров.

Бюст Гиппократа. Римская копия с греческого оригинала. Гравюра XIX в.

Дисбаланс жидкостей мог проявляться не только в болезнях, но и в необычном поведении. Людей со странностями называли чудаками. Особенно славилась своими чудаками Англия. Таковыми считали людей безвредных, но вопиюще оригинальных. Чудаком, к примеру, был Джон Ханвэй, изобретатель складного зонта. В 1772 г. он появился со своим детищем на улицах Лондона. Прохожие над ним смеялись, уличные мальчишки кидались грязью, а лошади вставали на дыбы. Однако всякий раз в дождливую погоду Хэнвей брал зонтик и шёл гулять. К концу жизни он сумел-таки приучить лондонцев к своему изобретению. Странных людей вроде него англичане стали называть humorous people – «жидкостные люди», т. е. такие, в которых заметно неверное смешение жизненных соков. Слово «хумор» стало тогда означать «странность, вызывающую смех», а там и до современного юмора было рукой подать. В современном английском языке при всей весёлости юмора можно разглядеть следы его былой серьёзности. Рosthumous – «посмертный» буквально означает «тот, который после юмора». Выходит, после юмора и после жизни – одно и тоже. Смейтесь на здоровье, если не верите.

Такое случается в Японии. Давным-давно японские мудрецы придумали два правила: излишнее – безобразно, недосказанное – прекрасно.

Кацусика Хокусай. Прибрежный пейзаж. Япония. Конец XVIII в.

С тех пор все вежливые японцы предпочитают недоговаривать. Например, о погоде. Если на улице светит солнце, заявить человеку в лицо: «Сегодня прекрасная погода» считается невежливым. Потому что добавить к этому практически нечего, и, значит, говорящий совершенно не интересуется мнением собеседника. Сказать надо так: «Сегодня погода…» и выжидательно посмотреть на того, к кому обращаешься. Пусть сам добавит: «Кажется, хороша».

А если накануне случилось землетрясение и ни для кого это уже не секрет, всё-таки стоит начать:

– Вчера землетрясение…

– Да-да, произошло, – откликнется ваш собеседник, и всем станет ясно, что оба вы вежливые люди и понимаете, что другому тоже хочется поговорить.

Искусные художники научились писать в «стиле одного угла», или, проще говоря, недорисовывать. К примеру, в одном углу помещают кораблик, а остальная часть листа остаётся свободной. Разве зритель сам не догадается, что кораблик плывёт по морю, а его одинокий парус белеет на фоне неба? К тому же зритель сможет домыслить картину по-своему и будет полноправным соавтором художника. Так оно и вежливей, и занятней.

Японские поэты стали писать маленькие, но ёмкие стихи, без лишних слов рождающие чувства. Даже если вы не знаете японского, всё равно слышите, как в этих строчках лопаются пузырьки: