Георг Стефенсон. Гравюра. XIX в.

Третий мальчик совсем не ходил в школу, а ходил за коровами. Они паслись вдоль рельсов, и лошади тащили по ним вагонетки с углём от шахты к реке. Мальчик должен был следить, чтобы коровы не столкнулись с лошадями и не попали под вагонетки. А так как следить приходилось целый день, в голову лезли всякие мысли. Например, о том, чтобы вагонетки двигались сами, без лошадей. Как это сделать, мальчик пока не знал. В 14 лет он поступил работать на шахту, и к 17 стал машинистом паровой машины. Вершина шахтёрской карьеры в Англии конца XVIII в.! Но Джон Стефенсон хотел уметь и знать больше. Начать стоило с грамоты. Три раза в неделю 18-летний машинист после работы отправлялся в школу для взрослых и прилежно учил буквы. Через полгода он умел читать и писать. Теперь можно было самому, по книгам, осваивать математику и механику. И устройство паровой машины он тоже изучал сам. В субботу вечером паровая машина замирала до понедельника. И Стефенсон спешил воспользоваться паузой. Пока шахтёрский посёлок отдыхал, он разбирал двигатель, изучал его устройство и к началу рабочей недели снова собирал. Так повторялось из недели в неделю. Вряд ли во всей северной Англии кто-то лучше Стефенсона знал, как устроен паровой двигатель. Так что совершенно неслучайно ему пришла мысль приладить паровую машину к вагонам или, проще говоря, изобрести паровоз. Стефенсон был далеко не первым, кому явилась подобная идея. Но у него это получилось лучше, чем у других. Только вот беда. Консервативные англичане не за что не желали пересаживаться с лошадей на поезда, предпочитая благородных животных «громыхающим чудовищам». И тут Стефенсон, не обученный премудростям менеджмента и тонкостям пиара, придумал, как быть. Если англичане так любят лошадиные скачки, почему бы не попробовать паровозные бега? На соревнованиях 1829 г. «Ракета» конструкции Стефенсона превзошла по скорости и грузоподъёмности остальные паровозы. Англичане не устояли. Эра железных дорог началась.

Неизвестный художник. Лаборатория Майкла Фарадея. Середина XIX в.

Четвёртый мальчик в школу ходил совсем недолго. Семья кузнеца из лондонского предместья была такой бедной, что дети раз в неделю получали помощь от протестантской общины – булку, одну на всех. В 13 лет мальчик поступил в ученики к переплетчику книг и стал читать всё, что переплетал, в особенности книги по физике и химии. Из этих книг он впервые узнал об электричестве. Однажды в мастерскую зашёл профессор и, к своему удивлению, застал молодого переплётчика за чтением солидного научного фолианта. Он подарил переплётчику билеты на четыре лекции своего приятеля, знаменитого химика Дэви. Молодой человек законспектировал лекции, красиво переплёл и отправил Дэви вместе с письмом, гласившим, что его автор хочет заняться наукой, но не знает как. Удивлённый Дэви пригласил молодого переплётчика в ассистенты, а позже говорил, что из всех его открытий самым значительным был Майкл Фарадей. Мы живём в век электричества и так к нему привыкли, что вряд ли часто вспоминаем, откуда оно берётся. Между тем в природе электричества почти нет. Если бы мы задумали построить электростанции на естественном электричестве, нам пришлось бы ловить молнии в небе, скатов в море или долго тереть кусочки шерсти друг о друга. Искусственная выработка электричества стала возможной после открытия закона электромагнитной индукции. Открыл закон Фарадей. Даже страшно подумать, что было бы с людьми, если б Фарадей не книжки в детстве читал, а в школу ходил.

Т. Филипс. Портрет М. Фарадея. 1842 г.

Пятый мальчик не ходил в школу, потому что учился в Лицее. Это была не совсем школа, а может быть, даже и совсем не школа. Воспитанники, принятые в Лицей в 11–12 лет, должны были завершить программу в 17, продемонстрировав на экзаменах знания, равные университетским. Кроме того, ходить в Лицей было не нужно. Воспитанники жили и учились в одном и том же здании. И гуляли они неподалёку, в Царскосельском парке. Ах, как хотелось вырваться из этой клетки! Это потом, повзрослев, мальчик наговорит немало хороших слов о Лицее. А пока он там оставался, Лицей казался ему унылым монастырём: «Сквозь слез смотрю в решетки, перебирая четки». Сколько детишек в мире могло бы с ним согласиться. Только не думайте, пожалуйста, что несчастные лицеисты учились с утра до вечера. Хотя готовить из них предполагалось идеальных государственных мужей, дворянские дети не так уж и страдали. За шесть лет воспитанники должны были пройти курс и школы, и университета. Но в жизни так не бывает. Недоучившим арифметики не давались интегралы и дифференциалы, а те, кто едва освоил немецкую азбуку, совсем не понимали немецкой литературы на языке оригинала. Оставалось только махнуть рукой на все эти премудрости. К тому же почти все педагоги были молоды и, хотя звались профессорами, с дисциплиной сладить не могли и часто подвергались детским насмешкам. Обучить тому, что намечалось, не было никакой возможности. Когда настанут экзамены первого выпуска, лицейские профессора распределят «роли» среди воспитанников. Каждый выучит ответы на заранее известные вопросы. А верить или не верить в успех лицейской педагогики будет делом старика Державина и других петербургских сановников, присланных инспектировать кузницу идеальных кадров.

Е. И. Репин. Пушкин на лицейском экзамене в Царском Селе 8 января 1815 г.

Всё это вовсе не означало, что в Лицее нельзя было ничему научиться. Можно, но при большом желании. Лицейский выпускник Модест Корф спустя годы написал: «Кто не хотел учиться, тот мог предаваться самой изысканной лени». Среди «предающихся» был и наш мальчик. Однажды на уроке математики учитель вызвал его к доске и задал задачу по алгебре. Мальчик долго переминался с ноги на ногу. Учитель спросил его, наконец:

– Что же вышло? Чему равняется икс?

Мальчик, улыбаясь, ответил:

– Нулю!

– Хорошо! У вас, Пушкин, в моём классе всё кончается нулём. Садитесь на своё место и пишите стихи.

Удивительные были в Лицее преподаватели. Они потворствовали «изысканной» лени. Воспитанники могли сами заниматься своим образованием, времени у них было достаточно. Они издавали рукописные журналы, объясняли друг другу предметы, которыми увлекались, ссорились, мирились, пировали и очень много разговаривали между собой. Эти разговоры были не менее интересны, чем лекции учителей. А ещё была в Лицее библиотека, подаренная императором Александром I. И первым её читателем был Пушкин. Он читал на занятиях, вечером, ночью, на русском, французском, немецком. В его аттестате за 1816 г. о математике, географии, статистике сказано деликатно: «Занимался». Пушкину некогда было зарабатывать по этим предметам высший лицейский балл – единицу. Он читал. Лицей подарил ему время.

«Я смог стать изобретателем, потому что не ходил в школу», – написал Эдисон в конце жизни. Обязательно ли не ходить в школу, чтобы потом кое-что получалось неплохо? Думаю, необязательно. Хотя точно не знаю.

О некоторых людях Древней Руси мы знаем как о первых в своём роде. Первый известный летописец – Нестор, художник – Алимпий, врач – Агапит. А кто стал первым «лицом» русской истории, чей облик впервые выступает из тьмы веков?