- Хватит, чаюри. Близким мы не гадаем.

Рада замолкла, а я вздрогнула от застигнувшего врасплох кашля. Оказывается, кроме нас в комнате находился еще один человек.

Обернувшись, я увидела молодого мужчину, взлохмаченного и немного потерянного, который поспешно покидал комнату.

- Это вартако*, чаюри. Не бойся, – сказала Рада, провожая спину вышедшего вон странного человека. – Запомни, его зовут Герасим. Он хороший.»

(Примечание автора: Мишто явъян – добро пожаловать, чаюри – девочка, вартако – друг)

***

«- Отошел от нее! Немедленно! – противный мужской голос с нотками истеричности отзывался головной болью.

Герасим никак не отреагировал на приказ и продолжал плакать, сжимая мое хрупкое ослабшее тело в стальных объятиях.

До тех пор, пока человек в милицейской форме не приложился рукоятью табельного оружия о затылок моего спасителя. Мне хотелось кричать о том, как они не правы! О том, что Герасим спас меня, выкопав из могилы. Но действие лекарства никак не прекращалось, и я продолжала безмолвно и неподвижно таращиться в звездное небо.

- Слушай, кажется, она живая. Ран на ней нет, кровь чужая, но сердце точно бьется.

- Блядь, Серый, звони майору. Пусть приезжает, пришлет своего кума, он нам зафиксирует смерть девки, а мы этого дебила белобрысого посадим, как маньяка. Ты прикинь, нам звезды, почести, премии. Народу – успокоение! Глянь на нее – она ж деддомовка! Никто докапываться не будет! Шумиху развернем, прессу нагоним.

- А девка?

- А что девка? У майора любовница в Краевом детдоме заведующая. Определим туда, как найденыша без документов, выдадим ей справку, а там разберемся…

- Идея, конечно, хорошая… Думаешь получится?

- С нашим майором – стопудово! – Ты глянь только, да тут же чистый фильм ужасов! Кладбище, могила разрытая, да и псих этот в поселке всем поперек горла давно…»

***

«- Как тебя зовут, девочка? – спросила дородная женщина, сложив в замок пухлые руки, на пальцах которых сверкали разноцветными камнями золотые кольца.

- Геля Воробьева.

- Геля – это Ангелина?

- Евангелина…

- Мгм… - задумчиво протянула она, - Вот что, Евангелина, ты помнишь, что тебя хотели убить?

- Да…

- Понимаешь, что раз у них это не получилось, то они непременно захотят попытаться убить тебя снова?

- Наверное…

- Не наверное, а совершенно точно. И знаешь, как они будут тебя искать?

- Нет…

- По имени и фамилии… - она сделала многозначительную паузу, плотно сжав густо накрашенные яркой помадой губы, а затем продолжили, - Так вот, чтобы этого не произошло, ты должна строго настрого запомнить – тебя зовут Ева Воробышек. Теперь это твое имя. А старое нужно непременно забыть. Навсегда. Если расскажешь о нем хотя бы одной душе – тебя снова закопают в могилку, только уже навсегда.

- Там был мальчик… Егор…

- Тебе придется забыть о прошлом. О друзьях и знакомых, о родственниках… иначе их тоже убьют. Ты же не хочешь этого?

- Нет!

- Так как тебя зовут?

- Ева Воробышек.

- Умница, Ева.»

Грохот по крышке деревянного ящика и странные ругательства привели меня в чувства. Вот уже сквозь узкие щелки сбитых между собой сосновых досок просачиваются робкие лучи, и сыпется мелкая пыль.

Сердце радостно барабанит марш победы.

Меня откапывают!

Я не умру!

Жмурюсь от ворвавшегося в ненавистную тьму дневного света, жалея о том, что по-прежнему не могу двигаться, иначе пулей вылетела бы из удушающего гроба. Но тут же распахиваю глаза, услышав знакомый голос.

- Проснись и пой, чаюри!

Надо мной возвышалась по-прежнему хрупкая и все такая же увешанная золотыми украшениями цыганка. Длинное цветастое платье, туго обтягивающее тонкую девичью талию, развевалось, подчиняясь теплому летнему ветерку, гуляющему среди покосившихся крестов сиротского кладбища. Непослушные жгучие локоны выбивались из-под замысловато завязанного яркого платка, и щекотали тонкую шею. Черные, как угли, глаза блестели и, казалось, источали саму жизнь, а пухлые губы, растянутые в широкой улыбке обнажали ровные белые зубы.

Рада!

Губы мои пошевелились, но не издали ни звука.

- Вижу, что узнала меня, чаюри! – прощебетала цыганка, а затем, спохватившись, отвесила затрещину стоявшему рядом с ней угловатому долговязому парнишке, неуклюже ссутулившемуся, привалившись на крышку гроба, и переминающемуся с ноги на ногу стоя в моем деревянном ящике. – Роман! Шевелись! Доставай ее быстрее!

И послушный помощник Рады ловко достал меня из могилы и такжеловко выпрыгнул из нее сам.

- Пойдем! Здесь нельзя оставаться! Они могут вернуться! – опасливо оглядываясь по сторонам, проговорила девушка и быстрым шагом направилась в одной ей известном направлении.

Роман, легко подхвативший меня на руки, и до сих пор не проронивший ни слова, покорно, словно привязанный веревкой теленок, пошел следом.

Я с радостью отметила, что возвращается чувствительность к моим конечностям, увереная, что на самом деле могу шевелить пальцами на руках и ногах, а не предаюсь самообману.

Но в целом же тело так и не реагировало на команды мозга. Я искренне надеялась, что в ближайшее время смогу вновь двигаться самостоятельно, потому что перспектива остаться овощем была еще страшнее, нежели задохнуться в темной могиле.

По голубому небу плыли объемные белоснежные облака причудливых форм. Кое-где их рассекали белые, стремительно растворяющиеся в синеве, полоски траекторий спешащих вдаль самолетов.

По мере того, как мы удалялись от кладбища, я все глубже и глубже вдыхала насыщенный ароматами полевых цветов воздух, ощущая, как жизнь вновь вливается в каждую клеточку моего тела.

Рада что-то щебетала, но я не могла разобрать ни слова. Воспоминания валились и валились на меня, как неумело сложенная груда кирпичей, придавливая своим весом. Но вместе с тем в душе заселялась утраченная давным-давно надежда обрести настоящую семью.

Вместе с ужасами прошлого я вновь вернула бабушку. Любящую. Родную. Живую. Выстрадавшую за эти годы не меньше, чем я сама, а может даже и больше.

А еще… еще я вернула старого друга. Друга, с которым распрощалась навсегда в том самом подвале, о котором запрещала себе вспоминать и в конечном итоге навсегда забыла, запуганная до смерти обещаниями неминуемой расправы.

Егор.

Что это? Судьба? Бог? Случайность?

Столкнув двух детей с неописуемыми ужасами, жизнь развела нас в разные стороны, чтобы однажды, спустя четырнадцать лет, вновь вернуть в исходную точку. Чтобы что? Завершить то, что начато? Или покончить с тем, на что у двух несмышленых ребятишек не было ни малейших сил?

От мыслей меня отвлек знакомый двор, яркая красная штора вместо двери и все та же, укрытая со всех сторон коврами, комната с круглым столом, устеленным белоснежной скатертью и неизменной колодой потрепанных Таро.

- Осторожнее, Роман, - недовольно командовала Рада, пока паренек укладывал меня на многочисленные пестрые подушки.

- Пить… - прохрипела я, поразившись собственному голосу, похожему на скрип старой ржавой телеги.

- Конечно, секундочку, чаюри! – цветастая юбка мелькнула перед глазами, и через мгновение губ коснулся золотистый ободок фарфора, вливая в пересохшее горло живительную прохладную воду.

Я пила и просила еще, а Рада терпеливо подносила чашку, звеня украшениями, словно колокольчиками.

- Здравствуй, Рада, - наконец смогла вымолвить я, - Как ты меня нашла?

- Вартако, - улыбнулась она, - Герасим был у меня, когда позвонил его сумасшедший папаша. – Мы уже находились на кладбище, когда тебя привезли. Как только этот Бенг рогЭнса (черт с рогами – прим. автора) уехал, так сразу начали тебя откапывать!