— Я имею в виду, почему кто-то делает это? Почему люди влюбляются, если это означает, что есть шанс почувствовать себя вот так? Что, черт возьми, не так с людьми?! ЛЮДИ ЧЕРТОВСКИ БОЛЬНЫ И ИСПОРЧЕНЫ! Я имею в виду, я понимаю, это ощущается хорошо, понимаешь? Любить, быть счастливым, — ее тело тряслось, пока слезы падали быстрее, чем она могла дышать. — Но когда этот магический плед срывают с тебя, он забирает с собой все счастье и светлые чувства. А твое сердце? Оно просто разбивается. Оно разбивается, и этому нет оправдания. Оно разлетается на миллион кусочков, оставляя тебя онемевшим, опустошенно глядящим на осколки, потому что ты становишься свободным, все чувства, что были однажды в твоей жизни, уходят. Ты сдаешься всему этому дерьму, что зовется любовью, и теперь ты просто уничтожен.

Я быстро притянул ее в свои объятия. Она рыдала, и я сжал ее крепче. Мы стояли на углу улицы все то время, пока она плакала, и я опустил подбородок ей на голову.

— Я думаю, что Зевс сходил в туалет на моем заднем дворе сегодня, и я уверен, что забыл убрать.

Она отстранилась и приподняла бровь.

— Правда?

Я кивнул.

Мы обыскали весь задний двор и добавили отличную коллекцию экскрементов в пакет, затем Фей забралась в мою машину, и я повез ее к дому Мэтти.

— Все идет по плану, — сказала она, сцепляя руки вместе. — Ладно, сиди в машине, я пойду, брошу дерьмо, подожгу его, постучу в дверь, быстро вернусь в машину, и мы сделали это!

— Отлично.

Она поспешила, сделав все именно так, как сказала, и, когда она запрыгнула в машину, то смеялась как ребенок.

— Эмм, Фей?

— Да? — она смеялась, качая головой в удовольствии.

— Я думаю, что его деревянное крыльцо горит.

Ее взгляд устремился к окну, где крыльцо Мэтти определенно горело.

— ДЕРЬМО!

— Точно.

Фей собралась открыть дверь, чтобы разобраться с этим, но я остановил ее.

— Нет. Если Мэтти увидит тебя, он тебя уволит.

Она остановилась.

— Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо!

Я гадал, как много раз она может произнести это слово до того, как это станет скороговоркой.

— Пригнись, чтобы он не увидел тебя. Я сейчас вернусь.

Выскочив из машины, я побежал к крыльцу. Я посмотрел вниз на огонь и произнес маленькую молитву перед тем, как начал топтать огонь, включая пакет с дерьмом, к несчастью, покрывшим всю мою обувь.

— Что, черт возьми, ты делаешь? — спросил Мэтти, открыв дверь и уставившись на меня. Запах дерьма быстро настиг его, и он закрыл нос рукой. — Это собачье дерьмо?

Я не знал что ответить. Я не был уверен, что сказать или как объяснить то, что моя обувь была покрыта экскрементами моей собаки. И я запаниковал.

— Я городской мудак! Я произвольно оставляю дерьмо вокруг, потому что городской мудак! Так что… пошел ты!

Он смотрел на меня.

Я смотрел на него.

Он приподнял бровь.

Я приподнял бровь.

Он угрожал позвонить копам.

Я скинул свою обувь, добежал до машины и уехал.

— Святое дерьмо! — сказала Фей, плача, но в этот раз это были слезы веселья. — Это было замечательно. Ты натурально наступил в собачье дерьмо, чтобы убедиться, что я сделала свою работу.

— Я знаю. И прощаю тебя, — она засмеялась, и когда я добрался до своего дома, загнал машину на парковку.

— Он на самом деле не любил меня, не так ли? Я имею в виду, он говорил, что любит, но только в то время, когда хотел секса. И он говорил, что порвал с женой, но только в три утра, когда писал мне, чтобы я пришла.

— Звучит так, будто он мудак, Фей.

Она кивнула.

— У меня есть способность — влюбляться в таких. Я просто иногда задаюсь вопросом, на что это будет похоже: найти кого-то, кто любит тебя так же сильно, как ты любишь его. Знаешь, тот человек, кто смотрит на тебя так же, как и ты, и улыбается, потому что он такой же дикий, как и ты для него.

— Почему ты спишь с этими парнями, если ты знаешь, что они ублюдки?

— Потому что надеюсь, что они однажды влюбятся в меня.

— Я думаю, что однажды ты сможешь влюбиться, не снимая одежды.

— Мечты-мечты, — она нервно усмехнулась, а ее глаза наполнились сомнением. — Я закончила со всем этим любовным дерьмом. Выбрасываю белый флаг.

— Это стоит того, Фей, — я посмотрел ей в глаза, которые были красными от слез. — Разбитое сердце стоит тех нескольких моментов счастья, и частички разбитого сердца могут собраться вместе. Я имею в виду, что будут ссадины и шрамы, и иногда эта память о прошлом сжигает тебя, но что этот огонь? Он просто напоминает, что ты выжил. Этот огонь — твое перерождение.

— Ты родился заново?

Взглядом я скользнул по дому Элизабет, а затем снова посмотрел на Фей.

— Я работаю над этим.

Она поблагодарила меня, потом вылезла из моей машины и пошла к своей.

— Тристан? — сказала она, потирая нос.

— Да?

— Сегодня я была слишком незрелой и сломленной, но ты справился с этим, с моими детскими штучками, как чемпион, как будто настоящий отец. Чарли очень повезло, что у него был такой отец, как ты.

Я улыбнулся. Она понятия не имела, как много это для меня значило.

— Оу! — воскликнула она. — И прости, что называла тебя мудаком.

— Ты не называла меня мудаком.

Она кивнула.

— Поверь мне. Называла. И еще кое-что, чтобы поблагодарить тебя… — она поспешила к окну спальни Элизабет и постучала. Когда Лиз открыла окно, я ничего не мог поделать, только улыбнуться. Она всегда такая красивая. Всегда.

— Эй, Лиз? — сказала Фей, глядя на сонную лучшую подругу.

— Да?

— Подари этому парню минет сегодня, как спасибо от меня, — она улыбнулась, наклонилась и поцеловала Элизабет в щеку. — Ночи, детка, — с этими словами Фей унеслась прочь, выглядя гораздо счастливее, чем когда она плакала чуть раньше. Иногда все, в чем нуждается разбитое сердце — это пакет с дерьмом и немного огня.

Элизабет выползла из окна, подошла ко мне, и я притянул ее в свои объятия.

— Ты что-то сделал для моей подружки сегодня? — спросила она.

— Я думаю, да.

— Спасибо тебе, — она притянула меня ближе и опустила свою голову на мою грудь. — Детка?

— А?

— Что за запах?

— Поверь мне… — я посмотрел вниз на свои носки, которые были белыми, а теперь стали наполовину коричневыми. — Ты не захочешь знать.

Элизабет

— Ну, не стой, просто уставившись на меня. Ты не рада видеть меня? — улыбалась мама, стоя на моем крыльце с чемоданом в руках.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я растерянно. Я посмотрела в сторону «БМВ», стоящего перед моим домом, гадая, во что, ради всего святого, моя мать вляпалась на этот раз, или точнее в кого.

— Что? Твоя мать не может навестить тебя? Ты не отвечала на мои звонки, и я скучала по своей дочери и внучке. Это такое преступление? Ты даже не обняла меня!

Я наклонилась, чтобы обнять ее.

— Я просто удивлена, увидев тебя здесь. Прости, что не звонила, была занята.

Она прищурила глаза.

— У тебя на лбу кровь?

Я пробежалась пальцами по своему лбу и пожала плечами.

— Кетчуп.

— Почему у тебя на лбу кетчуп?

— Я ХОЧУ СЪЕСТЬ ТВОИ МОЗГИИИИИИИ! — прокричал Тристан, шагая по гостиной и следуя за зомбированной Эммой со спагетти в руках и кетчупом, стекающим с лица.

Мама наклонила голову влево и проводила взглядом Тристана.

— Теперь я понимаю, почему ты была занята.

— Все не так, как кажется… — начала я, но Эмма прервала меня.

— Бабуля! — закричала она, пробегая мимо и прыгая к маме на руки.

— Мой маленький сладкий персик, — проворковала мама, обнимая Эмму и пачкаясь в кетчупе. — Ну, что за беспорядок здесь сегодня?

— Тик, мама и я играли в зомби и вампиров!

— Тик? — мама повернулась ко мне и приподняла бровь. — Ты позволила мужчине по имени Тик войти в твой дом?