Кирилл удержался от того, чтобы дернуться или вообще послать ее к собачьим чертям. Решил все же уточнить:

— Так ты своего Рому до сих пор, что ли, любишь?

— Нет, конечно, — она всхлипнула. — Это прошло моментально… тогда. Прошло сразу до ненависти, а потом зажило до равнодушия… Я такой боли даже ему бы не пожелала. Он был очень хорошим, и я не понимаю, почему все вышло именно так. Он был самым важным… Я потому так в Вадима и уцепилась. Думала, что он вытащит меня из этого… А он оказался…

Она говорила что-то еще, а потом расплакалась. И этого Кирилл уже не вынес. Он соскочил с бампера, сжал кулаки, а потом не выдержал и схватил ее за плечи:

— Не смей! — Ксюша совсем растерялась и хлопала теперь мокрыми ресницами. — Не смей при мне реветь из-за других парней!

Нервно отступил и крикнул на ночной город свысока что-то нечленораздельное. Зажмурился и попытался взять себя в руки. Когда она осторожно тронула его за плечо, вздрогнул и откинул руку.

— Кир… Почему?

Он запрокинул голову и расхохотался в небо. Получилось не очень весело, но ему было плевать.

— Кир… Что с тобой?

Он попытался успокоиться, шумно выдохнул.

— Ты совсем дура, да?

Она покачала головой, но уже во взгляде читалось понимание. Несложно свести вместе то, что они в последнее время неразлучны, их поцелуи, их бесконечные объятия. Их танцы на грани фола. И полное отсутствие каких бы то ни было девушек у "неисправимого бабника". Какой чушью она могла объяснять себе это, если все было предельно очевидно? Но Кирилл решил уже добить тему, раз начал. Теперь говорил устало, спокойно:

— Я… не могу слышать, что кто-то для тебя был важным. Важнее, чем я сейчас.

Теперь она смотрела на него с каким-то страхом:

— Но я думала, что мы друзья…

— Да, друзья! — он пытался остановить сарказм, но тот находил выход. — Почти братья! Ты не волнуйся, братюня, все так и останется! Так что там про твоего любимого Рому, я не дослушал?

— Кир, — она протянула к нему руку, но он отшатнулся. — Я… мне нужен был только друг… Я поэтому…

Он поморщился, жалея о своем поведении и о том, что самолично отсек все достигнутое. Но при этом и почувствовал некоторое облегчение, что наконец-то высказался. Снова вздохнул:

— Извини. Я знаю, что тебе нужен был только друг.

— Кир, — теперь она смогла неуверенно улыбнуться. — А это серьезно? Потому что… ну, ты ведь такой… У тебя же всегда несерьезно. Быстро пройдет…

— Точно быстро пройдет! Ты только то свое синее платье больше не надевай, братюня, потому что пока не прошло — я тебе еще и до одури хочу. Доведешь до греха — сама будешь виновата.

Ксюша долго думала, пока они ехали в машине, но видя, что он пришел в свое обычное расположение духа, решилась спросить:

— Кир, а сколько длились твои самые долгие отношения?

— Месяц, — уверенно ответил он. — Целый месяц! А ты считаешь меня несерьезным. Правда, она тогда в летний лагерь уехала сразу после того, как мы встречаться начали. А когда через месяц вернулась, я ей сообщил, что мы расстаемся.

Ксюша не выдержала и рассмеялась. Кирилл изо всех сил старался выглядеть легкомысленным — только в этом случае она и сможет отнестись к его признанию легко.

— Кир, а как нам теперь с тобой общаться?

— Как раньше. И да, ты идешь на этот школьный сбор. Я теперь сам хочу на твоего Рому посмотреть — авось и тоже в такое сокровище влюблюсь лет на десять!

Она его толкнула в плечо, призывая к порядку. Он внял:

— Все нормально будет, Ксю. Будем общаться по-дружески, — услышал, как она облечено выдыхает. Она пока не признается себе в этом, но сейчас больше всего боится его потерять. Так что можно и друга из себя поизображать. Но уж слишком рьяно она свое облегчение демонстрирует, какие-то пределы у наглости должны же быть! Поэтому он закончил: — И если вдруг тебя интересует мое мнение, то я не против и дружеского секса.

Она тут же недовольно засопела, чего он и добивался.

И хоть Кир заверил ее, что ничего не изменится, все сразу же изменилось. Во-первых, изменилось восприятие Ксюши — она теперь без труда задним числом угадывала за каждым его словом и поступком мотив, удивляясь только собственной наивности. Да и нельзя было сказать, что она этого не чувствовала — наоборот, и сама к нему приклеилась, что не отлепить. Скорее всего, все дело было в том, что она, уже понимая, к чему все идет, боялась этого пути, потому и закрывала глаза на очевидное. Ксюше нравился Кир — причем со всеми своими недостатками и почти полным отсутствием достоинств. Нравился какой-то сущностной своей природой и тем, какой становилась сама она в его присутствии. Но влюбляться в него она не собиралась, понимая, что в таких отношениях они бы сразу начали играть разные роли. Для Ксюши Кир мог бы стать «самым важным», но сам он не умел на чем-то или ком-то останавливаться надолго. Легкомыслие — обратная сторона его легкости, одно без другого невозможно. Он ей нравился именно по той же причине, по которой она не могла дать их отношениям шанс.

Однако все эти умозаключения не отменяли факта, что она к нему приклеилась. Кир не начал избегать ее общества, но пропала беззаботная близость, которая неизбежно теперь бы выглядела двусмысленной. Ксюша скучала по непринужденным объятиям, по его теплой ладони. И даже когда она специально споткнулась на крыльце «Нефертити» — Кир поддержал за локоть и тут же отпустил. Какая же пропасть между «под руку» и «за руку» — конечно, она была дурой, раз этого не замечала! Ксюша скучала по своим заблуждениям. Она бы предпочла продолжать заблуждаться и держать его за руку.

Конфликт на этой почве назрел очень быстро.

— Кир, я замерзла!

— Садись тогда в машину, увезу тебя домой, пока ты при этих плюс тридцати себе что-нибудь не отморозила.

— Я не хочу домой!

— Тогда попрыгай.

— Кир!

Он понимал все ее метания — оттого-то и улыбался так уверенно.

— Что? — даже бровь приподнял, показывая, насколько наслаждается процессом.

Ксюша решила настоять, раз и без того все уже было понятно:

— Обними меня!

— Не хочу, — сказал это так спокойно, что Ксюша на самом деле начала чувствовать озноб.

Она помялась, но попыталась унять нарастающее раздражение:

— Так я тебе больше не нравлюсь?

Кир расхохотался, но не стал дожидаться и ее поддержки в веселье:

— А ты хотела бы продолжать мне нравиться?

Он не ответил прямо. Вполне возможно, что его легкомыслие уже дает свои плоды, и Ксюша застала себя на отголосках его чувств. И тем не менее, она видела причины, чтобы в этом сомневаться. Поэтому решила поиграть по его правилам:

— Я бы не хотела потерять друга в твоем лице!

— А что не так? Вернешься домой — загляни в словарь. Уверен, там слово «дружба» найдется. И убедишься, что я полностью соответствую.

Ксюша начала понимать. До сих пор их отношения частенько вываливались из рамок дружбы, а теперь Кир зачем-то решил провести четкую границу — это можно, это нельзя. И при этом не демонстрировал и малейших признаков того, что самого его эта ситуация хоть немного тяготит. Он со своей ролью определился, поэтому среди мечущихся Ксюша осталась одинока. Ей отчего-то очень важно было узнать:

— Так я нравлюсь тебе еще или нет?

Он усмехнулся. Это ведь Кир — человек-антисмущение! Ей ли сбивать с толку профессионала?

— Ты мне очень сильно нравишься, Ксю. Больше, чем мне бы хотелось. Но я не любитель безответности, поэтому долго это не продлится. Надеюсь. Не потому, что ты мне нравишься недостаточно сильно, а потому, что я просто не выдержу. Да и не хочу выдерживать.

Слово «безответность» неуместно резало слух. Но Ксюша только кивнула, чтобы он продолжал:

— Я рассматриваю это как совместный инвестиционный проект. Я свою часть выполнил и перевыполнил, там остались только твои инвестиции. Плох тот инвестор, который вывозит и за себя, и за того парня. Справедливо?