Запах мужчины.

Моего первого мужчины.

Я поняла, что он хранился где-то в закоулках моей памяти. И почувствовала, что таю все сильнее.

Очнувшись, быстро убрала рубашку от своего носа. И нацепила привычную маску в меру злобной стервочки. Потому что Алекс уже спрыгнул вниз, триумфально потрясая добытой веткой с шишками.

— Ну что, заслужил я свидание? — произнес Алекс, удержав меня за руку.

Мы остановились у моего дома. Я собиралась выйти из машины.

Шишки с ветки были ободраны и по-братски поделены. Алекс надел рубашку, но так и не застегнул.

Все пытается впечатлить меня своим рельефным прессом и потрясающими косыми мышцами. Да, я впечатлена! Но ему не обязательно об этом знать.

— Возможно, — произнесла я.

Но все будет не так, как ты планируешь!

— Что значит: “возможно”? — возмутился он. — А кто с риском для жизни добывал шишки?

— Ты, конечно, герой. Но у меня есть одно условие.

— Не нравится мне это… Что за условие?

— Держать руки при себе. Не прикасаться ко мне. Вообще.

— Это какой-то беспредел!

Алекс сжал мою ладонь.

— Это единственный вариант. Не согласен — поищи себе другие развлечения.

— Другие мне не интересны, — выдал он.

И вздохнул.

— Даешь слово? — спросила я.

— Даю.

— Может, ты отпустишь мою руку?

Я собралась выходить из машины, он меня держал.

— Свидание-то еще не началось.

— До завтра!

Я вырвала ладонь.

— Я тебя провожу.

— Не надо. Спокойной ночи. И спасибо за шишки.

— Всегда готов обеспечить даму шишками!

Определенно, слово “шишка” теперь опошлено навсегда!

Светлана

Я редко выхожу из дома без макияжа. И я почти всегда очень стильно и модно одета.

Не то чтобы я чувствую себя без всего этого неуверенно… Наверное, все же, да.

Мой безупречный, гламурный и сексуальный облик — это своеобразная защита. Маска, за которой я прячусь.

Я красивая, я шикарная. Я уверенная в себе — такой я предстаю перед миром.

А то, что ночами я просыпаюсь от страха, что у меня ничего не получится, что моя фирма прогорит и останусь ни с чем… И то, что иногда мне хочется плакать от одиночества и отсутствия сильного плеча рядом… Это мои проблемы. Никто об этом не знает.

На свидание с Алексом я оделась довольно откровенно. Хотела надеть что-нибудь поскромнее, чтобы не провоцировать его лишний раз. Чтобы мы могли просто поговорить.

Хотела — но не смогла.

Когда на мне скромное платье, я чувствую себя робкой мышкой Светой. А мне нужно быть уверенной в себе стервой Ланой!

Так что Алексу сегодня предстоит непростое испытание. Держать себя в руках, когда на мне узкая длинная юбка с разрезом до середины бедра и топ с открытыми плечами. Грудь, хотя и закрыта тканью, очень хорошо подчеркивается кроем.

Я выгляжу потрясающе!

И это придает мне смелости.

— Мама, ты такая красивая, — произнесла Сонечка.

Она наблюдала, как я крашу губы помадой.

— Спасибо, доча.

— Можно, я тоже накрашу губы?

— Ты еще маленькая…

— Ну, пожалуйста! Я тоже хочу быть красивой.

— Ты у меня самая красивая! Безо всякой помады.

— Ты тоже красивая без помады. Но зачем-то красишься…

На это мне возразить было нечего. Я присела и пару раз провела по губам дочки помадой оттенка “Поцелуй вампира”.

Она счастливая, закружилась, ухватившись за подол платья. А потом встала перед зеркалом и состроила такую высокомерную рожицу, что я чуть не зарыдала от смеха. Держитесь, мальчишки! Лет через десять вы будете складываться в штабеля у ног этого чертенка…

Я привезла Соню к маме. Припарковалась, увидела, что перед маминым подъездом, на двух лавочках, собрались местные бабульки и тетки с самыми злыми языками в округе.

Сейчас они перемоют мне все косточки!

Еще и у Сони губы накрашены. Ко всем остальным обвинениям я теперь буду еще и плохая мать.

Да пошли они все!

Достали. Вечно провожают меня осуждающими взглядами. И судачат за спиной.

— Добрый вечер! — произнесла я, проходя мимо.

— Здравствуйте! — пролепетала моя временами вежливая девочка.

Но, это, конечно, не защитит наши косточки от тщательного перемывания.

— Куда собрались такие красивые? — приторным голосом спросила тетя Лида, мамина ближайшая соседка.

— К бабушке! — ответила Соня.

Я промолчала. Отчитываться перед ними я точно не собираюсь.

Пока я шла обратно и садилась в машину, они дыру прожгли у меня на спине!

Я для них лакомый кусочек. Можно дать волю своей злобной фантазии.

Одинокая — значит, гулящая. Растит ребенка одна — тем более! Нагуляла неизвестно от кого. Однозначно, шлюха.

Ездит на новом авто — знаем мы, как она на него заработала.

И неважно, что машину я взяла в кредит. И что мужчины у меня полтора года не было.

Все равно — шлюха.

Ага, именно так. Клиенты каждый день имеют мой мозг во всех позах!

Как же мне нравится жить в новом доме! Там никто не сидит на лавочках и не судачит за твоей спиной.

Но у мамы я бываю почти каждый день. Как будто и не переезжала!

Алекс

Значит, нельзя распускать руки. Ладно. Не проблема.

То есть, проблема, конечно.

Мне все время хочется потрогать Мышку. А непослушная левая вообще не спрашивает моего разрешения, беззастенчиво лапает все, что оказывается в пределах досягаемости.

Но я справлюсь.

Я же не псих озабоченный. Могу и просто поговорить.

Бли-ин…

Мышка точно хочет моей смерти. На ней длинная юбка, но такая узкая, что ее, считай, нет. И с таким разрезом, что ее стройная ножка видна почти до самого основания.

Моя непослушная левая сразу зачесалась от желания лечь на обнаженную коленку. Правая страстно мечтала оказаться на груди Мышки, упакованной в какую-то скользкую ткань. Ну а младшенький… его вообще парализовало! В стоячем положении, естественно.

Я неловко вскочил, отодвинул стул для своей дамы, и сразу плюхнулся обратно.

Чтобы скрыть явные признаки радости от вида Мышки, которые демонстрировал младшенький.

— Ты офигительно выглядишь. Это часть плана?

Мышка высокомерно задрала носик.

— Какого плана?

— Довести меня до цугундера.

— Ага.

Но вообще она выглядела то ли уставшей, то ли грустной, то ли сердитой.

— О чем печалишься? — спросил я.

— А, — махнула рукой она.

— Расскажи. Я умею слушать.

— Да бабки достали! — воскликнула она.

И поведала мне о каких-то злобных соседках, которые судачат у нее за спиной, а потом еще и ее маму достают своим фальшивым сочувствием. Вот, мол, бедная твоя дочка, никак у нее жизнь не сложится…

— Тебя это задевает? — удивился я.

Лично я бы положил на соседок здоровый болт и вообще не заморачивался.

— Нет, но… Да! Не люблю, когда меня жалеют. И осуждают. И вообще…

— Я понял. Хочешь, я проведу среди них разъяснительную беседу?

— В смысле?

— Ну, приду в ваш двор, сяду на лавочку. И расскажу всем бабкам и теткам, что они злобные старые перечницы, а ты — самая чудесная девочка.

— Так и сделаешь? — рассмеялась Мышка.

— Даже не сомневайся. А, если не поможет, приму более жесткие меры.

— Какие?

— Возьму в заложники самую злобную бабку и заставлю ее вязать носки на целую роту.

Мышка расхохоталась.

Мне удалось поднять ей настроение!

Мое же настроение сделало странный кульбит. Теперь грустно стало мне.

Я впервые всерьез задумался о том, как Мышка жила все эти годы, пока мы не виделись. Судя по всему, ее жизнь была не такой уж радужной.

Раз ее задевают все эти злые пересуды, значит, в ее душе нет покоя. “Не люблю, когда меня жалеют”, - произнесла она. Значит, ее жалели. Значит, тому были причины.

Мышка, даже несмотря на все метаморфозы с фигурой, все еще кажется мне забавной маленькой девчонкой. У меня в голове не укладывается, что она мама. Даже несмотря на то, что лично знаком с ее чертовски обаятельной дочкой.