Они, и правда, немного похожи. И это неудивительно. Ведь они двоюродные сестренки! Но они об этом никогда не узнают.

И зачем я выпила столько вина?

Мысли расползаются. И хочется реветь. Но я не буду. Соня пробежала мимо, я хотела ее поймать, но она увернулась. Врезалась в Алекса.

Он поднял ее на руки, посадил на шею. Скачет с ней, притворяясь лошадкой. Козлина ты Алекс, а не лошадка!

А, может, это я во всем виновата? Может, это я с самого начала повела себя неправильно?

Когда мы встретились, я была одета вызывающе, если не сказать развратно. Он сразу увидел во мне сексуальную штучку, а не человека. Он даже не узнал меня поначалу!

Все начиналось, как легкий флирт. Как веселое приключение. У меня было игривое настроение, мне вдруг захотелось немного поморочить ему голову…

Зачем вообще я все это начала?!

Увидев и узнав его, надо было бежать, как от огня! Не приближаться и, тем более, не провоцировать.

Я уже один раз очень сильно обожглась. И снова, как глупый мотылек, полетела на это пламя…

Я сижу с краю стола, делаю вид, что увлечена шашлыком. Не устраивать же истерику на глазах у всех! Придется теперь терпеть до конца этих дурацких посиделок.

Я налегаю на шашлык, запиваю чаем и чувствую, что в голове проясняется. Хмель меня покинул. Зато осенила гениальная мысль: я легко могу сбежать! Скажу, что позвонил клиент, что мне надо ему что-то показать…

Точно!

Пытаюсь вспомнить, где оставила сумку с телефоном. А Алекс тем временем подходит к столу, где сидит и болтает вся компания. За его руку держится Соня.

Она что-то ему говорит, он к ней поворачивается, они улыбаются другу другу… совершенно одинаковыми улыбками! А потом оба смотрят на нас.

У обоих голубые глаза с серым отливом, обрамленные длинными ресницами. Одинаковой формы, с одинаковым прищуром.

Сейчас не заметить их сходство просто невозможно!

Я слышу голос Лидии Викторовны:

— Посмотрите, как они похожи! Просто поразительно.

— Я тоже заметила, — говорит Марина.

И смотрит на меня.

— У них совершенно одинаковые глаза, — потрясенным шепотом произносит моя мама.

И тоже поворачивается в мою сторону. В ее взгляде — неверотяное изумление.

Кирилл молчит. Но по его лицу я вижу, что он уже сделал выводы.

Я смотрю на Алекса. Он удивленно хлопает глазами. Кажется, до него еще не дошло… но через несколько секунд он все поймет. Или ему объяснят.

Боже! У меня земля уходит из-под ног.

Кажется, я сейчас грохнусь в обморок…

Алекс

— А когда у Сони день рождения? — спрашивает Маринка.

Все гости, включая Мышку, таращатся на меня с очень странными выражениями на лицах. Они только что говорили, что мы с Соней похожи. Правда, что ли?

— Мой день рождения 30 апреля! — выпаливает Соня. — Еще долго ждать. Сначала будет зима, потом весна… а потом мой день рождения.

Она вырывает свою ладошку и бежит к Захару, который забрался на лестницу и пускает мыльные пузыри над головой смеющейся Маши.

— Ты же хотела шашлык… — говорю я ей вслед.

Но думаю уже не об этом.

День рождения Сони 30 апреля. Значит, она была зачата приблизительно… 30 июля семь лет назад.

— А когда Алекс в последний раз приезжал к нам на каникулы? — тетя Оля поворачивается к Кириллу.

Кажется, до этого она задавала какие-то вопросы Мышке. Но та не ответила.

Я смотрю на Мышку. Она сидит бледная, сжав губы, вцепившись напряженными пальцами в пустой бокал. Глаза опущены, она выглядит так, как будто хочет испариться или провалиться сквозь землю.

Семь лет назад… Как раз семь лет назад я в последний раз приезжал к Кириллу. В августе начались сборы. Значит, как раз в конце июля мы с Мышкой…

Ноги подгибаются. Я тяжело опускаюсь на стул.

Неужели?

Не может быть!

Я не могу в это поверить…

Но лицо Мышки красноречивее любых слов. Она на секунду поднимает глаза, мы встречаемся взглядами, и я сразу понимаю: это правда.

Время замедляется. За столом раздаются голоса, но я не понимаю смысла слов.

Оборачиваюсь и смотрю на Соню. Она бежит по траве, размахивая волшебной палочкой, ее растрепанные волосы развеваются, она что-то кричит и радостно хохочет.

Я ничего не слышу. Меня как будто оглушило мощным взрывом. Что-то похожее я испытывал, когда меня ранило в первый раз.

Соня движется, как в замедленной съемке, без звука.

Моя девочка. Моя дочь.

Я шепчу эти слова, но их смысл до меня, кажется, не доходит.

Я — отец Сони. Мышка забеременела в тот наш единственный раз и родила дочку. Воспитывала ее одна, в то время как меня носило по свету.

У меня есть ребенок. Вот уже семь лет…

И я ничего об этом не знал.

Я отрываю глаза от Сони. Глухота внезапно проходит. Я слышу детский смех, чириканье птичек. И — оглушительное молчание со стороны взрослых участников нашего застолья.

— Почему ты мне ничего не сказала? — с трудом выговариваю я, глядя на Мышку.

— Как я могла сказать? — произносит она срывающимся голосом. — Я даже не знала, где ты! И потом — ты сразу меня предупредил, что у нас не может быть ничего серьезного…

На этих ее словах Кирилл вскакивает, несется ко мне, залепляет кулаком в челюсть.

Я медленно падаю в траву. На спину. Вместе со стулом. Лежу, смотрю в небо, даже не пытаясь встать. Легкие белые облака плавно ползут по голубым просторам. Мои мысли сейчас ползут примерно так же.

Спасибо, Кирилл. Именно это мне и было нужно — хороший удар в челюсть. Чтобы мозги встряхнулись.

Получается, я — феерический мудак.

Редкостная козлина.

Заделал Мышке ребенка и ушел играть в солдатики, оставив ее расхлебывать все это одной.

Да, я ничего не знал. Но мог бы узнать!

Даже сейчас — мог бы произвести несложные расчеты и понять, что к чему. Конечно, меня сбило с толку сообщение про аспиранта… но можно было включить мозги и допереть до всего.

Мало, ты, Кирилл, мне врезал. Давай еще.

Внезапно надо мной появляется лицо Сони.

— Зачем вы его уронили? — обращается она к кому-то.

Наверное, к Кириллу.

— Вы что, деретесь? — снова спрашивает она.

— Мы играем, — говорю я.

И сажусь, отбрасывая стул в сторону.

— Когда мы на продленке так играем, нас ругают! — заявляет Соня.

Моя дочка.

— Тебе не больно? — спрашивает она.

Протягивает руку, касается моей щеки своей маленькой теплой ладошкой.

В носу предательски щиплет, в горле растет твердый ком… Нежные пальчики моей дочки пробили огромную дыру в сердце. Оно обливается слезами и, возможно, они сейчас прорвутся наружу.

— Соня, ты… — говорю я.

Внезапно на мой рот опускается ладонь Мышки. Они присела рядом и в прямом смысле слова заткнула меня. Она что, боится, что я скажу Соне правду?

— Ты, что ли, бьешь Алекса по губам? — звучит взволнованный и любопытный голос.

— Нет. Просто рот закрываю.

— Зачем?

— Чтобы муха не залетела, — говорю я сквозь ладонь Мышки.

— Нет тут никаких мух! — бурчит Соня. — Только стрекозы летают.

Мышка убирает ладонь от моего рта. Смотрит на меня умоляющим взглядом.

Да я не собирался вот так, без подготовки, обрушивать на ребенка новость! Я же понимаю, как это может ошеломить…

Соня окидывает взглядом всех взрослых, которые, оказывается, застыли в живописных позах и наблюдают за нами.

— Чего вы все на него злитесь? — внезапно спрашивает она. — Алекс хороший! Не надо его обижать.

И гладит меня по голове.

Ну, все.

Сейчас я точно разревусь.

— Никто его не обижает, — возражает Мышка.

— То комаров на нем убиваете, то мух ловите. То роняете его в траву!

— Мы больше не будем, — успокаивающе произносит Мышка. — Иди, поиграй с Машей и Захаром.

Соня убегает. Мышка встает.

Я запихиваю подступившие слезы обратно. Смотрю на нее снизу вверх.

— Прости меня, — говорю я.